Академия Проклятых: Кровь отверженных (СИ) - Ермакова Александра Сергеевна "ermas" - Страница 23

— Серебром увешаюсь, чесночной настойки выпью…

— Это зря, мне вкус чеснока не нравится, — нахмурился Грознич, продолжая удерживать в своих объятиях.

— Ничего, я не лакомство — необходимость. Привыкнешь… — понятия не имею, откуда смелость и наглость вот так дерзить ужасному чудовищу, но то ли перед лицом смерти границы дозволенного стирались, то ли… на глазах тупела.

— Это вряд ли… — задумчиво пожевал слова Шепс, пристально меня изучая, словно выискивал подвох.

— Тогда, советую меня считать вот таким невкусным зельем. Как говорится: сладкое — калечит, а горькое — лечит… — поумничать с бесстрастным видом.

— Ты странная, — глаза Грознича вновь залило багровым, — и этим нравишься...

— На вкус? — уколола невинно. Не собиралась провоцировать — просто брякнула для красивого, острого словца.

— И на вкус тем более. Хочу узнать тебя лучше.

— Прямо здесь? — сморгнула недоумённо. — В обнимку стоя посреди тёмного коридора академии? — Не унималась я. — Вот так близко… и так опасно, когда ты готов в меня вонзить клыки, а я едва стою на ногах?..

Он опять усмехнулся. Затаённо как-то, нежно, искренне:

— Надеюсь, слабость в твоих ногах из-за моей близости?  — с лёгким ехидством уточнил Грознич, разрушая первое представление о том, что он безумно заносчив и холоден.

— Не сомневайся, — чуть мотнула головой, не в силах отвести глаз от гипнотического взгляда упыря. — До тебя никто из меня столько крови не выпускал…

Он меня заткнул...

Я опешила, когда холодные губы Шепса мягко коснулись моих. Сначала просто накрыли нежным, ненавязчивым поцелуем, но с каждой секундой, каждым глотком, жаднее и решительней.

Это было так неожиданно, что я продолжила стоять истуканом, не понимая, что происходило. И только когда упырь что-то простонал, углубляя ласку до какого-то сладко-болезненного безумства, меня словно цунами накрыло. Дурман шибанул в голову и ноги. Я судорожно ухватилась за плечи Грознича, потому что меня сильно повело, перед глазами пронеслась карусель, воздуха не хватало, в груди яростно колотилось сердце...

И только я подумала, что умираю — мир рухнул, и меня приняла в объятия темнота и лёгкость.

Сколько в ней нежилась и качалась, понятия не имею, а вот выбираться из тягучих и вязких пут небытия было ещё тем испытанием.

— Ты зачем этот полутруп притащил? — словно из-под воды послышался голос… смутно знакомый... Изэллы.

— Она же здесь живёт, — а этот — Грознича. 

На этой мысли глаза распахнула. Я в комнате! Своей… Но ещё на руках Шепса. Он уже возле моей койки, и второе чудовище, которое по жуткому недоразумению — моя соседка, тоже рядом. Оба смотрят на меня с брезгливостью и без капли сострадания.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ — Видишь, «полутруп» цепляется за остатки жизнь, — без деликатности, но вполне спокойно положил меня на мою постель Грознич. — Шайх велел за ней присмотреть… — бесстрастно брякнул всем и никому конкретно.

— Мне некогда, — развела руками Изэлла, скривив красивое, но такое надменное личико.

— Мне тоже, — отрезал Грознич, — или предлагаешь пожить с вами? — вопрос прозвучал невинно, но оттого острее был едкий упрёк.

— Живи, — бесстрастно брякнула Изэлла.

Я издала невнятный звук, — на деле очень хотела послать обоих пешим ходом в тот же лес! — они на меня настороженно покосились.

— Что-то выглядит она так, будто вот-вот концы отдаст, — пробормотала соседка. — Ты что, её осушить решил? 

— Слегка глотнул, — Грознич отступил, в его глазах опять булькнула кровь. 

— Очумел совсем? — ахнула Изэлла, ко мне склоняясь. — А если сдохнет?

— Тебе же лучше, — холодно отозвался Шепс уже у порога, — баба с воза… — многозначительно добавил. — Только не советую торопить события, — а в этой фразе, хоть и без рычания, но в ровности, почти промерзлости тона была чётко слышна угроза. 

— Зачем она тебе? — метнула на Шепса взгляд соседка без насмешки, упрёка, но с искренним желанием понять.

— Она мне нравится, — а вот это поразило.

— Её кровь? — подковырнула упыря соседка.

— В том числе, — отрезал Шепс.

— А это разве не запрещено? — сузила глаза Изэлла.

— Мне — нет! Она моя… — больше Грознич ничего не сказал. Одарил меня морозным взглядом и скрылся за дверью.

— Ну, что, набегалась, — наморщила нос соседка. И реплика была риторической, Изэллу не волновал ответ, она тотчас отвернулась:

— Постарайся не сдохнуть, пока я в комнате, жуть как не люблю мертвичину.

— Стерва, — промычала я, едва слышно. Я была слишком слаба, чтобы встать, поэтому решила отлежаться, подумать, что делать дальше, но так и вырубилась.

Просыпалась медленно, в теле до сих пор была слабость и тяжесть, словно я всю ночь вагоны выгружала. Смаргивая липкий сон, с трудом вспоминала, где я очнулась на этот раз. Вроде очертания моей комнаты… Светлые стены... 

На этом мысль оборвалась — я во все глаза вытаращилась на... очередное творение рук своих! 

Ни на миг не усомнилась, что опять постаралась художница внутри меня! 

Не Изэлла же сотнями холстов для рисования увешала всю комнату!

Елисия

Пугающее зрелище.

Зловещее, как в фильмах ужасов.

В глазах рябило от однотипной вязи. Ни одного рисунка — всё измарано мне неизвестными письменами. Хотя, в этот раз вроде даже прослеживалась последовательность. 

Я кое-как встала и, точно пьяная, поплелась к письменному столу, который раньше был завален барахлом Изэллы, но сейчас… моими принадлежностями для рисования, а вещи соседки — неорганизованными грудами покоились на полу… Впрочем, и моего там тоже валялось с лихвой, словно я — чокнутый гений, и развернула студию на всю комнату. Как понимала, шедевры создала там же. Скромно, экономвариантом… угольком по белому. Вон, и руки чёрные по локоть. И новая ночнушка — тоже в пятнах. А, стало быть, уже не отвертеться — «не моё!», «не я!». Тут уж, как говорится: рыльце в пушку. 

Стирать следы преступления решила со сдирания листов… а то, что их необходимо спрятать от глаз подальше — знала наверняка.

— Да хватит уже шелестеть! — недовольно проворчала Иээлла, крутясь на койке. — Дай поспать! — рыкнула с угрозой.

Я так и застыла, прижимая к груди охапку холстов, которые сгребла широким жестом, пытаясь как можно быстрее очистить комнату от ночных моих/не моих художеств.

Испуганно покоилась на соседку, видимо, решившую, что я послушалась и умолкла. 

Убедившись, что она глаз не открывала, я робко ступила к своей постели, куда сбросила всю охапку, с мягким шелестом осевшую на одеяле:

— ДА ХВАТИТ! — рявкнула Изэлла. Порывисто села на скрипучей койке, да так и замерла. Зло-сонный взгляд с меня перепрыгнул на ближайшую стену... наполняясь немым вопросом, побежал по «новым обоям» комнаты.

— О-че-шу-еть! — выдавила по слогам соседка. — Какого дьявола ты это сделала? И когда? — второе добавила секундой погодя и настороженно.

— Я сейчас... всё уберу, — заверила я виновато. Вновь ступила к стене и загребла следующую охапку рисунков.

— Погоди, а что это значит? — всё с тем же недоумением то на меня, то на надписи посматривала Изэлла.

Я молча скинула макулатуру и ступила за следующей партией.

— Ау! — требовательно подвыла соседка: — Чё это значит?

— Понятия не имеют, — совсем сникла я. — Даже не помню, когда бы это рисовала.

— Так может не ты? — было задала вопрос соседка, но когда красноречиво уставилась на замаранные руки, скривила личико: — Это ты! Как можно изрисовать столько — и не знать что тут… — опять осеклась, задумчиво покосилась на листы: — написано? Это ведь какие-то символы? Письмена?

— По ходу, — пожала плечами я.

— Блина, ты можешь честно сказать?

— Я и говорю! Правда не знаю! Но у меня... случается, — нехотя призналась я. — И никогда не помню, чтобы рисовала… — сбросила на постель следующую охапку.