Окольный путь - Дрейк Дэвид Аллен - Страница 16

• Предыдущая
• 16/101
• Следующая

Слезы снова навернулись ей на глаза, но она их быстро смахнула.

— Я люблю тебя, как никогда никого не любила в жизни. Конечно, больше, чем я люблю Феодору. Мне даже не нравится Феодора, многим она не нравится. Но я не могла доверить тебе секрет о моем незаконнорожденном ребенке. Тем не менее я доверилась Феодоре. Она знала. И я также доверила другой шлюхе, Гипатии, заботу о своем сыне. — Ее голос стал резким. — Не беспокойся о том, что люди говорят обо мне. Меня это не волнует. Ты даже не можешь себе представить, насколько мне это безразлично.

— Тогда…

— Но меня очень волнует, что люди говорят о тебе!

— Обо мне? — Велисарий рассмеялся. — Что они еще могут сказать, чего не говорили раньше?

— Идиот! — прошипела она. — Сейчас они говорят, что ты женился на шлюхе. Поэтому они насмехаются над твоим здравомыслием и твоим вкусом. Но они видят, что шлюха не ходит от тебя на сторону, поэтому они — втайне — восхищаются твоей мужской силой. — Она невольно засмеялась и скопировала шепот кумушек. — «Наверное, у него, как у коня, если он удовлетворяет шлюху». — Смех прекратился. — Но теперь они станут называть тебя рогоносцем. Насмехаться над тобой, как и над твоим здравомыслием. Ты станешь смешон. Смешон — слышишь меня?

Велисарий снова рассмеялся. Весело — к ее удивлению.

— Знаю, — сказал он. — И рассчитываю на это.

Он встал и протянул к ней руки.

— Да, любовь моя. Я на это рассчитываю. — Он сам скопировал шепот, которым передают слухи: — «Какой человек позволит жене появляться перед собой со своими любовниками? Только самый жалкий, слабый, трусливый». — Его голос стал твердым, как сталь. — И затем это дойдет до врага, и враг спросит себя и какой же из него полководец?

Антонина в удивлении посмотрела на него.

— Я не подумала об этом, — призналась она.

— Знаю. Но все это к делу не относится. Ты врешь, Антонина. На самом деле и тебя не волнует, что люди говорят обо мне, точно так же, как меня не волнует, что люди говорят о тебе.

Она отвернулась, поджав губы. С минуту молчала, затем наконец из ее глаз брызнули слезы.

— Нет, не волнует, — прошептала она.

— Ты боишься, что я поверю сплетням.

Она кивнула. Слезы полились градом. Ее плечи тряслись. Велисарий опять сел рядом и крепко обнял маленькую женщину.

— Я никогда им не поверю, Антонина.

— Поверишь, — выдохнула она между рыданиями. — Поверишь. Не сразу, но скоро. Может, и несколько лет не будешь верить. Но в конце концов поверишь. Или по крайней мере станешь задумываться, и подозревать, и сомневаться, и не верить мне.

— Нет. Никогда.

Она посмотрела на него сквозь слезы.

— Как ты можешь быть в этом уверен?

Велисарий грустно улыбнулся.

— На самом деле ты, жена, меня не понимаешь. По крайней мере, не полностью. — Его взгляд был направлен вдаль. — Думаю, единственным человеком, по-настоящему понимавшим меня, был Рагунат Рао. С которым я никогда не встречался, кроме как в видении. Но я тоже понимаю его, как он скрывается в лесу, неподалеку от дворца Венандакатры, молясь всем сердцем, чтобы любимая им принцесса позволила Венандакатре собой овладеть. И более того — улыбнулась бы своему осквернителю и похвалила его мужские способности. Я делал бы то же самое.

Велисарий взял голову жены в ладони и повернул к себе.

— Рагунат Рао был величайшим воином, рожденным среди маратайцев. А каста маратайцев — это индийская каста великих воинов, как и каста раджпутов. Тем не менее того великого воина, скрывающегося в лесах, совершенно не волнуют такие вещи, которые обычно беспокоят воинов. Гордость, честь, уважение, еще меньше девственность и непорочность. Они для него ничего не значат. Потому что он в глубине души не воин, а танцор.

Антонина не могла не рассмеяться.

— Но ты-то — самый плохой танцор, которого мне доводилось видеть!

Велисарий рассмеялся вместе с ней.

— Да. Так. — Затем он стал серьезным. — Я — ремесленник. Ты же знаешь: я никогда не хотел стать солдатом. Мальчишкой я все время болтался в кузнице, восхищаясь работой кузнеца. Я больше всего на свете хотел стать кузнецом, когда вырасту. — Он пожал плечами. — Но этому не суждено было сбыться. Не для мальчика моего происхождения. Поэтому я стал солдатом, а потом полководцем. Но я не растерял обычного для ремесленника подхода к труду.

Он улыбнулся.

— Знаешь, почему меня обожают мои солдаты? Почему Маврикий все для меня сделает — как, например, эта поездка в Антиохию?

Поскольку вопрос был опасным, Антонина предпочла смолчать.

— Потому что они знают — им не придется умирать и мучиться в агонии где-то на поле брани, куда полководец послал их из чувства гордости или чтобы сохранить лицо, или показать свою доблесть, или из-за тщеславия, или по какой-то другой причине, кроме одной, это самое подходящее место, где они должны находиться, чтобы работа была выполнена хорошо. — Велисарий снова хитровато улыбнулся. — И именно поэтому Маврикий проследит, чтобы один сутенер по имени Констанций получил по заслугам.

Антонина сидела неподвижно. Очень опасная тема.

Велисарий рассмеялся.

— Неужели ты думала, что я не распознаю твою уловку после того, как у меня было время подумать? — Он выпустил ее из объятий и лениво потянулся. — Проснувшись, я почувствовал себя лучше, чем когда-либо за последние месяцы, и смог думать спокойно. Мои мысли не застилал гнев.

Антонина украдкой посмотрела на мужа. Затем сама рассмеялась.

— Мне казалось, я все проделала безупречно. Немного дрожали губы, чуть-чуть страха в голосе, колебания.

— Игра была очень хорошей, — согласился Велисарий. — Но именно она и выдала тебя в конце. Ты всегда стараешься выиграть, даже если тебе нравится проигрывать мне. Ты, конечно, не вертишь своим великолепным задом у меня под носом, как красной тряпкой перед быком, но…

— Результат примерно тот же, — прошептала она. Спустя мгновение спросила. — Ты рассердился?

— Нет, — он улыбнулся. — Вначале начал сердиться, потом вспомнил, что Валентин прошептал Маврикию: «Ты же знаешь: сам он не скажет».

— Маврикий взял с собой Валентина?

— И Анастасия.

Антонина закрыла руками рот.

— О, Боже! Мне даже жаль вонючего сутенера.

— А мне нет! — рявкнул Велисарий. — Совсем не жаль. — Он сделал глубокий вдох, потом выдохнул воздух.

— Я притворился, что не слышал Валентина, но… такому ушлому человеку, как я, с моей непомерной гордостью трудно поверить, что люди его любят. И что иногда он вынуждает их хитрить. — Велисарий опять лукаво улыбнулся. — Поверишь, Анастасий на самом деле сказал… — Тут Велисарий заговорил басом. — «Среди сутенеров встречаются очень буйные».

— Анастасий подковы гнет руками, — вспомнила Антонина.

— А затем Валентин простонал: «Не успеешь оглянуться, как воткнут нож тебе в спину».

Теперь Антонина не могла ничего выговорить от хохота.

— О, да. В точности его слова, Валентина, про которого говорят, что он даже задницу вытирает кинжалом, потому что его никто никогда без кинжала не видел.

Какое-то время муж и жена сидели молча, просто глядя друг на друга. Затем Антонина прошептала.

— В слухах никогда не будет правды, Велисарий. Клянусь перед Богом. Никогда. Через месяц, через год, через десять лет. Ты всегда можешь задать вопрос, а ответ всегда будет один нет.

Он улыбнулся и нежно ее поцеловал.

— Я знаю. И я клянусь перед Богом я никогда не спрошу.

Велисарий встал.

— А теперь мы должны вернуться к работе. — Он направился к двери и крикнул. — Губазес! Позови Михаила и епископа.

Миндус,

лето 528 года н.э.

— Вон, — глаза Велисария напоминали два черных камня, отполированные рекой. Холодные, безжалостные кусочки древней породы, попавшие в водный поток. — Вон, — повторил он.

Полный офицер, напряженно стоявший перед ним, снова попытался возражать, затем, увидев непреклонность в ледяном взоре полководца, быстро выскочил из командирского шатра.

• Предыдущая
• 16/101
• Следующая