Танцовщица - Драммонд Эмма - Страница 66

• Предыдущая
• 66/101
• Следующая

— В те дни я отбрасывал настоящие чувства, накладывая грим. Она же не смогла понять этого и считала каждую партнершу на сцене моей любовницей. Мы так часто ссорились… но все же жить без нее было невыносимо.

Пораженная признанием мужчины, которого считала неспособным на глубокие чувства, Лейла спросила:

— Но ты никогда не думал бросить театр ради нее?

— Бросить?! — переспросил он удивленно. — Мой голос — это дар от Бога, а театр — призвание. Неужели ты можешь расстаться с этим ради любви?

«Да, да, — кричал внутренний голос. — Ради Вивиана ты готова пожертвовать всем».

— Нет, разумеется нет, — твердо произнесла Лейла вслух. — Кстати, Франц, необходимо договориться о наших репетициях. Если запретят использовать здание театра, то надо перенести пианино ко мне в коттедж. Там мы сможем репетировать с большими удобствами, чем в твоем номере гостиницы. Согласен?

Франц кивнул.

— Вокальные упражнения в домике, расположенном в глубине вельда. Гилберт был бы вне себя от восторга.

— Скорее, вне себя от ярости, кляня буров, не давших нам закончить гастроли, за отсутствие у них художественного вкуса. — Отсмеявшись, она продолжила более серьезно:

— Как ты думаешь, это продлится долго? Франц пожал плечами.

— Я разговаривал сегодня утром с бароном фон Гроссладеном. Он думал, что мы соотечественники, и мне пришлось разочаровать его.

На лице Франца вновь заиграла широкая улыбка, столь характерная для него.

— Я вовсе не желаю быть холодным и упрямым пруссаком, когда во мне бьется сердце настоящего жителя Вены.

— Он показался мне человеком с большим самомнением, — заметила Лейла, вспоминая худенькую женщину с серебристо-белыми волосами, которую тот представил как своего «дорогого друга».

— А кто бы на его месте не был таким? Барон — один из ближайших соратников Родса, с огромным состоянием. Роде практически владеет Кимберли. Компания «Де Бирс» является собственником множества домов, а ее склады ломятся от запасов. Она содержит свое войско, вооруженное до зубов. Основные запасы угля также находятся на территории, принадлежащей компании. Город не выживет без «Де Бирс», а учитывая, что Роде ее владелец, можно говорить, что он хозяин города и всех его жителей. И хотя военные на ножах с Родсом, они по любому вопросу вынуждены обращаться к нему. Именно компания выделила мины, которые расположили по периметру города, а ее работники откомандированы для рытья траншей и возведения укреплений на отвалах земли около каждой шахты. Вокруг протянули мили колючей проволоки, а прожектора освещают каждый метр равнины. В общем, по словам барона, мы в абсолютной безопасности.

— Ты ему веришь?

— Нет… и думаю, что другие также не верят. Стал бы Роде отчаянно взывать о помощи к своим высокопоставленным друзьям, если бы не было опасности?

— Что же нам делать, если буры прорвутся в город?

— Я знаю, что я буду делать, — последовал немедленный ответ. — Я позволю им считать, что, подобно барону, я немец и симпатизирую африканерам. — Быстро улыбнувшись, он добавил: — Если хочешь, можешь сделать вид, что ты моя фрау. И они отнесутся к тебе с огромным уважением.

Не в состоянии придерживаться такого же легкомысленного тона, Лейла, тем не менее, заметила:

— Тебе придется взять и мою служанку с ее дочкой. Нелли, правда, вряд ли удастся выдать себя за немку. Сегодня утром она прибежала в ужасе от распускаемых сплетен, что все женщины и дети будут отданы чернокожим.

Франц обнял ее за плечи и повел за кулисы подальше от пустоты зрительного зала.

— Я тоже слышал эту сплетню, распространяемую бурами. Их женщины много работают, лишены чувства юмора и весьма недоверчивы по отношению к чужакам. Они, должно быть, считают нас безбожниками — особенно тебя, моя дорогая Лейла, — твоя одежда так подчеркивает обаяние женственности и заставляет всех мужчин мечтать о встрече с мисс Дункан.

— Все мужчины будут заняты, защищая жителей города, включая и лишенных юмора трудяг-буров. И у них едва ли останется время восхищаться мною — или любой другой женщиной, — добавила Лейла поспешно, проходя мимо группки хористок, все еще обсуждавших сложившееся положение.

— Ерунда! Именно в такое время людям как никогда нужны красота и нежность. И эта война может предоставить тебе твой самый большой шанс преуспеть, моя дорогая.

— Каким же образом?

— Поймав в сети титулованного мужа, который до скончания века обеспечит тебе место ведущей актрисы, выполнив тем самым твое самое сокровенное желание.

Лейла покачала головой.

— В данный момент, Франц, мое самое сокровенное желание — это покинуть Кимберли. И ни один человек не может его выполнить, за исключением, конечно, командира буров.

Лейла в одиночестве возвращалась в свой коттедж, думая, что даже Лестер Гилберт согласился бы, что поддержание образа таинственности, свойственной ведущей актрисе, едва ли можно назвать важной задачей в условиях осажденного города. Улицы были заполнены жителями, решившими воспользоваться возможностью немного побыть на свежем воздухе, прежде чем начнется комендантский час. Ее продвижение было сильно затруднено многочисленными мужчинами, отдававшими салют или приподнимавшими в приветствии шляпы, предлагая проводить ее домой. Отвечая каждый раз, что она не осмеливается отрывать собеседника от важных дел, Лейла быстро уходила, упреждая поток бурных протестов.

Большинство встречных женщин улыбались ей, хотя отношение некоторых плохо одетых жен голландских поселенцев заставило ее вспомнить недавние слова Франца. Актрис по-прежнему часто рассматривали как дам полусвета, и большинство мужчин, вежливо здоровавшихся с ней, скорее всего, разделяли эти представления. Никто из мужчин ничего не значил для Лейлы, за исключением одного, чье мнение было высказано тоном, явно свидетельствующим о его желании унизить ее, как и он когда-то был унижен ею.

Вдруг Лейла заметила показавшегося невдалеке одинокого всадника. Ее сердце лихорадочно забилось. Сейчас, когда все мужчины оделись в хаки, было трудно различать их, но этого человека она узнала сразу. Они не могли избежать встречи, но каждый инстинктивно замедлил свое движение, пока расстояние между ними становилось все меньше.

Тогда, на вечере, она убежала от Вивиана. Ее молчаливый уход после его жестоких слов был полон достоинства, но все равно это было бегство. Позже она узнала, что он в этот вечер свалился с приступом лихорадки, и заставила себя поверить, что его поведение было вызвано наступающей болезнью. Сейчас же, когда, придержав Оскара, Вивиан замер перед ней, она осознала, что ни одна лихорадка в мире не может так изменить человека. Форма цвета хаки резко отличалась от ярких мундиров, которые он носил в Лондоне, а шлем отбрасывал тень на его лицо. Он мог показаться незнакомцем, но ее сердце и ее тело знали его как никакого другого мужчину.

Молчание тянулось бесконечно, и он, казалось, был бессилен нарушить его. Но все-таки он заговорил первым.

— Ты по-прежнему считаешь, что никогда не освоишь верховую езду?

— А Оскар по-прежнему может выполнять разные трюки по твоей команде? — ответила она вопросом на вопрос.

Проигнорировав ее слова, Вивиан заметил неожиданно резко:

— Похоже, ты достигла своей цели, избавившись от всех помех?

— У меня еще есть к чему стремиться, — бросила Лейла.

— Думаю, ты получишь все без труда. Что, слава настолько сладка, как ты воображала раньше?

— А что, женитьба так же сладка, как ты считал раньше?

— Уж ты-то должна знать все о прелестях семейной жизни, — если, конечно, тот дикарь не врал, утверждая, что он твой муж.

Невозможно было рассказывать историю простой девушки, продавшейся за тридцать шиллингов, поэтому она нашла спасение в еще одной лжи.

— Как ты сам догадался, это было просто частью моего замысла.

Потемневшие глаза Вивиана сказали ей, что слова затронули по-прежнему кровоточащую рану.

— А потом, когда все другое провалилось, возник Миттельхейтер.

• Предыдущая
• 66/101
• Следующая