Машина лорда Келвина - Блэйлок Джеймс - Страница 22

Однако то, что выглядело беспочвенной угрозой, произошло: судно отправилось ко дну. Обсудив между собой новость, мы пришли к выводу, что только два обстоятельства достойны нашего внимания. Первое: вся команда погибшего судна по возвращении в Дувр немедленно нанялась на другой корабль и покинула Британские острова. Кстати, стоит отметить, что о случившемся власти знали только со слов капитана, а тот доверия им не внушал, поскольку, чего греха таить, был янки и только недавно прибыл в Англию из Сан-Франциско. Пункт номер два составленного нами списка имел больший вес. Нас всех занимал вопрос: есть ли связь между гибелью корабля и уже описанными лондонскими событиями?

Итак, нам ничего не оставалось, как отправиться на побережье, поближе к заливу Стерна. И не только из-за затонувшего судна — неподалеку, как установил Сент-Ив, обосновался тот самый доктор Пайпер из Академии наук; старик проживал в маленьком домике ниже по течению Темзы. Мистер Годелл остался в Лондоне. Он человек занятой, и ему не до увеселительных прогулок. Кроме того, полагать, будто за время нашего отсутствия в Лондоне ничего не случится лишь потому, что последние загадочные события разворачивались несколькими милями восточнее, было бы опрометчиво.

Сент-Ив наведался в Адмиралтейство с целью раздобыть какие-нибудь сведения о капитане Боукере, но узнал самый минимум. По словам тамошних клерков, капитан был темной лошадкой: американец с неясным послужным списком, который около года водил в Кале небольшие торговые суда. Никаких нареканий по службе, никаких намеков на то, что его легко подкупить. Но в том-то и проблема: раз об этом человеке ровным счетом ничего не известно, сам собой напрашивается вывод, что склонить его к преступлению проще простого. Во всяком случае, это заключение показалось нам резонным.

Мы отправились с вокзала Виктории ранним утром и прибыли в Стерн-Бей к завтраку в трактире «Корона и яблоко». Время нас не поджимало, и потому мы провели там более часа, поглощая яйца и ломтики жареной грудинки, причем Сент-Ив, что случалось не часто, пребывал в отменном настроении; поболтав с хозяйкой о всяких пустяках, он якобы совершенно случайно вспомнил о затонувшем корабле и капитане Боукере. Разумеется, о таинственном происшествии вовсю трубили газеты, и эта тема стала одной из дежурных.

О да, хозяйка трактира имеет честь лично знать капитана Боукера. Он янки, самый настоящий, другого такого великодушного рубаху-парня на всем побережье не сыщешь. Нет, никаких врагов у бедняги нет и не было, и тем сильнее ударила по нему катастрофа. Бедняга в одночасье лишился корабля, а теперь сидит без дела! Хотя постойте-ка, недавно он устроился на работу в ледник (так мы называем здешнее хранилище льда) по механической части, присматривает за морозилками — вполне приличная работенка в таком городишке, как Стерн-Бей. Почти все время бывший капитан проводит в хранилище — сидит там с ранней зари до позднего вечера, лишь изредка обедает в «Короне и яблоке» — у него ведь нет семьи. Да, и ночует он там же: ни корабля, ни жилья у него нет. И после того случая подумывает завязать с морем, утешаясь лишь тем, что нет на его совести загубленных жизней. Все твердит: скверная доля выпала его суденышку, но заботился он прежде всего о людях. Вот каков он, наш капитан Боукер.

Сент-Ив заметил, что все это делает капитану честь и что, сдается ему, мир бы только выиграл, будь в нем хоть на дюжину больше таких, как Боукер. Но я-то видел: говорилось это затем, чтобы навести хозяйку трактира на мысль, что и мы сами — люди исключительно порядочные, а не какие-то беспринципные лондонские зеваки, обожающие совать нос не в свое дело. Все беседы Сент-Ив ведет таким манером и ни капли не лицемерит, потому как человек он искренний. Ну а если его дружелюбие в итоге сыграет нам на руку, что же тут плохого?

Так вышло, что в Стерн-Бей жила старая родственница Хасбро, приветливая и радушная тетушка Ади. Некогда она была своего рода фрейлиной матери Сент-Ива и няней моего старшего товарища, а теперь выходила в море промышлять рыбу на траулере, которым владел брат ее умершего мужа, дядюшка Ботли. Поэтому сразу после завтрака Сент-Ив с Хасбро отправились к ним в гости, и у меня оказался час свободного времени. Я решил потратить его на осмотр города, хотя, сказать по совести, от души жалел, что рядом нет Дороти. Ее общество неизменно доставляет мне радость, а разлука — печалит. Хотя я, грешный человек, не всегда прилагаю усилия, чтобы избежать ее.

Позднее утро, сырое и туманное, когда все звуки приглушены, а люди окутаны взвесью непролившегося дождя, — самое время бродить по влажным мостовым, глубоко погрузившись в невеселые мысли. Я направился к заливу, полагая, что Стерн-Бей — одно из тех покойных мест, где приятно провести пару свободных деньков, если с собой есть удочка. Дороти здесь понравилось бы, — как только вернемся, я намекну ей на такую возможность и избавлю себя от уколов совести хоть на какое-то время. И то верно: я праздно брожу здесь как на отдыхе, а Дороти намертво застряла в Лондоне, по горло в будничной рутине.

Затем я подумал о Сент-Иве и об Элис, которую он так беззаветно любил и чья жизнь оборвалась два года назад на площади Сэвен-Дайлз. Слава богу, меня там не было! Эгоистично с моей стороны, но выразиться иначе я не могу. Сент-Ив страдал от одиночества еще до появления в его жизни Элис, — а теперь это сводит его с ума. Ему неплохо удается дурачить людей малознакомых, но меня-то не проведешь — я отлично вижу, что он не создан для холостяцкой жизни. Сент-Ив от нее чахнет. Все богатство его чувств, до последнего гроша, было привязано к Элис. Многое он приберегал, чтобы однажды вложить в эту женщину все накопленное и получить обратно с изрядным процентом. Увы, все чаяния Сент-Ива остались в прошлом, и ныне сама мысль о романической поездке на воды для него невыносима. Ему претят даже те вполне невинные развлечения, что повсеместно считаются чрезвычайно приятными и пристойными…

Погруженный в эти отвлеченные и печальные мысли, я тряхнул головой, отрывая взгляд от тротуара, и увидел перед собой маленькую трехэтажную гостиницу, будто сошедшую с открытки.

То было белое здание с зеленовато-золотистой окантовкой, увитое плющом. Насколько я мог судить, с трех сторон его охватывала широкая веранда, уставленная прекрасной мебелью из ротанга. Повсюду стояли плетеные стулья и столы, за которыми врозь и попарно сидели весьма довольные жизнью и погодой люди. Особенно живописно смотрелись те, кого принято величать «старыми морскими волками». Над крыльцом качалась деревянная вывеска — «Пинта пенного», — сразившая меня сочетанием расчетливости с хлебосольством.

Приветливо кивая сидящим, я поднялся на веранду и вошел в гостиничный холл, где намеревался справиться о ценах и наличии свободных номеров. Весна была не за горами, и мы могли рассчитывать на погожие деньки (хотя в таком гостеприимном городке и ненастье не выбьет человека из колеи), так отчего бы заранее не побеспокоиться о хорошем местечке для отдыха, чтобы, так сказать, осчастливить Дороти?

Ей это местечко наверняка придется по вкусу — все сомнения, которые владели мною на улице, мгновенно испарились. Изумительная инкрустация на полу изображала кита и китобойное судно, — подобную работу мало где встретишь, — повсюду цветы в горшках, а украшением вестибюля служил большой камин, растопленный дровами — ни кусочка угля. За длинной дубовой стойкой разбирала бумаги миниатюрная женщина, и мы минутку потолковали с ней о комнатах и ценах. Хотя она не особо мне понравилась или, лучше сказать, не вызвала особого доверия, я в конце концов уладил все дела и, вполне довольный гостиницей и собой, направился к выходу.

Тут мне показалось, что я заметил своего каучукового слона: он лежал на столе в холле, отчасти скрытый листьями торчавшей из кадки пальмы. Я успел выйти за дверь и начал было спускаться с веранды, когда до меня дошло, что именно я увидел: прикрытые широкими красными штанами толстенькие ноги и круглую попу изготовленного мною забавного животного. Вероятность новой встречи с ним была ничтожной, и потому, уже осознав сам факт и уверившись в нем, я продолжал машинально спускаться по лестнице. Но потом все же развернулся и зашагал обратно.