Обжигающая тишина - Уайт Лорет Энн - Страница 4

– Прости, – шепчет он мне в волосы.

Он держит меня так, как всегда, – крепко и уверенно. И от него пахнет так же, как всегда. Честный мужской запах. На какой-то момент я успокаиваюсь, и меня охватывает нереальное чувство, что ничего не было. Возможно, я никогда не говорила с адвокатом. Возможно, ничего не изменилось. Но наш мир уже не такой, каким он был несколько секунд назад. Обратного пути нет. Мне на ум внезапно приходят чужие слова.

Ты не можешь существовать в этом мире, не оставляя частицы себя, не оказывая влияния – сколь угодно ничтожного – на все и всех, с кем ты встречаешься…

Это слова Джеба.

Иногда ты оставляешь за собой разрушительный след: мятую траву, разбросанные камни. В других случаях твой след почти неразличим, если не знаешь, где искать, и это может быть все равно что следовать за призраком…

Когда он говорил это, то показывал, как находить следы рыси на влажном мху. Мне было пятнадцать лет. Ветви огромных красных кедров над нами дробили солнечный свет на лесном ложе. Это было все равно что находиться в живом соборе; деревья вокруг нас были почти такими же старыми, как Нотр-Дам. В тот день он впервые поцеловал меня.

Частицы себя…

Куинн. Мои шрамы. Моя хромота. То, какой я стала. Все его частицы – частицы прошлого.

Иногда ты оставляешь за собой разрушительный след…

Я прижимаюсь лицом к изгибу шеи Трэя, стараясь избавиться от воспоминаний. Его кожа теплая и немного соленая. Знакомый вкус, означающий безопасность. Он – моя надежная гавань.

– Мне так жаль, Рэйч, – снова шепчет он мне в волосы. – Я не хотел. Это… просто трудно сразу принять такое.

– Знаю, – бормочу я с закрытыми глазами.

– Мы сможем, – говорит он. – Мы сможем, и мы все сделаем правильно.

Я киваю и всем сердцем хочу поверить ему.

Шесть месяцев спустя. Начало октября

Джеб снял шлем и подошел к ограждению обзорного наблюдательного пункта на негнущихся ногах после дальней поездки в северные горы. У самого края обзорной площадки на шоссе № 99 он забрался на бетонную стенку рядом с плакатом «Не кормите медведей». Оттуда он посмотрел на живописный поселок в долине далеко внизу; кучка красочных домов во впадине между густо залесенными склонами с гранитными пиками, вздымавшимися так высоко, как только мог видеть глаз.

Сноу-Крик.

Дом.

Почти через десять лет он был оправдан в суде, и обвинения против него были сняты. Вот так, по решению судьи, он неожиданно вышел из тюрьмы и оказался на свободе, словно рыба, выпущенная из корзины в открытое море. Свободный человек, вольный идти куда угодно. Ни поручительства, ни условий освобождения. Никаких ограничений. Невиновен с точки зрения системы правосудия.

Но не с точки зрения жителей этого городка.

Хотя он покинул отделение максимально строгого режима в Кентской тюрьме, оставались люди, по-прежнему верившие в его порочность и в то, что его освобождение было технической ошибкой, недосмотром полиции. На нем до сих пор оставалось клеймо насильника, преступника и убийцы. Он не был по-настоящему свободен… пока что.

Взгляд Джеба ненадолго остановился на квадратной часовой башне, поднимавшейся в центре городка посреди разноцветных крыш, и на обманчиво пологих склонах Медвежьей горы, где были проложены лыжные трассы. Ряд подвесных кабинок медленно двигался между базой в долине и Хрустальным пиком; оконные стекла поблескивали, когда ловили солнечный свет. Воздух был сухим и прохладным. Здесь, к северу от сорок девятой параллели, уже почти наступил день Благодарения, и курорт готовился к зимнему сезону, смазывая звездочки и ленточные тормоза лыжных подъемников, поддерживавших местную экономику. Потом наступит время грандиозных продаж лыжного снаряжения и одежды. Их называли «индейскими распродажами», и они привлекали массу лыжников из Ванкувера и штата Вашингтон; автомобили вставали в пробках на автостраде от моря до неба. Эта земля принадлежала предкам его матери и использовалась для охоты, но теперь превратилась в известный международный лыжный курорт под управлением семьи Бэнрок, которая разработала инфраструктуру лыжных трасс Медвежьей горы и владела большей частью недвижимости вокруг Сноу-Крик.

Бэнроки превратили снег на склонах этих гор в собственное белое золото.

Взгляд Джеба последовал вдоль линии подвесных кабинок до Тандерберд-Лодж, а затем перескочил на тысячи футов выше, к зубчатым гребням покрытых льдом горных вершин, паривших над сонным городком на фоне пронзительно синего неба.

Эти пики были мерилом необъятного пространства между землей и небом. Их уединенное и безмолвное величие манило его, как и необъятные шелестящие леса. Пока он стоял там, на него наконец снизошел покой. Ощущение принадлежности. Он мог навсегда раствориться в этом первозданном просторе, и ему ли понадобилось встречаться с другими представителями рода человеческого? Он бы солгал, если бы сказал, что не думал об этом, пока был заключен в тесной камере, до стен которой он мог дотянуться, просто раскинув руки. После всего лишь одного часа физических упражнений в день на протяжении почти десяти лет исчезновение в глуши определенно было привлекательным выбором. Но настоящее желание Джеба находилось в населенной людьми долине внизу. Этот городок был его главной целью, потому что кто-то в Сноу-Крик знал, где найти тело Мэрили Цукановой. Кто-то глубоко зарыл этот секрет, и Джеб был здесь, чтобы откопать его. Неважно, какую цену это будет иметь для него или для местных жителей.

Потому что, когда он найдет этого человека (или людей) – когда он найдет тело Мэрили, – то наконец сможет очистить свое имя. Его невиновность будет доказана. Тогда он будет по-настоящему свободен и сможет встретиться со своей дочерью. Лишь тогда он позволит себе войти в ее жизнь. Таково было его обещание Софии и Питеру перед их гибелью, и они кое-что обещали ему в ответ.

Порыв ветра взъерошил его волосы, и Джеб повернулся лицом к нему. Индейское лето. Он уже почти забыл его вкус; эти ощущения, эти звуки. Шепот ветра в его ушах, голоса палой листвы, хрупкой травы, треснувших веточек, тихий шорох в пожелтевших от засухи вершинах хвойных деревьев. Такой диалог между человеком и природой мог произойти только после лютого мороза. Долина была абсолютно сухой и созрела для пожара. Или для дождя.

Джеб посмотрел на запад, где голубые озера, словно бусины, были нанизаны на извилистую нить Грин-Ривер. Его взгляд следовал по течению реки к тому месту, где долина резко сужалась перед базальтовыми скалами. Там находилась старая каменоломня.

Где все это началось девять лет назад.

Тогда тоже была осень, и купы золотистых лиственных крон украшали хвойное декольте горных склонов, где бежали бурные ручьи. Эми и Мэрили исчезли где-то после десяти вечера во время молодежной вечеринки в старой каменоломне. Эми нашли через неделю; у нее не сохранилось воспоминаний о том, что с ней случилось. Мэрили по-прежнему находилась где-то там.

Джеб глубоко вздохнул. Город будет сражаться с ним. Он чужак, парень «с другой стороны» реки. Они будут наблюдать за ним и ждать, когда он оступится, чтобы снова упрятать его туда, где, по их мнению, ему самое место. Или хуже того. Они могут попробовать и это.

Но Джеб был готов. Он был похож на кижучей, косяки которых теперь поднимались по горным рекам: яростные воины с покрасневшими боками, пережившие прожорливых косаток и невидимые сети в водах Тихого океана, когда биологические рецепторы внезапно нацелили их на запах пресной воды и поставили на гибельный путь домой[1]. Повинуясь инстинкту, эти рыбины упрямо плыли против течения, разбиваясь о камни и водопады, чтобы вернуться в тихие горные пруды и озера для спаривания, последующей гибели и превращения в питательный бульон для их потомков.

Как и они, Джеб был глубоко привязан к этому месту. Здесь хранилось его наследие. Здесь находился его дом. Он не даст им снова отобрать все это у него. Он скорее умрет, чем вернется в тюремную камеру.