Три жизни Тани (СИ) - Елисеева Валентина - Страница 72

«И даже не сдох потом от полученных ран, - вспоминал Кравен, уныло смотря, как злобно бросается пёс на чудом подвернувшуюся им колхи. - А ведь как хорошо всё начиналось, он точно одобрил эту самку, пока в неё бес не вселился! Ну, стерва, если ты не умрешь от его клыков, то я заставлю ветеринаров тебя вылечить и буду о-оочень долго учить тебя правильному поведению, пока ты не лишишься голоса от воплей боли. Я отучу тебя привередничать при случке».

Тане не было дела до зловещих планов наблюдателей, она была слишком занята тем, чтобы раздразнить пса достаточно сильно для вынесения ей смертного приговора. Кабы знать заранее, предвестником каких изменений были боли в животе и клоками вылезающая шерсть! Оказывается, она стала взрослой собакой. Что ж, теперь придётся стать мёртвой собакой.

Таня крутилась юлой, щёлкая челюстями и стараясь укусить противника за всё, что подворачивалось под её клыки. Пёс в ответ не кусал, а лишь ловко уклонялся, иногда вынужденно подставляя под её зубы то одно плечо, то другое. Затем улучил момент и с наскока так саданул её в бок, что Таня потеряла равновесие и покатилась по полу, воя и царапая когтями доски пола в стремлении затормозиться и вскочить.

Однако подняться ей не дали: будто бетонная плита обрушилась на неё сверху, распластав по полу. Таня хрипела и судорожно билась под черным монстром, расположившимся на ней, прижимая плашмя к доскам. Её трепыхания пес прекратил самым простым и эффективным методом: впился зубами в её холку, стягивая шкуру вокруг горла, и как следует придушил, удерживая в неподвижности всё тело Тани от головы до кончика хвоста. Таня глухо зарычала, клыки пса вонзились глубже, вызвав у неё тонкий взвизг от острой боли и новый взрыв брани у зрителей.

- Всё, прикончил? - негромко спросил помощник Кравена.

Управляющий вольерами утёр холодный пот со лба и всмотрелся в неподвижную группу на полу клетки - рыжей собаки практически не было видно под черной громадой пса. В повисшей тишине было слышно мерное дыхание кобеля и еле слышное придыхание его жертвы.

- Жива пока, - выдохнул Кравен, - если он сейчас её покроет, то потом уже не задерёт.

Он отвернулся от вольера и рявкнул на всех любопытствующих:

- Хватит прохлаждаться, в клуб народ уж подтягиваться стал! Тут ничего не поправишь, если загрызёт её, то туда ей и дорога, дурище рыжей. Чёрный в боях пока не участвует, так что закрывайте этот сектор вольеров и марш работать! Утром посмотрим, что от Рыжей осталось...

Глава 30, о странностях черного пса.

Ни жива ни мертва лежала Таня под огромным псом. Тот тоже не двигался, давя на нее своим непомерным весом, но ничего страшного не предпринимал, несмотря на жуткий прогноз мужчины, притащившего сюда Таню. С трудом сглатывая из-за сдавленной шеи, Таня ждала, что будет дальше, но ничего не происходило. Ожидание становилось мучительным: будто над приговоренным к плахе заело гильотину и острый нож всё никак не падает на его шею. Вот давление клыков на шкуру стало меньше, пёс шумно принюхался и Таня тут же грозно зарычала, заявляя о своем несогласии на близкое знакомство. Клыки мигом сомкнулись, шею вновь сдавило, Танин рык перешел в приглушенное повизгивание.

Они опять застыли в неподвижности. Вновь ослабление давления на шею и принюхивание пса, которое вновь встречено рыком. После пятого повтора кобель сам рыкнул и больно ткнул Таню носом в пол, после чего вновь демонстративно шумно принюхался и замер.

«Чего он хочет?! - разъяренно подумала не укрощенная Таня, сдерживая рык. - Попробую лежать молча, пусть он решит, что я на всё согласна, а как только он попробует что-нибудь сделать, я вновь на него наброшусь и кусну как следует!»

Неизвестно, что решил пёс по поводу её молчания: он в который раз принюхался, повторно рыкнул и опять тюкнул Таню носом в пол.

«Что б тебе икалось!» - подумала Таня, чувствуя, как чужой нос проходится вдоль её уха. Она перевела дыхание и ощутила доносящийся от пса запах раздражения.

«Всего лишь раздражение?» - не поверила Таня и старательно повела носом.

Её шею мигом перестали сдавливать, и Таня принюхалась хорошенько, разбирая все запахи, что атаковали её обоняние. Пёс лежал неподвижно, не причиняя боли и давая ей возможность анализировать данные, что поставлял нюх.

Собачьему чутью Тани не слишком понравился исходящий от пса запах: звериные инстинкты были откровенно озадачены этим запахом, словно было в нём что-то неуловимо искаженное, неправильное. Однако, несмотря на это, инстинкты будто бы признали запах пса неопасным. Звериные инстинкты словно хотели сказать:

«В любом другом случае следовало бы насторожиться, но этого конкретного пса бояться не надо, ему можно доверять».

Чем доказал пёс свою благонадёжность, на основании чего ему был вынесен вотум доверия - оставалось нераскрытой тайной, инстинкты не объясняли своих выводов. Собачья натура просто отказалась рассматривать пса как врага.

Тем временем запах раздражения кобеля стал слабее, чем прежде. В его аромате прорезались нотки любопытства, удивления, злости - но Тане показалось, что эта злость обращена не к ней. Собственно, никакой агрессии в отношении своей особы она не уловила, и теперь недоуменно спрашивала себя, с чего ей вздумалось наброситься на пса лишь на основании того, что говорили о его намерениях люди? Почему она сразу не принюхалась к нему?! Ведь так поступают все собаки, а её подвела человеческая сущность, оказавшаяся в данной ситуации неразумнее собачьей натуры. Таня принюхалась тщательнее и с невыразимым облегчением осознала, что терпких, мускусных ноток страстного влечения в запахе кобеля и в помине нет! Запах страсти и у людей, и у эльфов, и у собак, и у волков был примерно одинаков, и лежащий на Тане пёс определенно не имел грязных намерений принудить её к «вязке». Возможно, в тёмных мирах звери достойнее и порядочнее людей, проживающих здесь?

Будто услышав эти мысли, пёс над Таней глубоко вздохнул и лизнул её в ухо, словно извиняясь за устроенную ей трёпку. Его вес перестал давить на неё - пёс поднялся и отступил на шаг, давая Тане встать на ноги и встряхнуться. Она так и поступила и теперь стояла, переминаясь с лапы на лапу, чувствуя себя страшно виноватой перед псом. Выходило так, что она явилась в его вольер незваной, разбудила его, без всякого повода зарычала и ощетинилась на него, а когда пёс резонно возмутился невежливым поведением гостьи, то она накинулась на него с когтями и клыками, кусая за плечи, лапы и всё, до чего дотянулась!

«Некрасиво получилось», - понурилась Таня.

Её выходка и с человеческой точки зрения выглядела так себе, а уж с собачьей и вовсе давала псу законное право сожрать её на ужин. То, что он оставил её в живых и по-прежнему дружелюбно ворчал, выражая симпатию к ней, искренне радовало, хоть и сбивало с толку: Таня как-то уже привыкла, что ничего хорошего в её жизни не происходит.

Не то чтобы сейчас всё было замечательно: она угодила в собачий питомник в качестве собачьей свиноматки, предназначенной для произведения потомства. То, что самец-производитель оказался приличным псом, просто отодвигало проблему в более отдаленное будущее: собакозаводчики либо найдут способ «повязать» её с этим кобелём, либо засунут в клетку к другому, который может оказаться не столь благородным, как Черный.

Таня потрясла головой, выбрасывая из неё мерзкие образы мрачного будущего. Черный монстр перестал ворчать и улегся посреди клетки, наблюдая за ней умными глазами, похожими на драгоценные топазы, утопленные в блестящей черной оправе. Таня усилием воли перестала переминаться на месте и в знак извинения за своё хамское поведение прижала уши к голове и помахала хвостом. Пёс словно усмехнулся и положил морду на лапы, дернув ушами и продолжая наблюдать за ней, а Таня осмотрелась.

Вольер был просторным, размером с большую комнату в родительской квартире на Земле. Задняя стена вольера была сделана из листа металла, потолок и три другие стены - из металлических прутьев. В дальнем углу лежала зверина шкура, служившая псу постелью, у входа стояли две миски: с водой и обрезками мяса. Больше в вольере ничего не имелось, искусственное освещение было рассеянным и неярким, идущим от ламп в потолке над прутьями клетки. Стоял вольер в глубокой нише, мимо которой шёл узкий коридор, по которому привели Таню. За этим коридором Таня увидела невысокий барьер, а за ним -темноту, которую не мог пробить свет бледных ламп. Подойдя к этой внешней стене с входной дверью, Таня зорко всмотрелась в мглу за барьером - кажется, там был обрыв, словно вольер стоял в театральной ложе, а под ним находилось пространство партера. С боков доносились запахи других собак, слышались шорохи их движений в вольерах - Таня и Чёрный были не единственными узниками. Обнюхав решётку вольерной стены, Таня обошла вольер по периметру и в самом тёмном углу попробовала прутья на прочность. Её клыки проскрежетали по металлу, не оставив на нём ни царапины: клетку бойцового пса ограждали углеродно-титановые стержни, а этот сплав оказался неуязвим для собачьих зубов.