Краденая магия. Часть 2 (СИ) - Кащеев Денис - Страница 13

К утру следующего дня, на которое было назначено первое вступительное испытание, я, по словам Фу, успел прокачать магическую силу до пятидесяти четырех ньютонов. Это все еще был низший уровень, но до следующего, минимально приличествующего дворянину (он так и назывался — Дворянский, тогда как мой нынешний слыл Мещанским) оставалось всего ничего — каких-то шесть пунктов. Один вечер в дыму благовоний Тоётоми — и «levelup»[4]!

Обнадеживающе — для начала — двигалось у меня дело и с магическими техниками. Два способа письма (при помощи пера и «от сердца»), прямой удар, щит, левитация предметов (пока не тяжелее пустой бутылки из-под сакэ), чтение скрытых меток и призыв Огненного меча давались мне уже более-менее стабильно. Японский клинок, правда, до катаны так и не дорос, но вакидзаси — тоже меч! Кроме этого, неплохо у меня выходило что-нибудь нагреть, даже воду вскипятить или свечу зажечь, а вот охладить не получалось вовсе. Не складывалось пока и с открыванием на расстоянии дверей, поднятием крышек и выдвиганием ящиков — хотя Надя и утверждала, что это та же самая левитация. Но увы. А вот очищение одежды от грязи (совершенно необходимый навык в магическом быту) ладилось у меня через раз, свидетельством чему были многочисленные дыры в штанинах запасных брюк, на которых я тренировался.

Надо, наверное, пояснить. При помощи Фу я мог сделать почти все, что угодно — нужно было только соответствующую пальцевую комбинацию знать. А если отдать фамильяру контроль над руками — то и это ограничение снималось. Но, как заявил «паук», на испытании подобный трюк у нас не прокатит: преподаватели наверняка заподозрят неладное. И, если дойдет до сканирования ауры (мошенничество на вступительном экзамене в кадетский корпус — считай, государственное преступление, тут и Романов не спасет), обман вскроется. Поэтому колдовать я непременно должен был самостоятельно.

Все, чем был готов мне помочь при этом Фу — немного ускорить слив маны: самотоком она у меня шла совсем плохо. Ну и заблокировать Зеркало — если потребуется. Сам я тоже попробовал этому научиться (пожертвовав ужином, мы с Морозовой воспользовались отсутствием в комнате Ясухару и самую малость поспарринговали) — и, кажется, даже понял принцип — но успеха пока не добился: интуитивная магия срабатывала раньше, чем я успевал ее остановить.

Так или иначе, все это должно было мне понадобиться только ко второму экзамену — завтрашнему. Сегодня же от меня не требовалось даже водить пером по бумаге: писать эссе взялся Фу. Риска, по его словам, не было: никому бы и в голову не пришло следить, сам абитуриент выводит на листе строчки или за него колдует кто-то другой. На эссе проверялись не магические способности, а образ мыслей кандидата в кадеты. Ну и, отчасти, грамотность.

А вот с этой самой грамотностью у меня по-прежнему обстояло чуть хуже, чем никак: азбуку я так и не выучил. Нет, я даже попытался и запомнил несколько значков: «Ферт» и «Ша», похожие на кириллические, «Рцы», выглядевший как мягкий знак, но оказавшийся перевернутым «Р», ну и «Аз» — этакий поставленный на острие трезубец. Мог теперь написать «фара» или «шар». Хотя нет, для «шара» требовался в конце еще нечитаемый «Ер», а его я упорно путал с какой-то другой буквой.

То есть ясно, что ни малейшего шанса справиться с эссе самостоятельно у меня не было. Оставалось положиться на фамильяра. Но тот и не возражал — наоборот, сам вызвался, причем взял на себя не только форму — выписывание закорючек глаголицы — но и содержание. Здесь я было кинулся спорить: в школе мне всегда хорошо удавались сочинения, особенно как раз на вольную тему, но Фу заявил, что моих знаний местных реалий для достойной оценки категорически недостаточно — с чем я был вынужден согласиться.

На испытание все полторы сотни абитуриентов собрали в главном здании корпуса, в одном общем зале, похожем на античный театр. Места здесь располагались полукругом вокруг небольшой сцены, причем каждый следующий ряд заметно возвышался над предыдущим. На сцене же стоял стол, за которым сидели Алексеев и еще два преподавателя помоложе: статный, бритый наголо мужчина и невысокого роста рыжеволосая женщина, представившиеся аудитории как, соответственно, ротмистр Рылеев и штабс-ротмистр Поклонская. Оба были в мундирах: Рылеев — в зеленом с серебряными эполетами, как и у заместителя начальника корпуса, Поклонская — в кроваво-красном, эполеты на ее плечах блестели золотом.

Рассаживаться можно было в произвольном порядке, и, по совету Фу, я направился на самый верх, на галерку. Надя, дернувшаяся было на первый ряд, слегка замешкавшись, последовала за мной — будто бы с легким недовольством, никак, впрочем, не озвученным. А вот Крикалев, присоединившийся к нам еще во дворе и с тех пор не отходивший ни на шаг, не мешкал и не хмурился — взбежал по ступенькам с энтузиазмом. Так мы и устроились — на предпоследнем ряду: я по центру, одесную от меня — Надя, по левую руку — верный очкарик. Так и хотелось обронить: «Потому что мы банда!»

Настоящая же банда — во главе с Воронцовой — разместилась внизу, у самой сцены. Справа от Миланы уселся Кутайсов, слева — незнакомая мне девица, обладательница высокого пышного хвоста слегка вьющихся темно-русых волос.

«Молодая графиня Салтыкова, — подсказал мне фамильяр. — Знаменитая некогда фамилия, но ныне захудавшая».

Плетнев расположился за Кутайсовым. К некоторому моему удивлению, явился на испытание и Гончаров, занявший, правда, место достаточно далеко от Воронцовой. Его руки, омытой позавчера отравленным вином, мне с моего места видно не было, но факт появления вологжанина на экзамене говорил сам за себя.

— Никак вылечился, — с некоторым разочарованием буркнул я.

— Вряд ли, — заметила Надя, проследив за моим взглядом. — Подобное увечье так быстро не исцелить. Наверное, будет левой рукой писать. Если не привык — намучается!

— Ну, хоть так… — хмыкнул я.

На этом наш разговор прервался: поднявшийся из-за стола Алексеев призвал к полной тишине, пригрозив за нарушение незамедлительным изгнанием во двор. Акустика в зале, нужно признать, оказалась отличной: говорил майор вроде бы и негромко, но слышно его было так, словно заместитель начальника корпуса стоял прямо рядом с нами. Может, тут, правда, магия какая работала, не знаю…

Тем временем, с преподавательского стола вспорхнула стая бумажных листов и белыми птицами разлетелась по залу. Перед каждым абитуриентом зависло по два — один под эссе, второй, наверное, для черновика. На первом имелось нечто наподобие водяного знака — буква «Ф» в обрамлении листьев лавра и дуба, другой — будто бы был чист. Зачем-то я проверил листки на невидимые надписи — наверное, просто захотел применить хоть какую-то магическую технику — но ничего не проявилось.

«Тайные меты на бумаге есть, но более сложные, чем вы пока умеете считывать, сударь, — пояснил Фу. — И не стоит заводить привычку попусту тратить ману. Однажды сие может сыграть с вами злую шутку! Лучше подхватите листы — иначе через минуту они упадут на пол!»

Я послушно потянулся пальцами к бумагам.

«Да не рукой, сударь! — остановил меня „паук“. — Магией! И держите, сколько сможете, если что, я подключусь!»

Только теперь я сообразил, что никаких парт перед нами не было — писать предстояло на весу.

«Понял…» — сложив пальцы в нужную фигуру, я взял под контроль листы бумаги. Интересно, а как тогда я должен был на них писать, если рука уже занята левитацией?

«Во-первых, сударь, у вас две руки. Пишут обычно правой, но удерживать бумагу можно и левой, это несложно. Ну и, во-вторых, существует специальная техника — сразу и письмо, и поддержка. Освоите при случае. Там ничего невероятного, но два действия сразу на первых порах могут вызвать затруднения».

«Чýдно, — буркнул я. — А раньше нельзя было предупредить?»

«А зачем, сударь? Я же с вами».