Купец. Поморский авантюрист (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич - Страница 24

Семён хмыкнул, покосился на ров, который закапывать не стали, но бревнами перекрыли, дабы по пьяни не провалился никто. Тело медведя как раз выносили с площади.

— С Поморской земли. Почитай, в Англии таких зверей нет, — ответил он.

Митька ничего не ответил, бог его знает, были ли такие медведи в Англии. Но что он узнал, так это факт некоего главенства Семёна над Акинфием как старосты Ивановского сто. Не зря именно ему выпало сидеть рядом с главными гостями.

— Если ж вдруг интерес к таким местам появится, где медведи такие водятся, — вкрадчиво продолжил новгородский купец, — Ивановское сто еще не то может.

Он подмигнул.

— После увиденного нисколечко не сомневаюсь, — ответил Митька. — А интерес, может, и будет, посмотрим.

Пока выносили тело медведя, на потеху гостей вышел старичок и звонко, душевно запел быль о новгородском герое Василии Буслаеве. Митька обожал слушать были. У каждого исполнителя в них появлялись свои подробности, и каждый раз быль слушалась как в первый раз. Новые сюжетные ответвления и повороты подчас меняли весь смысл. Но сейчас было не до того, все внимание сосредоточилось на завязавшемся диалоге с купцом.

— М-м… — Семён, взяв со стола яйцо, пережевывал его и оглядывался. — Где товар? Почему его нет? — поинтересовался он, будто английский товар должен был лежать на его столе.

Впрочем, вопрос предназначался не Митьке, а одному из купцов. Тот наклонился к Семёну, что-то шепнул, кивая в сторону выхода. Семён удовлетворился, взял со стола кувшин с медовухой, плеснул себе в кружку, а потом и Митьке, до краев.

— За знакомство то бишь?

— А давай!

Они ударились кружками, и Семён опустошил свою. Митька решил, что неправильно и неуважительно будет поступить иначе, тоже выпил свою медовуху. Тут же ударило по мозгам. Крепкая, зараза, да и пить он, признаться, толком не умел. Семён наполнил кружки снова и продолжил уминать представленные на столе яства. В отличие от своего гостя, он наслаждался пением о Василии Буслаеве.

Митька чувствовал нарастающее напряжение и оттого накручивал себя. Остальные рыбачки, сидевшие по левую руку от Митьки, прикинувшиеся немцами, не знавшими языка, как и было оговорено, молчали. Зато уплетали за обе щеки, заливая сверху медовухой. Пили купцы во главе с Семёном. Когда певец кончил петь быль, Митька за компанию пропустил четвертую кружку медовухи, чувствуя, что алкоголь притупил волнение. И как раз в этот момент на площадь начали заносить английский товар.

Всего в центр площади вынесли два сундука и одну бочку. Похоже, этого было достаточно, чтобы получить представление о товаре. Семён обернулся к Митьке.

— Открываем?

— Угу…

Староста тотчас распорядился вскрывать сундуки и бочку, дабы явить товар лицом перед собравшимися. Рыбаки затаили дыхание, заерзали в предвкушении и выдохнули лишь тогда, когда купеческий человек открыл первый сундук. В нем лежало отборнейшее, высококачественное сукно. Митька вновь поймал на себе взгляд Семёна — тому явно понравилось увиденное. Следом открыли второй сундук, чуть поменьше, но неимоверно тяжелый — купеческие люди с трудом приволокли его вшестером. Перед глазами собравшихся заблестел металл. Митька присмотрелся внимательнее. В металлах он не то чтобы разбирался, но, по его разумению, в сундуке лежали чушки олова. Среди пирующих разнесся довольный ропот. И сукно, и олово стоили приличных денег на внутреннем рынке Руси. Явно нравилось увиденное купцам. Четверо купцов, с которыми рыбачки делили стол, даже поднялись со своих мест. Подошли к сундуку, наполненному чушками олова, и, так сказать, оценили товар поближе. Староста Акинфий лично достал чушку, осмотрел со всех сторон и, судя по его сияющему лицу, остался крайне удовлетворен увиденным.

Когда пришло пора открывать бочку, не выдержал уже Семён.

— Что там?

— Открывай, увидишь.

Пришлось отбрехиваться, так как, что внутри, рыбаку было неизвестно.

Семён резко встал и сам откупорил бочку. Поднялся Митька, чтобы увидеть содержимое и не попасть впросак на ровном месте. Крышка не сразу, но поддалась, и Митька уловил ноздрями уже знакомый запах вина. Того самого вина, что им приходилось пить ранее в каюте «Доброй Надежды». Только там вино было в бутылках, тут же целый бочонок!

— Любо! Добрый у тебя товар, капитан!

Семён нагнулся над бочкой, обеими ноздрями вдохнул дурманящий аромат, после чего велел купеческим людям вернуть крышку на место.

Следом купец жестом показал, чтобы ему принесли медовухи. Мужичок, разносивший подносы на пиру, бросился сломя голову выполнять распоряжение. Нашел кружку и, зачерпнув медовухи, принес старосте. Семён тотчас поднял кружку над головой.

— Попрошу внимания! — призвал он собравшихся.

Разговоры разом стихли. Семён смотрел на Митьку, направляя в его сторону свою кружку с медовухой. Уже изрядно охмелевший рыбачок сообразил, что его кружка пуста. Звать служку не стал, сам плеснул себе медовухи до краев. Поднялся, пошатываясь, вытянул руку с кружкой в ответ.

— Выпьем за наших гостей англичан и славного капитана Мэтью Чарльза! Для Господина Новгорода большая честь помочь Англии. Мы с превеликим удовольствием наладим выгрузку товара с их кораблей и доставим его на наши склады.

Семён снова подмигнул Митьке, которому отчего-то вспомнились слова купца о белом медведе.

Закончив, Семён осушил свою кружку, показал собравшимся, что она пуста, и бросил ее наземь. В этот миг со всех концов площади полилась музыка. Откуда ни возьмись, появились скоморохи, играющие на дудках. Опьяневшая толпа купцов подскочила со скамей. Где-то переворачивали скамьи, вон там наземь полетела недоеденная голова осетра. Упал холодец, тут же растоптанный… Никому до того не было никакого дела — все разгорячились настолько, что без задних мыслей пустились в пляс. Танцевали и его рыбачки, ну а что — в стороне стоять? Включился и Митька, напоследок опрокинув в себя кружку медовухи. Хотелось верить, что отныне такая «жирная» жизнь — его настоящее и будущее. Что он вырвался из нищеты, в которую угодил его отец. До мечты теперь было рукой подать.

Митька вместе с рыбаками отплясывал, не замечая, как Акинфий и Семён загадочно переглядываются, наблюдая за ним со стороны. Не до того Митьке было! Горячась, танцуя, он подливал медовуху в свою кружку, пустеющую с завидной частотой. Все это было явно лишнее, выпитое уже не по уму, но на то и пир, чтобы оторваться! Потому, когда он наконец выбился из сил и вернулся к своему столу, ноги отказывались слушаться. Картинка окружающего мира распадалась на мириады частичек в его глазах. Наверное, он бы так и воткнулся лицом в холодец да с позором уснул за столом, словно кабацкая портовая пьянь. Но позору этому не суждено было состояться. Перед ним вырос Акинфий, положивший на стол какие-то бумаги и перо, уже в чернилах.

— Ч-ч-то это? — с трудом фокусируя взгляд, спросил Митька

Он поднес бумагу к глазам. Читать и считать он умел, но буквы на бумаге расплывались.

— Сущий пустяк, капитан Мэтью Чарльз, — отмахнулся Акинфий. — Предлагаю скрепить наши договоренности о перевозке груза с кораблей из губы Варзины в Новгород. И об аренде торговых складов на Торге, куда поставят ваш товар. Цена более чем разумная и справедливая. Мы понимаем ваше положение и…

— А… — протянул Митька, перебивая Акинфия, не дав тому договорить. — Пустяк!

Он пошарил рукой по столу, нашел перо, измазал чернилами пальцы и ладонь, вытер руку о кафтан. Наконец изловчился, взял перо в руки и не глядя поставил на документе «подпись». Как таковой настоящей подписи у Митьки отродясь не было, не нужна была до того. Так что на бумаге осталась странная закорючка, сама по себе не распознаваемая и вряд ли что-то означавшая. Да и не повторил бы подпись Митька, попроси Акинфий его расписаться снова. К тому же по пьяни рыбачок порвал бумагу пером, но купца это, похоже, не смутило.

— Добро? — спросил Митька и икнул. — Али еще где подписать?

Акинфий вздохнул, отрицательно покачал головой. Наверное, это можно было расценить, что подписывать больше ничего не надо. А английский капитан пьяненький… ну, с кем не бывает. Расслабиться захотел после стольких месяцев пути. Это он к Новгороду только больше месяца шел, а до того с командой по морям и океанам плавал без конца и края. Немудрено, что при виде медовухи все в усрачь поужирались. Да и падки немцы заложить за воротник.