Не отрекаются, любя... (СИ) - Лабрус Елена - Страница 27

— То есть если мы не разведёмся, ты думаешь, так и будет? — пробубнила с полным ртом Вера. — Папа купит мотоцикл. И это решит все наши проблемы. Так?

— Пожалуйста, не утрируй, — недовольно поджала губы мама.

— Хорошо, не буду. Ты кажется спрашивала про Зойку. Так вот. У неё всё в порядке. Она ждёт ребёнка. От Алексея. Её уже выписали с больницы. Она поехала домой.

Вера вытерла рот и поставила в мойку пустую чашку.

— Ребёнка? — не сразу переспросила мама. Только когда до неё дошло.

— А ты что мне хотела сказать? Что милые бранятся только тешатся? Что ты подумала: это на вечере, наверно, было какое-то недоразуменье? Он совсем не это имел в виду?

— Я позвонила Галине Семёновне. У Алексея сотрясение мозга. А ты мне даже не сказала, что Марк его избил, Вера.

— И правда, — сполоснув чашку, она вытирала полотенцем руки. — Как же я этот момент упустила. Что да, Марку сильно не понравилось, что у меня забрали ребёнка и меня должен трахнуть какой-то мужик, чтобы у Алексея не отняли склады.

— Кстати, про склады. Она первый раз слышит, что у него кто-то пытается их отнять. Да и проблем у него никаких с бизнесом нет.

— Блядь! — Вера швырнула на стол полотенце. — Это знаешь на что похоже? На газлайтинг. Ну ты таких слов, конечно, не знаешь. Для тебя если коротко: «А был ли мальчик?». То есть сейчас меня все будут убеждать, что этого вообще не было. Что я всё неправильно поняла. Мне показалось. Или я всё придумала. То есть сошла с ума.

— Нет, конечно, ты не сошла с ума…

— Мама! Зойка трахалась с моим мужем и беременна от него! — рявкнула Вера.

И в этот раз, выходя из кухни, хлопнула дверью.

— Я одевся, — встретил её в прихожей Ванька, глядя на неё круглыми испуганными глазами.

— Ты лучше всех, малыш, — присев на корточки, крепко обняла его Вера. — А сейчас будешь ещё и красивше всех. С новой стрижкой.

— Ты кричала на бабуфку? — спросил он на улице.

— Да, — развела она руками. — Иногда я злюсь. Иногда все злятся, малыш. И ведут себя плохо. А взрослые особенно. Но это не из-за тебя.

— А с папой мы больше не живём фместе из-за меня?

— Конечно, нет, милый, — села перед ним Вера. — С чего ты взял?

— Потому фто я плохо говолю. А папа селдится. И я бестолковый.

— Кто сказал тебе такую глупость? — встала Вера и подала ему руку. Время поджимало, хоть парикмахерская и была в соседнем подъезде. Но уже знала ответ. — Баба Галя?

Он кивнул, качнув бубоном на шапке.

— Ты самый умный и толковый мальчик в мире. Ну по крайней мере из всех, кого я знаю. И я так говорю не потому, что ты мой сын. Так и есть. И что бы ни говорили другие люди, не верь их словам. Люди очень несправедливы. Им нравится, чтобы мы думали о себе хуже, чем мы есть, тогда они себе кажутся лучше. Понимаешь?

Он кивнул. Вера мысленно себя обругала, что совсем не знала, как объяснить ребёнку, что его бабка злобная тварь, которой не только волосы выщипать, ей язык вырвать мало.

— А папа купит нафтоящий мотоцикл? — с надеждой спросил малыш. — А то другой мальчик мне фказал: размечтался.

— Конечно, купит, — выдохнула Вера.

Надеюсь, завтра он о нём уже забудет, об этом чёртовом мотоцикле.

А если нет, я сама его куплю, потрепала она его по голове, нафтоящий.

— Измайлов, — Вера вышла на улицу и набрала ещё не бывшего мужа, пока ребёнка стригли. — Так, веди себя как мужик, а не как дерьмо собачье, — предупредила она, едва услышала каким недовольным тоном он ответил. — Ребёнок скучает. Он не понимает, что происходит. И он ни в чём не виноват… И нам бы тоже не мешало поговорить… Твои предложения?.. Мне приехать с адвокатом или с охраной?.. Нет, охрана это для меня, будет следить, чтобы я ненароком тебе что-нибудь не оторвала… Договорились! И, кстати, поздравляю, ты скоро станешь отцом!

На том конце повисла пауза, но Вера не стала дожидаться, пока он ответит, повесила трубку. Может и подло: выдать Зойкин секрет, но она, сучка, заслужила.

Вера убрала в карман телефон и резко развернулась…

Качели снова качались, словно с них кто-то только что встал. Мальчишки постарше, что, как обычно, собрались к вечеру во дворе, гоняли мяч. Помладше — галдели на детской площадке. Совсем малыши сидели рядом с мамками в песочнице.

Вера поздоровалась с женщиной, что прошла мимо с коляской — мамина соседка вышла гулять с новорождённым внуком.

Было странное чувство, что он только что был здесь.

Марк.

И пусть его, конечно, не было. Это было даже не важно. Важно было ощущение, которое пришло потом и разлилось внутри теплом. Не той изнуряющей тоской и пустотой, что обычно накрывала с головой после мыслей о Марке Реверте, Веру окутало совсем другое, новое, светлое чувство.

Мир рушился вокруг неё, но внутри было тепло, тихо и словно горела лампадка.

Пусть не свеча, не огонь, не пожар и даже не свет, а всего лишь тусклая лампадка, но она горела.

Он здесь.

— Блядь! Ты совсем идиот что ли? — рычал мужик, но Марк не понимал чей это голос.

Несмотря на невыносимое желание сменить чёртову неудобную позу, в которой он лежал: всё тело болело и затекло, он даже веками не шевельнул — опыт, который очень дорого нам даётся, сохраняется навсегда.

— Как можно было подписать пустые документы? — разорялся мужик. — Как вообще можно быть таким дебилом, чтобы что-то подписывать без адвоката! Как вообще можно что-то подписывать…

Раздался звук, словно что-то швырнули в стену, и оно разбилось.

— Не согласовав с тобой? — выкрикнул другой мужик. А этот голос Марк знал. Какая неожиданность! Измайлов? — Ты же это хотел сказать: не согласовав с тобой, да?

Невыносимо воняло резиной, словно Марк лежал на спортивном мате.

Он осторожно приоткрыл один глаз. Ну, так и есть: тренажёры, зеркальная стена, как обычно в спортивном зале. Полумрак. Темнота, словно уже наступил вечер. И чувство, что он валяется здесь один. Весь день. Со связанными руками и ногами.

Ну, хоть выспался. Марк напряг руки. Эти пластиковые стяжки рвались на раз-два, но освобождаться не торопился. Открыл глаза. Осмотреться для начала.

— Это моя жизнь, не твоя! — орал Измайлов-младший и, судя по всему, этот диалог на повышенных тонах происходил у них с отцом. Марк поднял голову. А потом и сел.

В тёмном и небольшом спортивном зале он действительно был один.

— Хватит того, что я женился по твоей указке! Разводиться мне или нет я решу сам!

А вот с этого момента, пожалуйста, поподробнее. Марк размял затёкшие плечи. И, кажется, начал понимать о чём они говорят.

— Сам? Это называется сам? Тебе сунули под нос пустые бумаги, и ты поставил свою подпись. Ты хотя бы понимаешь, что теперь у тебя могут отобрать всё: твою сраную компанию, квартиру, ребёнка. Что ты не просто согласился, не глядя, на развод. У тебя отберут не только жену.

За дверями из матового стекла, где проходил разговор, Марк отчётливо видел две мужские фигуры. Но сказать, кто из них Измайлов-младший, а кто старший не взялся бы — они были словно вылиты из двух частей одной болванки. Оба коренастые, широкоплечие. Какого чёрта Лёха забыл в баскетболе Марку до сих было непонятно, хотя тогда ведь ещё было неизвестно вытянется ли он. Сейчас уже сомнений не было — от был точной копией своего отца: чуть ниже метр восемьдесят, рыжий, хотя скорее русый с рыжиной, крепкий. Одного ему не хватало — характера его папаши. Жидковат был Лёха.

Да кому нужна его сраная компания, фыркнул Марк, дослушав тираду отца до конца. И его сраная квартира. Марк был уверен, что Вера при разводе отставит ему всё. Всё, кроме сына. Но…

— Она ещё не поставила свою подпись, — прогремел Лёха, не как его Зевс-громовержец отец, но тоже громко. — И она беременна. Так что ещё ничего не закончилось… папа.