М - 4 (СИ) - Таругин Олег Витальевич - Страница 9

— Да я ему приблизительно так и объяснил, — кивнул Степан.

Старший прапорщик вздохнул:

— Правда, тут одно «но» имеется: никакого другого железа в той воронке, где мы этого бойца нашли, не имелось. Так что, ежели начистоту, это, скорее всего, именно его пистолет. Да, вот еще чего вспомнил — там еще граната была, эфка с вкрученным запалом. Но ее, сам понимаешь, в экспозиции не имеется, поскольку вместе с прочими ВОПами^[1] уничтожена согласно требованиям действующего законодательства…

— Ясненько, — кивнул Степан. — Тогда последний вопрос — где инфу про него можно поискать? Наверняка ж есть какие-то специальные базы данных о сотрудниках органов?

— Понял тебя, сам этим вопросом займусь. Если что, сделаю пару звоночков, попрошу помощи у старых товарищей, связи имеются, мы ж не только армейцев находим, так что сотрудничаем плотно. Ну, так что, пошли обновки примерять?..

Интерлюдия

Москва, Кремль, 16 февраля 1943 года, вечер

— Как это могло произойти?! — раздраженно буркнул Иосиф Виссарионович, захлопнув папку с донесением. — Сначала самолет, теперь корабль…

— Всего лишь небольшой катер типа «малый охотник», — автоматически поправил Берия, стараясь не встречаться со Сталиным взглядом. — Виноват!

— Ай, какая разница? — досадливо отмахнулся тот. — «Морпех» должен был оказаться в Москве еще три дня назад! Три дня назад, Лаврентий! Скажи, ты точно уверен, что это именно очередная случайность, а не предательство?

— Абсолютно точно, товарищ Сталин! — решительно мотнул головой Лаврентий Павлович. — После нашего успешного наступления и освобождения части Новороссийска, фашистская авиация всерьез активизировалась, всеми силами пытаясь нарушить морское сообщение с «большой землей». Атакуют любые плавсредства, даже одиночные маломерные суда — этим же утром были потоплены два мотобота и сейнер с ранеными, все погибли. Просто чудо, что этот катер, несмотря на полученные повреждения, сумел дотянуть до Геленджика. Так что произошедшее — просто роковая случайность. На момент падения немецкой авиабомбы «морпех» вместе с капитаном Шохиным находились на палубе, откуда их и сбросило в море ударной волной. Видимо, сильно оглушило взрывом, сразу утонули. Информация достоверная, подтверждена экипажем.

— Из которого больше никто не погиб? — иронично хмыкнул Сталин, немного успокоившись и занявшись набиванием трубки.

— Нескольких моряков, находившихся в носовом кубрике и камбузе, ранило и контузило, но других погибших нет, — согласился народный комиссар. — Я прекрасно понимаю, о чем вы думаете, товарищ Сталин! Но это и на самом деле стечение обстоятельств. По прибытии на базу с экипажем проведена оперативная работа, особенно с теми, кто был в рубке и мог видеть что-то важное. Все показания совпадают: Алексеев с Шохиным стояли на палубе по левому борту, о чем-то разговаривали. Когда появился немецкий самолет, капитан госбезопасности побежал в сторону рубки, вероятно, хотел забрать из каюты портфель с трофейными документами. Старший лейтенант бросился следом, догнал и оттолкнул к борту, не позволив спуститься вниз. Спустя секунду — взрыв, бомба ударила буквально в метре от катера.

— Их пытались спасти?

— На поверхности уже никого не было, даже сорванного взрывом спасательного круга. Кроме того, катер получил серьезные повреждения, в носовые отсеки начала поступать вода, поэтому капитан принял решение продолжать движение, пока машины еще работали. До Геленджика добрались чудом, на подходе едва не затонули. В тот квадрат сразу же был отправлен быстроходный торпедный катер, но никого не нашел.

— А эти документы, за которыми побежал твой сотрудник?

— Все цело, портфель доставлен в штаб фронта, печати не сломаны, его никто не вскрывал.

— Глупо вышло, — глухо пробормотал Иосиф Виссарионович, закуривая. — Совсем глупо. Получается, «морпех» испугался за товарища, не позволив тому укрыться внутри, и тем самым погубил и его, и себя.

— Его можно понять. Не промахнись немецкий пилот мимо цели, шансов выжить у находящихся в кубриках не осталось бы. Алексеев никак не мог знать, что принимает ошибочное решение — бомбят фашисты точно.

— Да все я понимаю, — досадливо отмахнулся Сталин. — Обидно просто, что все так глупо получилось! Знаешь, Лаврентий, у меня такое ощущение, словно кто-то сильно не хочет, чтобы мы встретились с этим «морпехом». Хотя помощь он нам уже оказал, очень серьезную помощь.

— Это война, товарищ Сталин, — пожал плечами Берия. — Всякое случается.

— Ладно, закончим с этим. Когда самолет пропал, мы тоже считали, что он погиб. А он взял, и вернулся. Что с Новороссийском?

— Плацдарм существенно расширен, войска закрепляются на новых позициях, активно используя для организации обороны здания пригородной застройки, идет переброска подкреплений. Противник пока выдерживает паузу, контратаковать не пытается. Самое главное — теперь у нас есть возможность разместить куда большие силы для будущих ударов, в том числе артиллерию.

— А «морпех» писал, что мы город только к сентябрю освободим, — задумчиво протянул Вождь. — Получается, сам написал, и сам же придумал план, как все можно в нашу пользу изменить. Интересно… Твою ж мать, как не вовремя он погиб! Наверное, совсем товарища Сталина не уважает. Не смотри так, Лаврентий, это я шучу. Все, свободен, работай…

Дождавшись, пока народный комиссар покинет кабинет, Иосиф Виссарионович выложил на рабочий стол пухлую папку с перепечатанными на пишущей машинке «воспоминаниями о будущем» старлея Алексеева. Нашел нужный лист, озаглавленный «весенне-летняя кампания Вермахта. Операция «Цитадель». Курский выступ». Разложил и разгладил ладонью испещренную цветными пометками карту, прилагавшуюся к этой части документа. Задумчиво пробормотал, затянувшись ароматным табаком:

— Вы, товарищ «морпех», пишете, что в июле мы фашистам окончательно хребет сломаем? И произойдет это именно тут, в районе Курского выступа? Ну, что ж, поглядим. Вот только к чему нам ждать, пока фашисты первыми начнут? Как там древние говорили, предупрежден — значит, вооружен?..

Глава 4

ОТЕЦ

Новороссийск-Ростов, наши дни

Бывший командир разведбата майор ВДВ Валерий Сергеевич Алексеев проснулся на рассвете. Полежав, бессмысленно пялясь в потолок, несколько минут, убедился, что больше уже не заснет. Тяжело вздохнув, осторожно, чтобы ненароком не разбудить сладко сопящую жену, встал с постели и вышел на балкон, плотно прикрыв за собой дверь. Опершись на перила, с удовольствием вдохнул полной грудью пока еще прохладный ночной воздух. Почти половина пятого, хорошее время — «собачья вахта» уже закончилась, и ночь, признав свое поражение, отступила перед напором зарождающегося дня. Там, в Афгане, майор любил эти первые рассветные часы, означавшие, что моджахеды не решились на ночную атаку и пацаны на постах благополучно пережили еще один день «за речкой». Плохо только, что скоро снова навалится жара, если верить синоптикам, как никогда аномальная.

Не оглядываясь, нащупав на подоконнике пачку сигарет, вытащил одну. Прикурил, чисто автоматически прикрыв огонек зажигалки широкой ладонью. Первая затяжка, как водится, неприятно дернула горло, вторая пошла мягче. В который уже раз задумался, прав ли он был, что так и не рассказал Светке о пропавшем во время маневров сыне? Наверное, прав, поскольку «чуйка» — та самая, что не раз спасала жизнь в Афганистане, — по-прежнему молчит. А коль молчит, значит, Степка жив! Или… ему просто хочется в это верить? Верить слепо, не обращая внимания ни на какие объективные факты; верить, как верят в самую искреннюю молитву? С неделю назад он даже в церковь пошел, едва ли не во второй раз в жизни, надеясь хоть там получить какой-то ответ. Ответа, по крайней мере, прямого, не последовало, но спокойнее стало, а в душе появилась еще большая убежденность, что он не ошибается; что Степан не погиб и не пропал без вести, как оба его деда. Еще и сон после этого странный приснился: улыбающийся сын в черном флотском бушлате и с немецким автоматом в руках стоял на фоне каких-то затянутых дымом руин. Валерий Сергеевич захотел, было, рвануться к нему, обнять, расспросить, что произошло, но тот, внезапно став серьезным, отрицательно мотнул головой: