Евгений, Джек, Женечка (СИ) - Горышина Ольга - Страница 22

— С тобой же никто не погулял!

— Хочешь, схожу с собакой? — раздалось тут же у меня за спиной.

Я не обернулась, чувствуя, как кровь нагло приливает к лицу.

— Так он с тобой и пошёл…

— Даже на поводке?

— Тем более на поводке!

— Пошли тогда вместе…

Это предложение или констатация факта? С собакой гулять надо — Ярослав сам не пойдет, а если и пойдет, то для начала поскандалит полчаса, а мне спектаклей хватит: тухлые помидоры от Сомова довольно чувствительные, тяжелее булыжников.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я сняла с крючка поводок и еле выдержала неожиданные собачьи объятия, притянула шнауцера к ноге и спустилась с крыльца на дорожку, обнаружив маленькую ладошку в большой — скор на прикарманивание чужих детей! Дочь у меня ни к кому не шла так спокойно, никогда…

— Как тебе за высоким забором живется? — спросил зачем-то Сомов. — Не чувствуешь себя на необитаемом острове?

— А ты не чувствовал? — спросила я с вызовом.

Да вообще прогулка с собакой в его обществе — вызов здравому смыслу. Застукают нас вместе — на всю дачу и за ее пределы разнесут: никто не забыт, ничто не забыто.

— У меня была сетка. Со стороны соседей, — добавил Джек с усмешкой. — Сплошным только от пыльной дороги отгородился. А они убрали сетку. Больше на глаз не вижу особых изменений.

— Ну, я судить не могу… Захочешь, проверишь. Я еще не все коробки распаковала, так что ничего не трогала.

— Я что пришел…

Ну давай, скажи — соври точнее.

— Может, сделать что-то надо? Пока я тут мы с Юркой вдвоем, все сделаем…

— Ничего не надо, — чеканила я слово за словом. — У меня сотрудник встречал грузчиков: мебель собрал и… Только стиралка не пришла вовремя, но Ярослав справился, я уже говорила… Три дня — полет нормальный. У меня все хорошо, — добавила я зачем-то. — А вот собаке плохо. Берь, пошли!

— Может, по лесенке к речке спустимся?

О чем он подумал — что нам лучше не светиться вдвоем или… Я просто забыла о существовании второй калитки и частного… Почти частного — общего на наши два участка — спуска к реке. Наши деды укрепили берег и построили лестницу, а отцы поддерживали ее довольно долго совместными усилиями, даже когда наши матери разругались в пух и прах. Ведь это они не поделили унаследованную собственность — это их родители получили участки, так как работали на одном предприятии. Из-за чего поругались? Из-за канавы… Мы же с Джеком в общей песочнице когда-то играли, а потом пошло и поехало: раздельные игрушки и нельзя даже шоколадными конфетами поделиться. Не было бы этой долбанной приватизации, никогда бы про канаву не узнали… Впрочем, нашли бы другой повод поругаться — от скуки… А потом… Мои продали дачу…

— Что за хрень?

Джек обернулся от второй калитки, но руки моей дочки не выпустил.

— Они забор передвинули и закрыли соседям спуск к реке. Я же говорил им, что это вообще ничья территория…

— Что ничье, то мое, — усмехнулась я горько, продолжая думать про дурацкую канаву.

Отгоняя жуткую мысль, что будь наши матери поумнее, Джек бы держал сейчас за руку свою дочь, а не Влада… Не ненавидь тетя Таня мою мать, не стала бы она прятать от меня сыночка…

— Я соседей еще не видела, но если они заикнутся, что им нужен спуск, я подвину забор. Или считаешь, что я должна сама пойти с ними поговорить? Мне вот лично этот спуск к реке вообще не нужен. Реки-то больше нет…

— Я не собираюсь ничего тебе советовать… — усмехнулся Джек. — Добрососедские отношения — наука сложная, я ее так и не постиг. Ну а река… Моя Маринка постоянно писала жалобы в прокуратуру.

«Моя Маринка…» Надеюсь, вздрогнула я незаметно. Плечи, к счастью, сегодня не оголены…

— Штрафы на свиноферму исправно накладывали, только в пару тысяч, как в качестве насмешки для садоводов… Телевидение подключали, эффекта ноль. Сейчас, наверное, никто этим и не занимается. А озера и карьеры нормальные. Ну, если не думать про всякие палочки… Хотя карьеры опаснее, там обязательно кто-то каждый год тонет…

— Я в курсе. Будто в наше время было иначе, — даже скривилась, изобразить улыбку не получилось. — Но Ярослав лучше меня плавает… И я его предупредила не заплывать на середину. Может, калитку уже откроешь? А то у меня собака на участке все сделает…

Здесь не было замка, только задвижка, об которую я б точно сломала ногти. Только бы ноги на лесенке не переломать теперь… Пока буду бежать за своим прошлым.

Траву на склоне никто не косил, и она заползла на насыпные ступеньки, которые сильно просели, обнажив деревянные столбики. Зацепившись за первый же из них, я поняла, что жизненно необходимо спустить собаку с поводка. Только Берька не обрадовался свободе — он никак не мог решить: идти по ступенькам или безопаснее будет переместиться в траву.

— Женя, телефон! — закричала Женечка так неожиданно и пронзительно, что в Берьке сработал рефлекс бегуна, и он рванул с места вниз.

Я обрадовалась, что в руках болтается пустой поводок — иначе пересчитала бы носом все ступеньки. Сомов прекрасно слышал звонок и либо не хотел отвечать при нас, либо боялся отпустить руку моей дочки. Ужасные ступеньки — тут же запросто шею свернет и взрослый.

— Женя, дай мне руку! — крикнула я громко.

И Джек, ни секунды не раздумывая, обернулся ко мне с протянутой рукой. Боже…

— Я не тебя зову, а дочь! Жень, держись за меня. Дай дяде на звонок ответить…

Я не выдавала желаемое за действительное, нет — по лицу Сомова без всякого сомнения скользнула тень разочарование. Непонятно только, что больше его расстроило: то, что я не нуждалась в его поддержке или что моя дочь слишком быстро подарила ему свободу. Я вот по дурости два лишних года считала его своим!

— Да, Кира, в чем дело? — ответил Сомов, ускоряя шаг, но я все равно услышала продолжение разговора, даже если он того и не хотел: — Сегодня никак не могу, я еще на даче и пока без руля. Завтра я у тебя в шесть, если это все еще нормально?

Мое сердцебиение точно нельзя было отнести к разряду нормальных, как и реакцию на чужие отношения. Я же прекрасно понимала, что он не один даже до этого звонка. И для чего мне его свобода, если я не хочу его обратно в свою жизнь? Во-первых, я не знаю его нынешнего, во-вторых, я не простила его прошлого. Всего лишь старая рана заныла, и это не смертельно, пройдет.

Вот он уже отошел от нас на приличное расстояние, а мы шли медленно: мне теперь не только самой бы не упасть, так еще удержать бы ребенка. Зачем он нас сюда повел? Мог бы догадаться в каком лесенка состоянии! Для конспирации — зачем еще! Чтобы нас не увидели вдвоем — втроем, не считая собаки. А она дала о себе знать — подала голос. Явно кого-то облаивала. Джек сиганул вниз через все ступеньки. Так ему шнауцер и дался в руки — да еще и без поводка. Хорошо, что Берька добрый — прохожих только облаивает, но довольно грозно.

Серая тушка мелькнула между деревьями — Джек сумел отогнать пса от людей и сейчас напуганная псина искала путь, чтобы ретироваться под защиту хозяйки. Я сначала поспешила вниз, а потом замерла, услышав знакомые голоса. Нет, они не были знакомыми — я их не узнала, но расслышала имя Сомова.

— Мама, ты почему остановилась? — спросила Женечка.

Потому что дальше идти нельзя, но ведь ребенку не объяснишь неочевидное.

— Смотри! Земляника!

Я действительно увидела среди травы красный глазок ягодки. Теперь дочка вприсядку искала ее вкусных сестричек. Берька чуть не сбил ее носом, а потом появился и Сомов.

— Что не пошла вниз? Голубевых испугалась?

— Землянику нашла, — заявила я гордо.

— А я уж решил, что мы снова шифруемся.

На губах усмешка, в глазах — злость… В моих, наверное, тоже.

— Мне нечего скрывать… И не от кого!

Ну, что ты мне на это скажешь? У меня очень гордое лицо теперь! Не то, которое ты запомнил на присяге, когда я не в силах была остановить слёзы и оторвать руки от твоей шеи… Если бы я не была в конце апреля с непокрытой головой, то получила бы по шапке от твоих родителей. Но тетя Таня и дядя Володя, наверное, заметили мой длинный маникюр и испугались за свои злые рожи…