Мой желанный враг - Сокол Лена - Страница 6

– Да я ведь нищая…

– Ерунда. Ты у меня красавица и умница, ясно? Он себе такую жену здесь в столице не найдет. И даром, что ли, он тебе помогает? Просто так за тобой как привязанный, ходит? Нравишься ты ему, Полина, сильно нравишься.

– И что с того?

– А он тебе нравится?

Конечно, того, о чем пишут в книгах, я к Виктору не ощущала, но нам было интересно вместе. Да и темы для разговоров у нас никогда не заканчивались.

– Нравится, – кивнула я.

– Вот и хорошо. – Мать сжала мою ладонь. – Родственников у него нет, а, значит, свекровь пилить не будет. Парень он хороший, да еще и с деньгами, а стало быть, с ним ты не пропадешь, и не придется больше заплатки на колготки ставить.

– Мам…

– Вот умру я, и куда ты? Вернешься обратно? И что ты там будешь одна делать в этом бараке? А Виктор – это твоя перспектива. Такого мужчину нужно крепко держать, никому не отдавать.

– Мам, ты чего? Какой «умру»?

– Пообещай мне. – Она крепко сжала мою ладонь. – Пообещай, дочь, что не вернешься обратно, что останешься с ним!

– Мам, тебе еще жить да жить. Сколько бог отмерил, все – твое. Плохо вот так заранее о смерти говорить.

– Держись за него, Полина, он – твой счастливый билет, поняла? – не отставала она.

– Поняла, – согласилась я.

Мама умерла через месяц.

В последние дни она была совсем плоха, самостоятельно уже не дышала. Но всякий раз, когда я смотрела ей в глаза, я видела там беспокойство за мою судьбу, и это меня печалило.

Пришлось вернуться в родной городишко, чтобы похоронить ее. Отпевание, скромный крест на могилке, венок с лентой, искусственные цветы – вот и все, на что хватило оставшихся денег. У Виктора я принципиально ничего не брала.

Он пришел на кладбище, сел со мной рядом на скамейку и обнял за плечи. И только в этот момент я дала волю слезам. У меня ведь реально, кроме него, больше никого и не осталось. И ничто не держало меня больше в этом городе.

– Поживешь в моем доме? – тихо спросил Вик.

– В твоем доме?

– Да.

– Нет. Мне лучше снять себе квартиру и начать искать работу, – всхлипнула я.

– Считай, что я нанимаю тебя дизайнером. Обставишь мой дом на свой вкус, все там переделаешь. Бюджет не ограничен. Как тебе?

– Звучит заманчиво, – прошептала я и вдруг заметила, как он дрожит.

Повернулась и наткнулась на его взгляд. Восторженный, просящий, несмелый. И именно в этот момент поняла, что этот мужчина сделает для меня все, что попрошу.

– Хорошо, – сказала я.

И он меня поцеловал.

А я ответила. Неумело, пылко, крайне неуклюже. Но, кажется, ему понравилось. И я вдруг ощутила, что мне теперь есть за кого держаться в этой жизни.

И в этот момент у него в кармане зазвонил телефон.

– Прости, – сказал Вик, поглаживая мою щеку большим пальцем. Он достал телефон, взглянул на экран. – Нужно ответить, это мой лучший друг. Марк.

Я кивнула.

Откуда мне тогда было знать, что именно этого звонящего мне очень скоро предстоит опасаться? Что именно этому человеку суждено будет раскромсать мою душу, изорвать ее в клочья…

– Ты можешь не спорить? – рявкнул я в трубку, не в силах больше выслушивать тот бред, который он мне пытался втирать. – Мать твою, Витя, да что с тобой в последнее время?! Мы же договаривались!

– Я все понимаю, но я сейчас с Полиной. Мне нужно показать ей дом.

– Какой дом, придурок? Ты вконец рехнулся? – Я сел и отдернул руку, за которую держалась пьяная стриптизерша. – У нас с тобой вроде до хера важных вопросов, которые нужно обсудить, а ты со своими шмарами по городу рассекаешь?

– Она не… черт, Марк… – Друг понизил голос до шепота. – Хорошо, сейчас мы подъедем, но ненадолго.

– Жду. – Бросил я и скинул звонок.

Убрал телефон, вытянул ноги и затянулся терпким табачным дымом. Стриптизерша выгнулась, потянулась ко мне, что-то мурлыча под нос, но я грубо оттолкнул ее:

– Вали!

– Что? – Она округлила глаза, мгновенно, кажется, протрезвев.

Наверняка надеялась на продолжение после приватного танца.

– Убирайся прочь! Пошла! – отмахнулся я, бросив ей пару купюр.

Девица схватила их, спрятала в декольте и поспешила убраться, пока я не вышел из себя.

Поведение Вика в последнее время не на шутку бесило меня. Неужели он размяк от чар очередной девицы? На него это было очень не похоже.

Он теперь то исчезал куда-то надолго, то часами не брал трубки, то пытался внушить мне, что мы с ним с какого-то хрена должны переориентировать производство на новом объекте! И все из-за какой-то его новой бабы!

Да таких, как эта Полина, у него были сотни: каждый день новая, но стоило появиться этой, как Вика словно подменили. И это жутко меня напрягало.

Мне вдруг стало казаться, что я совсем не знаю его, хотя мы с Воскресенским дружили еще с детства и потому всецело друг другу доверяли.

Когда мы познакомились, я был чертовым голодранцем.

Хотя моя семья жила не лучше и не хуже остальных, но звезд с неба мы не хватали. Простенькая двушка в спальном районе, мать-учительница и отец – бывший боксер, а ныне спивающийся мерзкий алкоголик, оттачивающий на нас давно подзабытые приемчики.

Я все время старался угодить ему: исправно упражнялся в боевых искусствах, демонстрируя все новые и новые навыки, таскал пятерки из школы, ни в чем не перечил, но этому сукину сыну все было мало. Стоило ему выпить, и в доме начинался ад. Он жестоко избивал мать, затем избивал меня. За что? Да за то, что я пытался за нее вступиться. А затем он запирал нас в дальней комнате и приводил в наш дом всех шлюх с округи.

Мать все слышала и все понимала, но старательно прятала слезы и делала вид, что занята своими делами. Она гладила белье, вязала, шила, читала – делала все что угодно, чтобы просто не сидеть и не слушать, как из соседней комнаты доносятся пьяные выкрики, смех, звон посуды и противные, бесстыдные шлепки и стоны.

Отец трахал своих собутыльниц прямо на супружеской кровати или завалив на кухонный стол. Те громко охали и смеялись, а он даже не вынимал сигареты изо рта, лишь приспускал штаны, наваливался сверху или сзади и наяривал.

Я видел в замочную скважину, как двигается его дряблый зад и как колышутся груди его подружек, и ненавидел его еще сильнее.

Но больше всего я ненавидел мать. Бессловесную, покорную тряпку, которая позволяла ему вытирать о себя ноги. Мать, которая добровольно терпела все эти мерзости и унижения. Мать, которая стыдливо прятала взгляд, выходя из дома, когда соседи шептались ей вслед.

Все об этом знали. Весь район.

Прошло еще немного времени, и об этом стали говорить в школе.

К тому времени я больше не сидел под дверью каждый раз, когда дома случались пьяные оргии. Отец запирал нас в комнате, а я выпрыгивал в окно и не возвращался домой всю ночь. Мать по-прежнему печально прятала свои синяки и слезы, а мне все меньше хотелось возвращаться домой.

– Ты полное ничтожество, – презрительно оглядев меня, бросил отец, когда я вернулся из школы побитым.

Мне в тот день пришлось избить всех, кто говорил гадости о моей матери, но он, конечно, не мог знать этого. Все, что его интересовало, это его собственное удовольствие, старые местные шлюхи и бухло, запахом которого пропитался буквально весь наш дом.

И я не стал отвечать ему ни слова.

Набросился, как молодой лев накидывается на старого вожака, и, не помня себя, стал молотить кулаками: в лицо, в грудь, в живот. Я знал, что этот урод пропил все свои навыки и не сможет ответить мне достойно, поэтому вкладывал в каждый удар всю свою ярость, всю боль и всю ненависть.

Очнулся я в тот момент, когда тишину комнаты прорезал вой матери. Она бросилась на него, стала обнимать, целовать. Она гладила его лицо и умоляла очнуться. Отец лежал в луже собственной крови, беспомощно закатив глаза, а мать, скривившись от злости, осыпала меня проклятьями и приказывала убраться прочь.