Сам себе властелин 2 (СИ) - Горбов Александр Михайлович - Страница 17

— Ваня, ты чего меня искал?

— Хотел спросить: есть ли у нас пыточная?

— Пытошная? Была где-то. За давностью лет и не вспомнишь уже.

— В подвале, под южной башней, — вмешалась бабушка.

— Да нет, там караулка для скелетов всегда была.

— А под восточной?

— Склад там, алхимический. Кажется. Знаешь, Ваня, давай сходим и поищем.

На ходу мумий бормотал себе под нос:

— Позор какой. Замок Чёрного Владыки, а пытошной нет. Как людям в глаза-то смотреть? Орки смеяться будут. Позорище на мою седую голову.

После долгих блужданий по подвалам, мумий вдруг хлопнул себя по лбу.

— Вспомнил! Вспомнил!

— Где?

— Да нет, не про пытошную. Я в этом подвале бочонок вина спрятал, ещё при жизни.

Мумий нашёл на полу осколок кирпича и пометил одну из дверей крестиком.

— Здесь она, родимая. Потом загляну, проверю, на месте ли. Ну всё, можно идти обратно.

— А пыточная?

— Точно, мы же за ней сюда пришли. Ладно, пойдём дальше искать.

— Может она рядом с темницей? — я решил подтолкнуть поиски, — логично было её там сделать.

— А мы там не смотрели? Давай сходим.

И правда, пыточная нашлась рядом с камерами темницы.

— Деда, — я с укоризной посмотрел на мумия, — а сразу было нельзя сюда пойти?

— Понимаешь, — мумий почесал в затылке, — я в ней никогда не был. Постоянно чего-то не хватало: то настроения, то пленников. В общем, даже не подумалось, что она тут может быть. Старею, наверное.

— Ладно, ерунда. Где там Бука с пленником?

Смотреть, как я буду пытать светлого, сбежалась куча народу: Шагра, бабушка, Дитя, Сеня и свободные от дежурства орки. А вот мумий сказал, что настроение у него неромантическое, для пыток не подходит, и ушёл в лабиринт подвалов. Наверняка к своей найденной заначке.

— Ваня, а ты сам его будешь мучить? — уточнила бабушка, — палача-то у нас нет. Может орков попросить? Они должны уметь.

— Не, не обучены, — покачал головой Уру-Бука, — прибить можем, а пытать нет. Пробовали уже.

— Ваня, ты главное — аппетит не испорть себе, — заволновалась бабушка, — на ужин я пирог поставила, мясной, с картошкой и шпинатом.

— Где там пленник?

— Ведите! — гаркнул Уру-Бука, чуть не оглушив меня.

Пленник оказался молодым эльфом. Ну, мне показалось, что молодым. Кто его знает, сколько они живут и с какого возраста у них паспорта выдают.

Эльф гордо задрал подбородок.

— Я ничего не скажу тебе, Чёрный Владыка.

Уру-Бука, не сомневавшийся во мне, с ухмылкой приковал эльфа цепями.

— Да ладно, можешь не говорить, — махнул я рукой, — мы собственно и не собирались спрашивать. Ты же не генерал, не король. Что ты можешь знать?

Мне показалось, что эльф обиженно надул губы.

— А уже можно пытать, да? — вылезла вперёд Дитя Тьмы.

— Бука, ты его хорошо приковал?

— Угу.

— Тогда можно я его вилкой ткну?

— А-а-а! — эльф заорал, как резаный.

Из невнятных выкриков я разобрал, что вилки эльф очень даже боится. Король Галадон не может сидеть, после того, как его ткнула Дитя. Залезть на сорона и думать не может. Оттого и штурм собираются отложить, и вообще, негуманно пытать пленников столовыми приборами.

— Я требую нормальную дыбу! — вопил эльф, — Имею право на стандартные пытки! Почётно умереть в подвалах, как всякий нормальный пленник! А быть затыканным вилкой — против любых законов и обычаев. Уберите этого ужасного ребёнка!

Дитя Тьмы обиделась, плюнула в эльфа и обиженно засопела.

— Дядя — бяка.

— Тихо маленькая, — Шагра обняла девочку и с укором посмотрела на пленника, — стыдно такие вещи детям говорить. А ещё светлый. Пойдём, Дитя, я тебя конфетами угощу.

Бабушка тоже ушла, напоследок так посмотрев на эльфа, что тот побледнел.

— Женщины и дети ушли, можем приступать.

Я картинно потёр руки и сделал страшное лицо.

— Можно я тоже пойду? — Уру-Бука, уловив мою игру, попятился к выходу, — не люблю такое шмотреть.

— Иди-иди. А то спать плохо будешь.

В пыточной остался только я, пленник и Сеня. Монстр был в своих любимых доспехах, только уже начищенных до блеска. Сам он полировать не стал, а подрядил скелетов. Уж не знаю, как он их уговорил, но доспехи были как новенькие.

— Знаешь, что я делаю со светлыми, которые не любят детей?

Эльф задрал подбородок.

— Я буду молчать.

— Да пожалуйста. Сеня, — я повернулся к монстру, — ты его сырым будешь? Я читал, что эльфы горчат, их вроде сначала вымачивать надо.

— Угук!

— Эй, ты чего задумал, Чёрный? Так нельзя. Пленников можно пытать или торжественно казнить. Нас есть нельзя!

— Ничего не знаю, я не местный.

— Спроси любого, нельзя пленников на еду пускать!

— Ты это, не кричи. А что с тобой делать? Говорить ты не хочешь, а у меня монстр не кормленный.

— Так не делают!

Я подошёл к эльфу и потыкал пальцем в живот.

— Вроде нежирный. Сеня, ты уверен, что сырым? А вдруг у тебя несварение будет?

— Угук!

Монстр снял шлем и выпустил наружу щупальца

— А-а-а!

— Не кричи, всё равно никто не услышит.

— Не надо! Я больше не буду! Я всё скажу!

Доведённого до истерики эльфа пришлось успокаивать Уру-Буке. Через полчаса мы узнали кучу всякого про лагерь светлых, вплоть до цвета подштанников эльфийского короля. Я записал имена светлых генералов, кто с кем дружит и враждует, ближайшие планы и мастеров, делавших таран. Злыдни, это оказались умельцы из Кемнаро. Ну, тёмные, припомню я вам такой нейтралитет.

— Уберите его, — хныкал эльф, косясь на Сеню, — он облизывается, когда на меня смотрит. Я всё рассказал. Можно меня закрыть в камере попрочнее? Чтобы он ночью не добрался.

— Бука, запри его подальше, — махнул я рукой и вывел монстра из пыточной, — Сеня, скажи на кухне, чтобы тебе дали тройную порцию. И печенек на сладкое. Заслужил.

Монстр довольно угукнул и двинулся ужинать. Интересно, а он действительно съел бы эльфа или только подыгрывал мне?

Утром я поймал мумия и затащил к себе.

— Деда, надо письмо набросать.

— А сам?

— Красивым почерком надо, королю будем писать.

— Зачем облегчать ему жизнь? Пусть помучается, разбирая твои каракули. Я страдал, а чем он лучше?

— Деда!

— Ладно, напишу. А то как ляпнешь чего-нибудь, потом хронисты триста лет вспоминать нам будут.

Мумий взялся за перо.

— Ну?

— Значит так: королю Галадону, незаконно осаждающему замок Калькуара.

— Угу.

— По итогам нескольких дней осады в моих темницах…

— В Наших.

— Что?

— Ты тоже величество. Владыка — царский титул. Поэтому ты должен о себе говорить во множественном числе. Ну как Галадон: наша армия, мы приказываем и всё такое.

— Не хочу. Вот будет у меня раздвоение личности, тогда пожалуйста. А пока, я один и не собираюсь про себя мыкать.

— Как знаешь.

— Пиши: по итогам нескольких дней осадыв моих темницах скопились пленники из числа твоих воинов. Поскольку ты взял в осаду замок и нарушил экономические цепочки, кормить их нечем, а есть орочий рацион они не хотят. Будь добр, оплати кормёжку своих людей привычной им едой или присылай продукты сам. Без уважения, Иван Хэрумор.

— Ваня, так не делается.

— Их положено кормить за мой счёт? Так я их сюда не звал, тут не столовая.

— Нет. В традициях морить пленников голодом. Ну, подкармливать иногда, чтобы не померли, но сил воевать уже не было.

— Я гуманист.

— Кто?!

— Коварный тип. Хочу, чтобы светлые несли больше расходов. Осада должна быть разорительной!

— Он не будет платить.

— Можем мы размножить это письмо и раскидать по их лагерю журавликами? Пусть все светлые знают о моём предложении.

Мумий посмотрел на меня с опаской и уважением.

— Действительно, первостепенное коварство. До такого ещё никто не додумался.

— Это называется пропаганда.