Ц 6 (СИ) - Большаков Валерий Петрович - Страница 10

— Давно не виделись, хе-хе…

— Только не говорите, что вы просто так наведались! Нам срочно нужен технический директор, вы же в курсе!

— Так уж и срочно? — притворно засомневался Арсений Ромуальдович.

— Срочнее не бывает!

— Ой, Ромуальдыч приехал! — донеслось от дверей.

Хлопая в ладоши, вбежала Альбина в новом джинсовом костюмчике.

— Как я вам? — повертелась она.

Леднёв и Скоков, ни слова не говоря, выставили большие пальцы — люкс!

— В комиссионке взяла! — оживленно болтала Ефимова. — Никогда джинсов не носила, вообще, а тут увидела — и не выдержала. Почти все деньги потратила!

— И чё? — возник на пороге растрепанный Изя. — Прокормлю уж как-нибудь!

— Ой, кормилец нашелся! — подпустила Аля ехидцы в голос.

— А чё?

— Как будто и не уезжал! — рассмеялся Вайткус. — Миша, пойдем, я там кой-какие гостинцы привез, поможешь донести…

Мы вышли к лифтам, и Ромуальдыч, распуская «молнию» на своей шикарной дубленке из кенгуру, сказал негромко:

— Так ты серьезно насчет вакансии?

— От и до! — серьезно кивнул я. — С вашими связями… Просто мне сейчас приходится не думать, а бегать, доставать и пробивать! Вон, вчера неодимовые магниты выцарапал. Новейшая разработка! Так вот пробегаешь весь день, поможешь тому же Ваньке, а у самого всё стоит колом…

— Понимаю, понимаю… — Вайткус потер щеку, кривя губы. — Ну, считай, вакансия заполнится… м-м… через недельку.

— Здорово! — обрадовался я. — Нет, правда, что ли?

— Что ли, — улыбнулся Арсений Ромуальдович, и тут же построжел. — Только давай сразу расставим акценты. Там, в Первомайске, я реально, как ты выражаешься, хотел толкать прогресс. Но сейчас иная ситуация. Настают тревожные времена, Миша, и я не хочу, чтобы с тобой случилось… э-э… нехорошее. Понимаешь?

— Понимаю, — я щелкнул кнопкой-стрелочкой, вызывая лифт.

— Вот и хорошо, что понимаешь, — заворчал Вайткус, насупясь.

Уверять старого зубра в том, что сами-де бережемся и кое-что могём, я не стал — это выглядело бы слишком по-детски. «Могём»… Да мне до сих пор не удалось вычислить ни одного прикрепленного! И я же наверняка видел мою охрану — в метро, на остановке или в универе, — но кто есть кто? Как распознать среди москвичей и гостей города сотрудников 9-го управления? Или со мной работает 7-е? Да я даже этого не знаю!

Выйдя, мы зашагали мимо вахты.

— Сейчас, Панасовна, — забасил Ромуальдыч, — посылки только передам!

— А як же, а як же, Арсений! — разулыбалась баба Дуся.

Я отвернулся, чтобы скрыть ухмылку — Вайткус и тут засветился! Воистину, нет в Союзе ССР людей, не знакомых с Ромуальдычем.

Зеленый «Ижик» на стоянке сразу бросился в глаза.

— Посылки Зиночке передали, и Але, а етто, — Вайткус шлепнул по капоту, — тебе!

— Что? — не сразу дошло до меня. — Машинка? Вся?!

— Полностью! — засмеялся Ромуальдыч. — Документы на тебя я оформил, всё, как полагается, права есть, восемнадцать исполнилось. Пользуйся! И уйми свои смутные сомнения! Ты же ее сам собрал — из сущего хлама, из списанного ломья!

— Да, но… — замямлил я.

— Никаких но! — отрезал Вайткус. — А свою «Волжанку» я через неделю пригоню. Хватай ящик, тащим!

Я украдкой погладил машинку, и нагрузился увесистой посылкой.

— Устроим девчонкам праздничек! — подмигнул мне Ромуальдыч, и боком толкнул стеклянную дверь ДСВ.

Глава 3.

Суббота, 6 ноября. После занятий

Москва, проспект Вернадского

Прочный каркас из блестящего металла держал в себе огромные ободья электромагнита и охладители ЯМР-томографа. Громоздкая конструкция из стоек, перекладин и откосин уже весила восемьсот кило, а вся сборка потянет тонн на пять, как минимум. В общем, пришлось мне выбивать в ректорате отдельное помещение на цокольном этаже.

«Очень надо, Рем Викторович! Это ж настоящий прорыв в медицине! Ой, спасибо, Рем Викторович…»

Зато куда проще было обтянуть экраном, не пропускающим излучение, маленькую комнату, чем бывший спортзал. Заодно экранировка защищала томограф от телерадиопомех извне.

— Тут, короче, создается однородное магнитное поле от семи десятых до одной тесла, — бубнил Скоков, любовно оглаживая массивные катушки. — А ядра водорода в нас, будто малюсенькие компасы! Только их стрелочки вертятся, как попало. Включаем основной магнит — и миллиарды миллиардов протонов выстраиваются одинаково! Образно говоря, все на север указывают. А сюда мы, — кряхтя, он просунулся внутрь сканера и пошлепал рукой по вогнутой пластмассе, — градиентные катушки поставим, чтобы локализовать область исследования, сделать как бы срез! Ну, там, брюшной полости или грудной клетки. Ага… — Ваня запыхтел, выбираясь обратно. — Одна передающая РЧ-катушка уже намотана, надо еще парочку. Их задача — возбудить «наши» протончики радиочастотным импульсом. Ядра тут же срезонируют, излучая фотоны — и приемные катушечки снимут ЯМР-сигнал. Усилят его в тыщу раз, одновременно понижая частоту с мегагерц до килогерц. Вот тут-то и заковыка — сигнал, ведь, аналоговый! А нам его надо оцифровать, иначе ЭВМ «не поймет»!

— Алгоритмы на мне, — успокоил я Ваню начальственным мановением, — проги сам напишу, а за тобой — матчасть.

— Здорово! — крякнул Скоков, потирая руки. — Это здорово!

«Три богатыря» — бородатые очкарики из Ваниной команды — радостно заулыбались, пихая друг друга локтями.

«Даёшь советский томограф! Даёшь пятилетку в три года!»

Хмыкнув, я обошел сканер, переступая кабели и вязки проводов. За стеклянной стеной рябили Удальцовские пруды, а на тот берег выходили белые пятиэтажки.

Меня передернуло. Вообразил, каково это — окунуться в стылую воду. Обжигает, как огнем, только с обратным знаком…

Снега мы пока не видали, однако белёсое небо помаленьку затягивалось клубистой, синевато-пепельной хмарью, да и ветерок поддувал морозный — лицо немеет. Лужи по утрам окаймлялись целлофановым, перепончатым ледком, тонким, как покровное стеклышко для микроскопа — он колко хрустел под колесами «Ижика». Предзимье…

— Ладно, дерзайте, — улыбнулся я в дверях, вдохновляя однокурсников на новые трудовые подвиги. — Нужен буду, наверху ищите.

Цоколь пустовал, лишь в гладильной шипела утюгами пара студенточек. Зазывно распахнутые дверцы лифта словно поджидали меня, но я свернул на широкую лестницу, взбегая на первый этаж, просвеченный насквозь.

— О, Миша! — живо развернулась тетя Дуся. — А тут к тебе!

С низенького диванчика плавно, по-кошачьи, встала Инна в пухлой куртке и задорной лыжной шапочке с вышитыми снежинками.

— Привет! — расцвела Хорошистка улыбкой. — А я… Вот! — она провела пальцами по картонному ящику со знакомой синей картинкой. «МикроЭВМ «Коминтерн-1А». — Купила тут, недалеко… А он такой тяжелый! Олег на съемках сейчас, в Казахстане где-то… А потом смотрю — твоя машина стоит! Думаю, может, ты…

В синих глазах сияла такая несмелая и чуточку кокетливая мольба, столько в них светилось надежды, что я уступил.

— Пошли, — сказал, подхватывая ящик. — Как ты его только дотащила!

— На себе! — жизнерадостно прозвенела Инна. — Ой, ты же в одном свитере!

— Да ладно, — запыхтел я, боком проходя в раскрытые девушкой двери, — в машине согреюсь.

Осторожно уложив хрупкий груз в кузов, прижал его сбоку запаской, чтобы не елозил, и залез на водительское.

— Садись!

По-женски суетливо, Хорошистка устроилась на переднем сиденье.

— Да тут недалеко, на Ленинском! — затараторила она. — В большой квартире ремонт, пришлось нам переехать в съемную. А то пыли столько!

Я промычал нечто сочувственное, трогаясь и выезжая на Кравченко. А Москва принарядилась к празднику…

Отовсюду жгло красным цветом — трепетали на ветру флажки и полоскали стяги, надувались, как паруса, транспаранты, переброшенные через улицу. Голые деревья уже не гасили сполохи наглядной агитации, и в поле зрения постоянно попадали образы Великого Октября — «Аврора», красногвардейцы, вдохновенный профиль вождя мирового пролетариата…