Американская трагедия. Книга 1 - Драйзер Теодор - Страница 25

• Предыдущая
• 25/60
• Следующая

— Увольте меня сегодня от ваших коктейлей, — весело, но решительно заявил Ретерер. — Я сказал, что не буду сегодня много пить, — и не буду. С меня довольно стакана рейнвейна с сельтерской.

— Нет, вы только послушайте! — негодующе воскликнул Хегленд. — Он начнет с рейнвейна! И это он, старый любитель манхэттенского! Что с тобой стряслось, Томми? Ты ведь, по-моему, хотел повеселиться?

— Я и хочу, — возразил Ретерер. — Но разве нельзя веселиться, пока не вылакаешь все, что только тут найдется выпить? Сегодня я хоту быть трезвым, не хочу больше получать выговоры по утрам и не получу, если буду понимать, что делаю. В прошлый раз я насилу выполз на работу.

— Верно! — поддержал Артур Кинселла. — Я тоже не хочу напиваться так, чтоб терять голову. Но пока еще рано об этом беспокоиться.

— А ты, Хигби? — обратился Хегленд к глазастому пареньку.

— Мне тоже манхэттенского, — сказал тот, и, взглянув на официанта, стоявшего рядом, спросил: — Как делишки, Дэннис?

— Не могу пожаловаться, — ответил официант. — Последние дни совсем хорошо. А как дела в отеле?

— Прекрасно, прекрасно, — весело ответил Хигби, изучая меню.

— А ты, Грифитс? Что ты будешь пить? — спросил Хегленд.

Он был избран церемониймейстером, чтобы следить за выполнением заказов, заплатить по счету, дать чаевые, и теперь исполнял свою роль.

— Кто? Я? О, я… — воскликнул Клайд, немало смущенный этим вопросом.

Ведь он еще никогда до этой минуты не прикасался к чему-либо крепче кофе или мороженого с содовой водой и теперь был немного испуган веселой развязностью, с какою остальные заказывали коктейли и виски. Конечно, он не может зайти так далеко… однако он давно знал из их разговоров, что в такие вечера они все пьют, и не представлял себе, как можно отстать от остальных. Что они подумают о нем, если он откажется выпить? Попав в эту компанию, он с самого начала старался казаться таким же искушенным светским человеком, как и они. И все же он ясно чувствовал за плечами те годы, когда ему непрерывно твердили об ужасах пьянства и дурной компании. В глубине души Клайд давно уже восставал против всех этих текстов и изречений, на которые всегда ссылались его родители, и глубоко презирал за тупость и никчемность оборванную толпу бездельников и неудачников, которых в миссии Грифитсов пытались спасать, — и все же теперь он заколебался. Пить или не пить?

Он колебался лишь какую-то долю секунды, когда в нем заговорило прошлое, потом сказал:

— Что ж, я… я тоже выпью рейнвейна с сельтерской.

Он понимал, что такой ответ — самый легкий и безопасный. Невинный характер этой смеси — рейнвейна с сельтерской — уже был подчеркнут Хеглендом и остальными. И все же Ретерер заказал себе именно рейнвейн, — это обстоятельство, как чувствовал Клайд, делало и его собственный выбор не столь заметным и смешным.

— Что делается! — в притворном отчаянии воскликнул Хегленд. — Он тоже хочет пить рейнвейн с сельтерской! Давайте что-нибудь предпримем, а то, видать, наша вечеринка кончится к полдесятому.

Дэвис Хигби, гораздо более резкий и шумный, чем можно было предполагать по его приятной внешности, повернулся к Ретереру:

— Чего ты спозаранку завел эту муру насчет рейнвейна с сельтерской. Том? Не хочешь повеселиться сегодня?

— Я же сказал почему, — ответил Ретерер. — И потом, когда мы в прошлый раз зашли в тот притончик, у меня было сорок долларов, а вышел я оттуда без единого цента. На этот раз я хочу знать, что со мной творится.

«Тот притончик», — подумал Клайд, слушая разговор. Значит, после ужина, когда все порядком выпьют и поедят, они отправятся в одно из тех мест, которые называются притонами, в такой дом. Тут не могло быть никаких сомнений. Он понимал, что это значит. Там будут женщины… дурные женщины… развратные женщины… Но как же он? Неужели он тоже…

Впервые в жизни Клайду представлялась возможность, которой он давно жаждал: узнать наконец великую, соблазнительную тайну, что так давно влекла его и сбивала с толку, манила, но и пугала. Хотя он много думал обо всем этом и о женщинах вообще, он никогда еще не был близок ни с одной. А теперь… теперь…

Он вдруг почувствовал, что его бросает то в жар, то в холод. Лицо и руки стали горячими и влажными, он ощущал, как пылают его щеки и лоб. Странные, быстрые, заманчивые и тревожные мысли проносились в его мозгу. Мороз пробегал по коже. Он невольно рисовал себе соблазнительные вакхические сцены — и тотчас пытался выбросить их из головы, но напрасно: они возвращались снова. И ему хотелось, чтобы они возвращались, — и не хотелось… И за всем этим скрывался испуг. Но неужели же он такой трус? Остальных все предстоящее ничуть не тревожило. Они были очень веселы. Они смеялись и подшучивали друг над другом, вспоминая кое-какие забавные истории, которые произошли с ними во время последнего кутежа.

Но что подумала бы его мать, если б узнала? Мать! Он не смел думать ни о ней, ни об отце и поспешил прогнать мысль о них.

— А помнишь, Кинселла, ту маленькую, рыженькую, в доме на Пасифик-стрит? — воскликнул Хигби. — Она еще упрашивала тебя бежать с ней в Чикаго?

— Конечно, помню, — усмехнулся Кинселла, наливая себе мартини: ему как раз подали вино. — Она даже хотела, чтобы я бросил отель. Обещала, что поможет мне взяться за какое-нибудь дело. Говорила, что мне вовсе не придется работать, если я останусь с ней.

— Да, тогда у тебя была бы только одна работа! — заметил Ретерер.

Официант поставил перед Клайдом бокал рейнвейна с сельтерской. Глубоко взволнованный, заинтересованный, восхищенный всем слышанным, Клайд поднял бокал, пригубил вино, нашел, что оно нежно и приятно, и залпом выпил. Он был так занят своими мыслями, что сам не заметил, как это получилось.

— Молодчина, — сказал Кинселла самым дружеским тоном. — Эта штука тебе понравится.

— Да, это совсем неплохо, — ответил Клайд.

А Хегленд, видя, как быстро идет дело, и понимая, что Клайд — совсем еще новичок в этой компании и нуждается в поддержке и одобрении, подозвал официанта:

— Послушай, Джерри! — И прибавил так, чтобы не слышал Клайд: — Того же самого, да побольше…

• Предыдущая
• 25/60
• Следующая