Машина лорда Келвина - Блэйлок Джеймс - Страница 24

— Грохнулся замертво, книзу рожей, — пояснил капитан Боукер с внезапно окаменевшим лицом. Но затем вновь расплылся в улыбке и, расхохотавшись, опять хлопнул меня по спине.

— Сигару? — предложил он.

Я отмахнулся:

— Не курю. А ты давай, запах табака мне по душе. Навевает уют.

Капитан кивнул.

— Ага, и аммиачные пары забивает, — откусив кончик толстой сигары, он с натугой сплюнул его куда подальше.

— Ну так что, — сказал я, — не против, если я здесь осмотрюсь?

— Не-а, — ответил он.

Я шагнул было вперед, но Боукер заступил мне дорогу:

— Не-а, — повторил он, перекатывая сигару во рту. — Нечего тут глазеть!

Тут капитан снова разразился громким смехом. Поди определи, что у него на уме! Вытащив изо рта незажженную сигару, он заговорил серьезнее:

— Забегай лучше завтра, Джим, нынче у меня дел по самое дышло. Слишком занят. Я здесь новичок, все такое, не до экскурсий с разными там Диками и Гарри.

Не переставая болтать, Боукер ловко развернул меня к двери и легкими толчками принялся выпроваживать.

— Ну, ты-то можешь понять. Человек деловой, как-никак! Значица, завтра к вечеру или, того лучше, через денек. Недолго ждать, правда? А ты и не торопишься. Вот когда вернешься, все тут и посмотришь. А заодно прихвати бинокль и мерный шест.

И я побрел восвояси сквозь туман, недоумевая, почему все обернулось так скверно. За какой-то десяток минут в чьей только шкуре я ни побывал: и Эбнера, и Джима, и Дика, и Гарри, да только никто из них (или «из нас»?) так ничего толком и не вынюхал. С другой стороны, стыдиться мне вроде нечего. Я ничем себя не выдал; капитану невдомек, кто к нему заглядывал и зачем. Словом, Сент-Иву и Хасбро можно все рассказать без утайки. Манеры капитана только укрепили возникшие у нас подозрения относительно его сомнительной роли в деле утопления судна, не говоря уже о его излишней скрытности. Подумаешь, эка невидаль — обычное хранилище льда!

Я медленно шел в «Корону и яблоко» — погода не располагала к особой спешке, — миновал рынок и «Пинту пенного», одолел еще ярдов на сто и вдруг услышал позади и как бы сверху громкий хлопок вроде как от петарды. Я мгновенно обернулся и увидел перед собой старика-нищего в распахнутом пальто и обмотанных тряпками башмаках. Он стоял неподвижно, чуть откинувшись назад, будто его хорошенько пнули ногой под зад, а на его рубашке прямо у меня на глазах расцветало красное пятно.

Я и моргнуть не успел, как он медленно и тяжело осел в сорняки, где завалился на спину и уставился невидящим взглядом в серое небо, шевеля губами, будто пытался произнести молитву, но позабыл слова. Одним словом, с нищим разделался какой-то на удивление меткий стрелок — всадил пулю прямо в сердце.

Женские вопли, раскатистая трель свистка. Не соображая, что делаю, я ухватил старика за запястье и начал нащупывать пульс. Никакого толку. Где же искать этот чертов пульс? Я и свой-то не сразу найду, а уж чужой — и подавно. Я накрыл ладонью дыру в груди бедняги и как следует зажал, надеясь остановить кровотечение и чувствуя себя полным профаном. Так и сидел над телом, пока не появился врач с черным саквояжем в руке. Он присел на корточки рядом, сощурился на старика и медленно покачал головой, давая понять, что мы зря теряем время.

Испытывая легкое головокружение от запаха и вида уже подсыхающей крови, я выпрямился, кое-как добрел до скамейки и осел на нее, сгорбившись и чуть склонясь вперед, словно в поисках счастливого листка клевера. Когда же в голове прояснилось, я выпрямился и обнаружил прямо перед собой дюжего констебля, которому явно не терпелось задать мне несколько положенных вопросов. Я, конечно, неважный актер, но довольно проницательного капитана Боукера смог водить за нос целых двадцать минут, и потому убедить простака-констебля, что мне ничего неизвестно об убитом, было проще простого. Впрочем, это полностью соответствовало действительности.

Умолчал я об одном лишь обстоятельстве: в последнее время мне стало ужасно везти на мертвецов. Чего стоила недавняя трагедия в Холборне, и вот уже к моим ногам падает человек с простреленным сердцем. Многие проходят по жизни, избегая встречи с подобного рода потрясениями; я же их будто притягиваю. Вроде это на что-то намекало, но вряд ли могло сослужить констеблю добрую службу — не сейчас, по крайней мере.

Еще до полудня я вернулся в «Корону и яблоко», умылся и привел себя в порядок. Когда ко мне присоединились Сент-Ив и Хасбро, я расправлялся уже со второй пинтой пива — последнее происшествие вышибло из меня всю бодрость и веселье, и я, как ни старался, никак не мог составить разрозненные куски событий этого утра так, чтобы в них проглянул хоть какой-то смысл.

— Неважно выглядишь, — с обычной прямотой заметил Сент-Ив. Они с Хасбро заказали по пинте темного, хотя в последнее время ученый стал придерживаться нового режима и употреблял в течение дня только сидр. Видимо, моему примеру они последовали исключительно из желания поддержать меня в убеждении, что добрый глоток пива перед обедом — дело совершенно естественное. Сент-Ив подмигнул Хасбро:

— Всему виной чистый морской воздух. Легкие еще не приспособились к такой перемене и явно скучают по лондонским туманам… Отправь весточку Дороти, пусть немедля едет сюда.

Верный слуга сделал вид, что послушно встает, но уселся обратно, едва завидев невдалеке две свеженацеженные кружки.

Они, конечно, шутили, — после визита к тетушке Хасбро оба пребывали в отличном настроении, и я искренне радовался — но не за себя, а за Сент-Ива. Тем не менее, я не мог молчать, и дальше утаивая печальную весть:

— Недавно на улице застрелили человека.

Сент-Ив поморщился.

— Да, молва уже разлетелась по всей бухте. Какой-то мальчишка орал об этом под окном у тетушки. В городках вроде Стерн-Бей выстрелы нечасто услышишь.

— Все случилось у меня на глазах.

Сент-Ив оторвался от кружки и вскинул брови.

— Он был буквально в шаге от меня. С виду зауряднейший бродяга. Видно, хотел выклянчить у меня шиллинг, и тут — бах! — что-то громко хлопнуло, и он завалился на спину, мертвее мертвого. Убит пулей в сердце.

— В шаге от тебя, говоришь? Это преувеличение, полагаю? Хочешь сказать, он был неподалеку?

— Не дальше, чем вы сейчас, — покачал я головой, следуя ходу его мысли.

Сент-Ив молчал, обдумывая ситуацию, что и мне дало время уяснить то очевидное, что осталось неясным после насыщенного странностями утра. Пуля, разумеется, не предназначалась нищему. Кто, в здравом уме, станет убивать обычного бродягу? Какая в том выгода? Впрочем, безумцы попадаются мне то и дело, и велика вероятность, что где-то рядом бродит очередной псих. Итак, вспомним: нищий поворачивается, делает ко мне шаг… Если смотреть сзади, со стороны гостиницы, я почти заслонял его собою… Получается, что пуля, уложившая беднягу, пролетела в дюйме от меня самого!

Так кто же стрелял мне в спину из «Пинты пенного», — скорее всего, из окна третьего этажа? Или с крыши льдохранилища — она тоже вполне подходит для этой цели. Мне сразу вспомнились пропавший слон и капитан с его манерами уроженца Дикого Запада. Да что, черт возьми, происходит?..

Я заказал третью кружку и пообещал себе выпить ее не торопясь, а потом подняться наверх и немного вздремнуть. Хватит с меня на сегодня, могу оставить все прочее на Хасбро и Сент-Ива.

— У пирса я встретил Парсонса, — добавил я. — А еще имел беседу с капитаном Боукером… И та женщина с письмами, она тоже прячется где-то поблизости. Думаю, снимает номер в «Пинте пенного» — гостинице у пирса.

И пошло-поехало. В общем, я изложил им всю историю в том порядке, как она разворачивалась: игрушка на столе, ряженый рыболовом Парсонс, капитан-балагур, — а мои компаньоны молча сидели и слушали, считая, вероятно, что я весьма недурно провел утро, пока они сами попивали чаек и краем уха ловили разносившиеся за окном крики.

— Он заподозрил в тебе ищейку, — определил Сент-Ив, имея в виду капитана Боукера. — Следователя по страховым делам. Потому и не позволил осмотреться. Но что же он там скрывает, в этом хранилище? Может, судовой журнал? Вряд ли. Но зачем тогда ему стрелять в тебя? Подобный поступок не поможет человеку доказать свою невиновность. Да еще и Парсонс…