Тёмные церемонии - Панов Вадим - Страница 1

Африканская ночь – настоящая.

Ещё из тех, первобытных, диких, не волнующая, а пугающая, с того мгновения, как мир потемнеет от первых сумерек. Ночь, в которой органично смотрятся и хищники, и ритуальные жертвоприношения. Ночь, в которую можно уйти и не вернуться.

На этой земле давно стоят большие города, проведены автострады, а девственные горы перепаханы рудными компаниями, над ней летают самолёты, а её обитатели предпочитают копьям и лукам автоматы и гранатомёты. Эту землю постепенно обволакивает большая цивилизация, но на ней ещё сохранилось множество мест, где всё осталось так, как тысячи лет назад. Где человек по-прежнему редкий гость, а ночь хранит столько тайн, сколько не снилось даже астрономам. Ночь, которая смешивает смыслы. Ночь, в которой охотник может в любое мгновение обратиться добычей.

Африканская ночь – настоящая.

В ней стараются вести себя тихо, незаметно, потому что малейший звук – дыхание или шорох травы – укажет на твоё присутствие. Однако птицу, что прилетела на север пустыни Намиб, не заботил шум – для этого она была чересчур велика. Нет, она была огромна. Тьма скрывала облик птицы, но по звуку мощных крыльев можно было без труда понять, что она отличается колоссальными размерами. И, кажется, красотой: перья невероятного создания так причудливо переливались в призрачном свете звёзд, что сомнений в том не оставалось.

Огромная, красивая птица…

Она уселась на обломок скалы, некоторое время молчала, попеременно наклоняя голову то вправо, то влево, прислушиваясь к шорохам ночи и вглядываясь в тьму так, словно могла сквозь неё видеть, а затем запрокинула голову и издала тихий звук. Очень чистый. Очень нежный. Совершенно неожиданный для создания столь грандиозных размеров. В представлении всех гиганты должны отличаться грубыми голосами, но птица плевать хотела на представления. Она запела. Запела, кажется, негромко, но так сильно, что её нежный голос разлетелся далеко-далеко, и все вокруг, все, кто услышал чарующее пение, оставили свои дела и, позабыв об осторожности, направились к скале. Антилопы, страусы, зебры, слоны, носороги, львы, гиены, шакалы… Большие и маленькие, хищники и добыча, все они шли к птице, словно им не достаточно было слышать её голос, но нужно было видеть, нужно было оказаться как можно ближе, нужно было встать рядом и не сводить с огромного создания глаз.

Создания, которое звери чтили. И которому готовы были отдать всё.

Птица опустила голову и внимательно их оглядела.

Странно, но пение не утихло, продолжило звучать, окутывая пришедших на заклание тварей тяжёлым мороком. Голос не умолкал, и в этом был какой-то секрет. Но птица знала, что так будет, для неё это была естественная часть жизни. Голос не умолкал, а птица выбирала первую жертву. Остановила взгляд круглых глаз на антилопе, быстро наклонилась и ударила её клювом. Почуяла кровь, издала клокочущий звук и вцепилась в плоть по-настоящему, жадно утоляя тысячелетний голод. Не доела – ударила львицу. Затем – зебру… Рвала зверей под нестерпимо нежное пение, а когда насытилась – взмахнула гигантскими крыльями и скрылась в темноте.

Не обратив никакого внимания на установленную неподалёку видеокамеру.

Птица не знала, что такое видеокамера.

Некоммерческое общественное объединение по исследованию перспективных и прочих явлений

Москва, Петропавловский переулок

Это был самый обыкновенный, ничем не выделяющийся двухэтажный особнячок, простой и незатейливый – классический, московский, неприметный, – стоящий в самом обыкновенном переулке. И хотя переулок располагался на Солянке, в шаге от Кремля и Старой площади, то есть в районе дорогом и престижном, он не обзавёлся показушным лоском столичного центра, оставаясь ухоженным, но не щегольским, не привлекал внимания ни бедностью, ни богатством. Он просто был, и в ряду его домиков стоял неброский особнячок, окна которого всегда были тщательно зашторены, фасад не уродовали ящики кондиционеров, а слева от входной двери размещалась лаконичная медная табличка:

Ужасное сочетание не разъяснялось даже мелким шрифтом, как это принято в делах обыкновенных, и прохожим оставалось догадываться, что означает сей набор заглавных букв и почему хозяева не сочли нужным его расшифровать.

Металлическая дверь – простая, но надёжная, – открывалась исключительно изнутри и далеко не всем. Случайные посетители сначала долго звонили, дожидаясь неспешного ответа – если хватало терпения, а затем долго беседовали по домофону с охранником, подробно рассказывая о том, кто они и зачем явились. Чаще всего охраннику удавалось убедить посетителей, что они ошиблись и должны обязательно идти прочь, однако убеждал он столь виртуозно и вежливо, что через две-три минуты разговора незадачливые гости начинали искренне извиняться за причинённое беспокойство и откланивались. Охранник радовался и снова пропадал, в переулок возвращались тишина и покой.

Такое отношение к посетителям объяснялось просто: те, кого в особняке ждали, либо открывали дверь собственным ключом, либо въезжали во внутренний дворик через задние ворота, не привлекая внимания и не вызывая ненужного шума. Шум хозяева особняка не терпели, хотя сами его производили умело…

При необходимости.

– Животное! Какое глупое животное! – Стоящий на письменном столе Схинки дёрнул плечом – жест означал высшую степень раздражения – и выплюнул в мир короткое, весьма ёмкое ругательство. Не новое и грубое. – Тупое животное! Скотина! Тварь!

– Птица, – поправила собеседника сидящая в кресле Гранни. Негромко поправила и потому не была услышана.

– Скотина! – повторил орангутан, глядя на застывшую на мониторе Какнис – гигантскую, мощную и очень сильную птицу, клюв который мог перебить хребет слону, а лапы – разорвать носорога. Птицу жестокую, чей клюв был очень часто перепачкан кровью, и птицу красивую. Съёмка велась ночью, не самой качественной видеокамерой, и запись не позволяла оценить роскошь перьев огромной Какнис. Но Гранни доводилось видеть её изображение, и девушка знала, что птица переливается тысячами оттенков, формируя совершенно невероятный, завораживающий образ. Абсолютно соответствующий её чарующему голосу.

– Надо было додуматься устроить обжираловку перед видеокамерой и прославиться на всю планету! – Схинки пнул монитор, без радости проследил его путь на пол, поморщился, услышав грохот, и продолжил: – Я понимаю, что у этой овцы мозгов, как у курицы… хотя она, если вдуматься, и есть курица, только на анаболиках… Но попасться на такой ерунде – это надо уметь! Ведь даже куриных мозгов должно хватить, чтобы заметить, что за тобой следят!