Херувим (Том 2) - Дашкова Полина Викторовна - Страница 61

• Предыдущая
• 61/63
• Следующая

- Доброе утро, Палыч,-сказал он, испуганно озираясь и как будто не замечая Сергея:

- Привет, Лещ, - кивнул Михеев, - надень-ка очки. Посмотри, какой у нас гость.

Старик достал из кармана очки, нацепил на нос, повернулся к Сергею и впился в него маленькими близорукими глазами. В гостиной опять стало тихо. Сергей заметил, что губы старика зашевелились, сначала он бормотал что-то совсем неслышно, потом все громче, словно кто-то внутри него медленно увеличивал звук.

- Паскуда!- услышал Сергей.- Отруби ему нос по самые яйца, Палыч, либо я не выдержу, сам его, гниду, загрызу,- старик шагнул к Сергею.

- Спокойно, Лещ, спокойно, - остановил его Михеев, - видишь ли, у него память отшибло. Ты сначала расскажи ему все, что мне тогда в "Наркозе" рассказал, когда мы с тобой в больничке подыхали оба. Прямо так, как мне, расскажи ему.

- А-а, под стебанутого косишь! - закричал старик.- Не верь ему, Палыч Фуфло гонит!

- Не волнуйся так, Лещик; сядь, остынь, - ласково произнесла Ирина. Посмотри, шрамы у него. В аварию попал, башкой стукнулся. Правда, не помнит.

Старик, продолжая пыхтеть и сверкать глазами, опустился на край кресла напротив Сергея:

- Не помнишь, значит, ничего, гумозник? Ну ладно, слушай. Той ночью я полез на стройку за кабелем. Смотрю, идут двое от станции. Я заныкался между плитами, сижу/не дышу, и все мне видно. Прожектор горит, светло как днем. Машу я сразу узнал. Короче, идет она, быстро так, а ты за ней. Она тебе говорит: "Отвяжись, Герасимов, катись отсюда". Ты ее уламываешь, канючишь, мол, то да се, жить без тебя не могу, за тобой приехал, больной, с температурой, давай, поехали, мол, ко мне, дома никого, только нянька старая, глухая, и плюнул ты на них на всех. А она тебе: "Герасимов, ты что, не понял? Ты мне надоел с твоей температурой! Отвяжись, глупая обезьяна". Она как раз к котловану подходила, тут ты кинулся на нее, схватил за плечи, стал трясти и орать, чтоб она не смела так говорить и никогда не называла тебя глупой обезьяной. А она рассмеялась тебе в лицо и еще раза три повторила: "Герасимов, ты глупая обезьяна!" И попыталась вывернуться из твоих рук. Ты ее пихнул, резко так. Она легонькая, как птичка, отлетела к краю котлована и прямо туда. Я слышу удар, глухой, жуткий и крик. Она крикнула, но слабо совсем. Пока падала, понять не успела, а там уж ее сразу, насквозь. Ты шагнул к краю, глянул вниз. Минуту всего смотрел, а потом драпанул к станции. И все. И нет тебя.

Подхожу я, гляжу, она там лежит и дергается, словно ток через нее пропускают,- старик зажмурился, тряхнул головой,- я же ее маленькую знал, видел, как ее здесь в коляске возили. Спускаюсь туда и сам не соображаю, что делаю. Сначала хотел вытащить из нее железку, потянул и понял - нет, не выйдет. Это штырь, арматура, торчит из плиты. Попробовал поднять, перевернуть, тоже не получилось. Сколько возился там с ней, не знаю. Опомнился, смотрю, сам-то весь в ее кровянке. А ей уж не поможешь. Отходит она. Я говорю, прости меня, Машенька, я ж человек судимый, меня сразу заметут. Тут Палыч прибегает, ну, то есть тогда еще Юрка Михеев. Я едва заныкаться успел, а уйти все не могу, думаю, вдруг все же спасут? Он кричит, бьется над ней, мечется, кинулся за помощью, привел народ к котловану, опять к ней спустился и все голову ей держал, будто она еще что-нибудь чувствовала. В общем дальше понятно, общий шухер, менты. Я, конечно, смылся по-тихому, но потом в себе долго грех этот нес. Когда узнал, кого осудили, думал даже пойти в ментовку и все рассказать, что видел. Но куда мне? Какой я свидетель? Понятное дело, не поверят, а еще и заметут наверняка. Я ж туда воровать залез. А потом мы с Юрой, то есть с Палычем, оказались в, "Наркозе", в больничке, на соседних койках.

Старик замолчал. Было слышно только его тяжелое, хриплое дыхание. Он уже не смотрел на Сергея. Глаза его беспокойно шарили по столу,

- Нет, Лещ, - покачал головой Михеев, - утром я тебе не налью. Вон молочка выпей и съешь что-нибудь.

- А как же? - старик всхлипнул и шмыгнул носом.- А за Машеньку-то? Чтоб земля ей пухом... Налей, Палыч, душа горит, сил нет.

- Все, иди, старик, отдыхай.

Охранник бережно подхватил Леща под руку и повел на улицу. У двери он оглянулся и посмотрел на Сергея.

- Много всякого говна видел, но ты один такой, понял?

После его ухода повисла тишина. За окном щебетали утренние птицы. Неслышно подошел охранник и протянул хозяину коробочку размером со спичечный коробок. Внезапно Михеев прицелился и кинул ее Сергею. Тот едва успел поймать. Это оказалась кассета от диктофона.

- Пусть Герасимов послушает,- усмехнулся Михеев, - авось, память освежит. Если в течение ближайших двух дней он не напишет чистосердечное признание и не отнесет его в прокуратуру, он умрет. Нам уговаривать его надоело. Ирку муж и ребенок во Франции ждут, у меня дел много. Хватит уж с ним возиться.

- Зачем тебе его признание?- тихо спросил Сергей. - Срок давности истек, да и никто не назовет это убийством. Причинение смерти по неосторожности. Максимум два года.

- Я хочу, чтобы меня реабилитировали.

- Посмертно?

-- Не перебивай, майор,- Михеев нахмурился и легонько хлопнул ладонью по столу, - последние три года в "Наркозе" мне каждую ночь снилась встреча с ним. Мне хотелось посмотреть ему в глаза, а потом убить. Но когда я вышел и пожил немного на воле, я понял, что сны мои всего лишь глупенькая, наивная сказка, знаешь, вроде старинной блатной песни про сына прокурора. Там, на зоне, эта романтика меня держала, поднимала высоко. А здесь она только застилала глаза. Пять лет я просто наблюдал, как он живет, и пытался понять, есть ли альтернатива моим романтическим снам? Я мог сто раз убить его, но это было слишком важно для меня, и я не спешил. В этом году, в марте, приехала Ирка, и сказала, что нельзя так долго себя мучить. Надо либо начать действовать, либо забыть и оставить его в покое. И тогда я послал своих людей цеплять взрывчатку к его машине, я хотел устроить что-то вроде стартового хлопка. Сесть в машину ему бы не дали, отвлекли, но взорвалась бы она у него на глазах. Получилось все немного иначе, однако тоже неплохо. Позже, когда Ирка рассказала мне, как он вел себя в спортивном клубе, кстати, это мой клуб, так вот, когда она рассказала, как он там оттягивался и стрелял глазками, я понял наконец, чего хочу: признания. Да, Юра Михеев умер. Но он не был убийцей. А Стас Герасимов убийца. И это должно быть известно, прежде всего ему самому,

• Предыдущая
• 61/63
• Следующая