Окольный путь - Дрейк Дэвид Аллен - Страница 9

• Предыдущая
• 9/101
• Следующая

Что может знать человек?

Наконец, почувствовав, что силы покидают его, старый раб выхватил кинжал. На самом деле в нем не было необходимости, но раб считал, что такой прекрасный подарок следует использовать. Поэтому он вскрыл вены, добавил брызжущую кровь в свой танец и смотрел, как его жизнь с шипением соединяется с расплавленным золотом. Он ничего от себя не оставит собакам — ни кожи, ни костей. Он присоединится к нечистому императору и чистому полководцу и самым чистым из жен.

Раб совершил последний прыжок с огромной силой. О, каким высоким был прыжок! Таким высоким, что у него хватило времени в последний раз рассмеяться перед тем, как уйти навсегда.

О, мрачный Велисарий! Разве ты не видишь, что Бог — танцор, и созидание — это его танец радости?

Открыв глаза, Велисарий понял, что стоит на коленях. Какое-то время он неотрывно смотрел на плитки, из которых выложен пол, но ничего не видел.

Вещь оставалась зажатой в кулаке. Однако теперь она казалась совершенно спокойной и только слегка мерцала.

— Сколько прошло времени? — прохрипел он, не поднимая головы.

Александриец усмехнулся.

— Кажется вечностью, не правда ли? Несколько минут, Велисарий. Всего несколько минут.

Антонина наклонилась чад мужем и обняла за плечи. На ее лице было написано беспокойство.

— С тобой все в порядке, любовь моя?

Он медленно повернул голову и посмотрел ей прямо в глаза. Антонина поразилась, увидев там боль и злобу.

— Почему ты молчала? Почему ты мне не доверяешь? — прошептал он. — Что такого я когда-либо сделал или сказал? Разве я когда-нибудь упрекал тебя хоть в чем-то?

Антонина отшатнулась в удивлении.

— О чем ты?

— О Фотии. Твоем сыне. Моем сыне.

Она так и села на пол Лицо побледнело, глаза расширились Антонина была потрясена.

— Как ты?.. Когда?.. — она хватала ртом воздух, как выброшенная на берег рыба.

— Где он ?

Антонина потрясла головой. Рука потянулась к горлу.

— Где он!

— В Антиохии, — прошептала она, сделав неопределенный жест рукой.

— Как ты можешь лишать меня сына? — несмотря на то что Велисарий говорил тихо, в его голосе отчетливо звучала ярость. Жена снова потрясла головой, взгляд ее блуждал по комнате. Казалось, она находится в полубессознательном состоянии.

— Он не твой сын, — прошептала она. — Ты даже не знаешь, что… Как ты узнал?

Прежде чем он смог ответить, александриец схватил Велисария за плечи и сильно встряхнул.

— Велисарий! Остановись! Кем бы ни был этот Фотий, он из твоего видения. Очнись!

Велисарий оторвал взгляд от Антонины и уставился на епископа. Примерно через две секунды наступила ясность. Боль и гнев ушли, внезапно сменившись страхом. Он снова посмотрел на Антонину.

— Но он существует? Я не просто вообразил его?

— Да. Да. Он существует, — Антонина кивнула. Выпрямилась. И хотя она не встречалась взглядом с мужем, напряглась словно пружина. Она решила идти до конца. — С ним все хорошо. По крайней мере было хорошо, когда я видела его в последний раз три месяца назад.

По глазам Велисария все собравшиеся увидели, как быстро у него в голове пролетают мысли. Он кивнул.

— Тогда ты говорила, что едешь навестить сестру. Таинственную сестру, которую я почему-то никогда не видел. — Затем он добавил — с горечью: — У тебя когда-нибудь была сестра?

В словах жены тоже прозвучала горечь, но это была горечь прошлого:

— Нет. Не родная. Сестра в грехе, согласившаяся позаботиться о моем мальчике, когда…

— Я сделал тебе предложение, — закончил фразу Велисарий. — Черт тебя побери! — его тон резал как ножом.

Но он показался слабым отблеском лунного света по сравнению с яростью в голосе монаха:

— Черт тебя побери!

Глаза мужа и жены мгновенно повернулись к Михаилу, словно зайцы к когтям ястреба. И на самом деле македонец, сидевший на стуле, напоминал сокола на ветке дерева.

Вначале в глазах Велисария промелькнуло удивление, в глазах его жены — злость. Через мгновение они оба поняли свою ошибку. До них не сразу дошло, на кого направлено проклятие.

Нечасто Велисарий отводил глаза первым, но взгляд монаха выдержать не смог.

— По какому праву ты укоряешь свою жену, лицемер? По какому праву? — потребовал ответа монах.

Велисарий молчал.

— Поистине люди отвратительны. И отвратителен священнослужитель, продающий душу, если одновременно проклинает проститутку, торгующую телом, — заговорил Михаил. — И отвратителен судья, берущий взятки, если он же выносит приговор вору за украденное рванье.

Велисарий открыл рот. И закрыл его.

— Покайся, — приказал Михаил.

Велисарий молчал.

— Покайся! — опять приказал монах.

Увидев знакомую хитрую усмешку, появляющуюся на губах мужа, Антонина вздохнула. Ее ручка протянулась к огромной ладони, подобно крошечному котенку, приближающемуся к мастиффу. Секунду спустя его рука накрыла ее и пожала. Очень нежно.

— Я начинаю понимать, почему они идут к нему в пустыню, подобно стаду, — признался Велисарий.

Его голос слегка дрожал.

— Это нечто, не правда ли? — весело согласился епископ. — И ты понимаешь, почему верхушка церкви желает, чтобы он там и оставался. И, как я подозреваю, никто из судей в последнее время не возражал против его затянувшейся ссылки.

Епископ посмотрел на македонца.

— Надеюсь, Михаил, твое замечание насчет священнослужителей не относилось ни к кому из присутствующих?

Михаил презрительно фыркнул.

— Не надо со мной играть, — он взглянул на поношенную рясу епископа. — Если ты после нашей последней встречи решил заняться симонией 10, ты в ней не очень преуспел. В одном я уверен: если самый знаменитый грек из всех греческих теологов, Антоний Александрийский, когда-нибудь продаст душу дьяволу, то все живое услышит вой Сатаны, понявшего, как его обманули.

Комнату наполнил смех. Когда он стих, епископ нежно посмотрел на Велисария и Антонину.

— Чуть позднее вы должны обсудить вопрос с Фотием, — сказал он. — Я советую вам начать по-доброму. Исходите из того, что цель должна быть благородной. Я всегда считал такой подход самым надежным. — Он улыбнулся. — Хотя в теологических дебатах, признаюсь, он редко используется.

Михаил снова хмыкнул.

— Редко? Лучше скажи: так редко, как… — он замолчал и вздохнул. — Неважно. У нас нет времени уверять присутствующих в том, что я не имел в виду кое-кого из них, говоря о священнослужителях. — Потом добавил мрачно: — Одни замечания на тему займут целый месяц. Даже при моей немногословности.

Македонец наклонился вперед и показал пальцем на вещь в руке Велисария.

— Расскажи нам, — приказал он.

Когда Велисарий закончил повествование, Михаил откинулся на спинку стула и кивнул.

— Как я и думал. Это не сатанинская штучка. Откуда она появилась, не знаю. Но не из преисподней.

— Иностранец — танцор — не христианин, — неуверенно заметила Антонина — Какой-то язычник. Возможно… не от Сатаны, а… Может, это какая-то древняя черная магия?

— Нет, — твердо заявил Велисарий. — Точно нет. Он — самый лучший человек из всех, кого я знал. И он не язычник. Он… как бы выразиться? Не христианин, нет. Но я знаю вполне определенно если бы у всех христиан была душа этого человека, то все мы уже жили бы в золотом веке.

Собравшиеся в комнате уставились на Велисария. Полководец кивнул.

— Вы должны понять. Я пересказал вам только контуры видения. Я прожил его, всю жизнь, заключенную в эту оболочку.

Велисарий невидящими глазами уставился на стену.

— Он служил мне тридцать лет. Как я уже рассказывал, даже после того, как я предложил ему свободу. Отказываясь, раб просто сказал, что уже один раз, на свободе, потерпел неудачу и поэтому остается у того, кто еще может преуспеть. Но я также потерпел неудачу и тогда…

• Предыдущая
• 9/101
• Следующая