Игра не для всех. Варяжское море. Воин (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич - Страница 16

Правда, я рассчитывал, что Горыню удастся покрестить на корабле, покуда женская власть Белки была всецелой — а на берегу заметно разбогатевший молодой воин теперь мог быстро найти ей замену! На вырученные деньги он вполне способен купить себе хоть трех самых красивых рабынь — да пофигуристей славянки! — и тешить с ними плоть сколь угодно будет его душе… И если еще вчера, на ладье, я едва ли не требовал от него ответа с каменным выражением на лице, то на берегу сегодня вопрошаю едва ли не с заискиванием в голосе…

А тут еще Златка вечером учудила на сеновале, после баньки-то… Теперь уже даже не знаю, как мне с ней быть!

Завершив плавание (к Буяну мы подошли утром), я первым делом пошел покупать дом, с чем мне помог Горыня — а после на радостях приобрел всякой снеди. В том числе тушку молочного поросенка, крупы, соли и даже перца, что по местным меркам было и вовсе из замашек нуворишей! Больно недешевая соль — а уж перец и вовсе из разряда баснословно дорогих пряностей! Неудивительно, что сегодня мне уже не хватает на шелковую нателку…

Девки фаршировали порося его же ливером, пшенной крупой и грибами, обильно сдобрив солью — и протомили в печи несколько часов. А каков аромат плыл по горнице нового жилья! У меня аж голова закружилась!

Но прежде, чем есть, я более всего хотел побывать в баньке. И поскольку опыта посещения и тем более подготовки славянской бани у меня не было, на помощь я вызвал Горыню, заодно пригласив товарища на вечерний пир.

Местная баня — это такой же бревенчатый сруб, только примерно вдвое меньше жилого, с лавками по углам, да здоровенным каменным очагом в центре. Его топят долго, чтобы камни набрали жар — а уже после парятся, хлестая тело вполне узнаваемыми мной дубовыми вениками. Короче, процесс растопки оказался на деле долгим и муторным, но и результат вышел достойным! Заранее натаскав воды, мы с вендом парились первыми — и после невероятно долгого плавания (эта неделя растянулась для меня едва ли не в вечность!), где холод от студеной морской воды как кажется, проник даже в кости, насладиться банным жаром… Это было что-то невероятное, я просто не хотел выходить! Но пришлось, иначе бы камни совсем растеряли жар, и девушки уже не смогли бы помыться…

К слову, Горыня пару раз намекнул, что стоило бы пригласить и «сестер» — так я вживую столкнулся со славянским обычаем париться «смешанным составом». Впрочем, обычай обычаем, но не все так просто — вместе в баню идут только члены семьи, а не посторонние люди с улицы. Но в нашем конкретном случае имелись «лазейки» — я, к примеру, все же брат славянок, пусть и «названный»! А приятель — мой гость, и к гостям здесь, кстати, относятся с огромным уважением, вплоть до того, что лучшее место и лучший кусок отдается именно гостю. В общем, также не чужой человек, и с моего разрешения, как главы дома и старшего мужчины в «семье», Горыня мог попариться вместе с «сестрами».

Ох, каких же усилий мне стоило отказаться от предложения товарища! Если рассуждать логически, то может и стоило пустить в ход тяжелую артиллерию, показав Горыне Белку голой — но ведь были бы и другие нагие девушки, на которых он мог бы ненароком обратить взгляд. Плюс Злата, к которой меня тянуло с каждым днем все сильнее — и тут уже я сам, по совести сказать, боялся, что насмотревшись на обнаженных красоток, сумею после сдерживаться… Короче, расстроенному венду я отказал, но его настроение (как и мое) освежили ушаты студеной колодезной воды, которыми мы, смеясь, окатили другу друга. Да и одеться в новую, чистую одежду было как приятно… Но окончательно бодрый настрой вернулся к варягу за столом, при виде румяного, с хрустящей корочкой поросенка! А уж как в душе обрадовался я — наконец-то горячая пища!

Запивали и заедали трапезу мы сладким сбитнем вместо чая и хмельным медом. И, несмотря на то, что само мясо мне все равно показалось пресным, это еда была самой вкусной из того, что я ел за время нового «погружения». А распаренная, томленая каша, «набравшая силу» как говорят местные, пропитавшаяся мясным соком и просолившаяся как раз в должной мере — это было и вовсе яство, которым я не мог насытиться, пока уже не заболел живот! Только тогда остановился…

Раздобревшего, счастливого Горыню, за которым весь вечер трепетно ухаживала Беляна, я проводил уже в ночь. После чего запер все двери на засовы, выдал девкам ворох теплых шкур в качестве матрасов и одеял, предоставив им самим право выбора спального места в натопленной горнице, а сам пошел на сеновал. Помещение с сеновалом, примыкающее к горнице (так называемый сенник) было не протопленным. Но зато закрытым от ветра, с ворохом душистого, свежего сена на полу, в которое было так сладко зарыться… А когда я закрыл глаза, плотно укутавшись шкурой, то и вовсе с радостью осознал, что под спиной наконец-то настоящая твердь, а не днище ладьи, все время находящееся в зыбком движении!

Все, что было дальше, я вижу перед внутренним взором так, будто это и сейчас наяву происходит…

На грани сна и яви, в той дреме-полузабытье, что предшествует крепкому, глубокому сну, я услышал легкий шаги и тихий шелест длиннополой женской рубахи. Улыбнувшись, и в душе обрадовавшись, я скинул с себя верхнюю шкуру — будь, что будет! В конце концов, это всего лишь игра…

Скрипнула дверь, и Злата очень аккуратно подошла к стогу с сеном, на мгновение замерла, часто, взволнованно дыша. Но после короткой паузы она, решившись, стала аккуратно забираться ко мне наверх — а я услышал запах молодого женского тела, натертого какими-то пахучими, сладкими травами…

Когда же по мне скользнула практически невесомая ткань женской одежды, а живота коснулись узкие девичьи ладошки, по телу словно разряд тока прошел, а остатки сонной одури развеялись с бешеным выплеском гормонов! Я схватил тихо охнувшую девку за руки, рывком привлек к себе и тут же перевернулся сам, подгребая под себя стройную, тонкую в поясе славянку. Схватив ее шелковистые после бани волосы одной рукой, другой я жадно стиснул упругие девичья ягодицы — и вновь она только тихо, но так призывно, маняще охнула… Я впился в ее губы своими губами, целуя так же жадно, как тискал ее плоть — едва ли не кусая их, проникая в рот языком… А левая рука меж тем уже оставила в покое крепкий зад, начав бешено задирать рубаху Златы к ее бедрам, заголяя длинные, стройные белые ножки — и треугольник светлых волос между ними… Чуть приподнявшись и окинув взглядом полуобнаженную и такую желанную девицу, я бешено рванул ворот рубахи у нее на груди, обнажив крепкие, еще не очень большие груди с озорно торчащими сосками… А поймав шальной, словно бы хмельной взгляд Златы (хотя почему «словно» — она ведь действительно пила мед за ужином), я и вовсе сорвался с катушек, начав рвать шнуровку на штанах…

Сбросив с себя рубаху и спустив портки, я резко навалился на Злату, обхватив ее за талию и рывком, едва ли не грубо привлекая к себе. Но девчонка послушно, даже с нетерпением раздвинула ноги — и я рванулся вперед… Однако тут же затормозил, вспомнив, что славянка еще девственница, и в первый раз ее стоит поберечь. Я еще не успел войти в нее, хотя уже почувствовал влагу ее лона — но замерев, вместо грубых толчков принялся жадно целовать тонкую, лебяжью шею девушки… И в этот миг она протяжно, глухо застонала, совершенно по-женски, и в тоже время так знакомо…

Как Оля в момент нашей первой близости. Один в один.

И вот эта схожесть стала для меня как ушат ледяной воды, которым меня окатил Горыня в бане. Я вдруг понял, что не могу, что все что я совершаю — это ошибка! Нет, даже не так — это предательство. Предательство и любимой, и самого себя, и наших чувств… Да, пусть это и игра, но ведь в Мещерякову я тоже влюбился в игре. И, как и прошлая виртуальная реальность, эта также слишком реалистична — так что я не могу воспринимать окружающих игровыми персонажами. Нет, Злата не бот — для меня не бот! А раз так, я не стану играть ее чувствами (да и своими тоже), чтобы насладиться сиюминутным сексом…