Блудный папа для сорванца (СИ) - Невинная Яна - Страница 17

– Я не хочу с тобой разговаривать, слышишь? Не в гардеробной.

– Какая разница, где разговаривать? В этом доме сейчас практически нет места, где можно уединиться, – доказывал Гриша, убеждая меня остаться.

– Ладно, хорошо, – пропыхтела я, прикрывая глаза и пытаясь успокоиться. – Мы можем обсудить все вопросы позже?

– Когда? За новогодним столом? – Черкасов приподнял бровь, похлопывая рукой по часам. До полуночи оставалось не так много времени.

– Мы остаемся тут с Кирюшей на несколько дней. Думаю, что ты сможешь подъехать и мы побеседуем.

– Первого января я хочу забрать вас и познакомить с родителями и сестрой. Отвезти на загородную дачу.

– Что? – сперва я даже онемела. А потом уставилась на него не мигая: – Куда ты так спешишь? Я не… Я не готова. Кирюшка не готов.

– Я уже сказал, что нельзя подготовиться и выбрать момент, чтобы сказать ему обо мне, –отрезал Черкасов, сверля меня взглядом. – Прими это как факт. Ты лишила себя права голоса, когда скрыла рождение моего сына.

Слова упали между нами, как тяжеловесные глыбы, и породили молчание.

– Лиза, ты тут? Мы тебя ищем? – снаружи послышался встревоженный голос Таи, а после открылась дверь гардеробной. Подруга непонимающим взглядом смотрела на нас с Гришей, а потом стушевалась: – Извините… Не буду мешать.

– Ты не мешаешь, – обрадованная ее приходом, я протиснулась к выходу и юркнула туда, с облегченным вздохом улепетывая от Черкасова в заботливые руки визажиста, который встретил меня причитаниями о том, что я куда-то пропала.

– Что у вас случилось? – Тая приблизилась ко мне, наблюдая, как мне смывают краску и обрабатывают волосы несколькими средствами. Говорить в такой позе было чертовски неудобно, хотелось просто зажмурить глаза и расслабиться, да я и не знала, что сказать.

Подруга поняла мое состояние и тихо отошла, а я задумалась. Мы с отцом моего ребенка просто наорали друг на друга, а я в запертом помещении чувствовала себя пойманной в капкан. Необходимость обсудить важные вопросы давно назрела, а я по-прежнему вела себя как закомплексованная влюбленная фанатка, которая не может связать двух слов в присутствии своего кумира.

Невозможно на себя разозлившись, я нацелилась после всех процедур немедленно найти Гришу и поговорить с ним как взрослая зрелая женщина, но суровые и решительные визажисты и модельер разошлись настолько, что не успокоились, пока не выпустили всех женщин дома из своего импровизированного салона лишь после того, как убедились, что нас всех можно снимать для журнала мод в статье про идеальное празднование Нового года.

На камеру нас и правда снимали. Все, как по команде, схватились за свои телефоны, чтобы запечатлеть новый облик и запостить фото в социальные сети на зависть всем родным, знакомым и коллегам. Мы с Таей украдкой переглянулись, посмеиваясь над балаганом, и отошли в сторонку, оценивая внешний вид друг друга.

Подруга отрастила волосы до пояса, красивая копна шоколадного оттенка струилась по спине небрежными локонами, оттеняя длинное платье из кремового шелка. Когда мы познакомились, у Таисии были очень длинные волосы, гораздо ниже пояса. Однажды в порыве гнева она обрезала их до плеч и долго не отпускала длину.

Сейчас она завороженно касалась волос пальцами, на красивом лице застыло задумчивое выражение. Я не хотела вмешиваться в мысли подруги, но знала, что у нее хватает неприятных воспоминаний.

Сейчас у нее счастливый брак, но путь к нему был непростым. Муж души в ней на чает, растет прелестная дочка. Как они с Максимом смогли забыть о прошлом и простить друг друга? Как смогли оставить за спиной обиды? Это благодаря чувствам? Наверное, когда любовь такая сильная и взаимная, можно простить многое, лишь бы оставаться вместе…

– Ты такая красивая! – воскликнула подруга, пропуская мои волосы между пальцев. Они стали легкими и гладкими, как шелк. Красивый рыжеватый оттенок придал прежнему цвету яркости и живости. Визажист иначе меня причесал, сделал пробор в другом месте и убрал всю копну волос на правую сторону. В ушах блестели золотые рифленые серьги-кольца.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я выглядела иначе. С идеально ровным тоном лица, искусно наложенным макияжем. Бордовая помада делала вид роковым и томным. В длинном роскошном платье от Пазолини ощущала себя Золушкой, к которой нагрянула фея-крестная. В пол, темно-зеленое, сверху – едва заметная золотистая паутинка, как дымка, со струящимся легким подолом. В нем хотелось крутиться вокруг своей оси, ощущая прикосновение ткани к голым ногам в босоножках на тонкой шпильке из ремешков. Смущала открытая грудь, которую приподнимал лиф, визуально делая на размер больше. Я подтянула его за плетеные бретельки, но особого результата не увидела.

– Ты тоже, – сделала я Таисии ответный комплимент, но она не переставая любовалась мной, наверное, потому, что для нее выглядеть красиво стало привычкой, а вот я преображалась раз в семь лет… И только в руках итальянского маэстро.

– Тони сказал, что ты очень изменилась, – поделилась она со мной секретом, заставив удивленно приподнять брови.

– Постарела, да? – спросила я и начала придирчиво оглядывать себя в зеркале в холле, куда мы убрались от толпы из гостиной.

– Не говори ерунды! – она фыркнула и махнула рукой. – Повзрослела, взгляд стал другим. Он сказал, что ты натуральная. Что в наше время редко встретишь естественную красоту без уколов и пластических операций.

– Это комплимент, надо полагать? – улыбнулась я сомнительной похвале.

– Конечно! Ты должна поверить в себя. Ты сегодня, да и всегда, очень красивая.

Я была согласна с подругой в той части, что сегодня я выглядела отлично, ведь столько людей приложило руку к созданию моего образа, но в глубине души я продолжала чувствовать себя невзрачной и потерянной, оставленной любимыми мужчинами на обочине жизни. Снова больно кольнуло в сердце воспоминание о предательстве мужа, снова перед внутренним взором пронеслась та ночь с Черкасовым и мое пробуждение в одиночестве…

Но в эту ночь я не собиралась предаваться воспоминаниям и грустить. Впервые за долгое время мы с сыном встречали Новый год в шумной компании друзей, в огромном уютном доме с высоченной пушистой елкой и кучей подарков под ней. В предвкушении отличного праздника я пошла за сынишкой в детскую комнату, где разместилось сразу несколько детей, но никого там не застала.

Где же Кирюшка? При таком столпотворении впору звонить собственному сыну, чтобы только его найти. Всерьез задумавшись о такой перспективе, я пошла за сумочкой в гостиную, где стоял Антонио Пазолини собственной персоной и что-то горячо доказывал Таисии.

– Я забыла сумку, – объяснила я свой приход, – хочу позвонить Кирюшке.

– Я свою тоже найти не могу, – встрепенулась подруга, а итальянец брезгливо поморщился, глядя на мою сумку. Вполне себе обычную, не самую дешевую и не потрепанную, но, конечно, не от кутюр.

– Мой шедевр, – кивнул он на платье из своей коллекции на мне, – и это не сочетаются! Ни в коем случае! – тряхнув угольными кудрями, он прошествовал к стоячей вешалке с кучей нарядов и извлек откуда-то из ее недр маленькую квадратную сумочку на золотой цепочке. – Вот! – произнес почти без акцента. – Еще один маленький подарок.

– Я не могу принять, – попробовала я протестовать уже в который раз. Платье, босоножки, макияж, окраска волос, укладка…

– Мадонна! Я не хочу это слышать! Или она берет сумку, или снимает мой шедевр! – маэстро закатил глаза с трагическим видом, и я сочла за лучшее с ним не спорить.

Расставаться с шедевром не хотелось. Сложно было себе в этом признаться, но я хотела произвести впечатление на определенного человека. Однажды он уже смотрел на меня пронзительным пожирающим взглядом – больше я никогда не испытывала на себе подобных.

И наверное, моя темная сторона сейчас втайне завоевывала светлую, потому что я не могла унять внутреннего зуда, который не давал покоя. Хотелось поторопить время и поскорее оказаться за новогодним столом, а напротив увидеть Черкасова. И его темные глаза, в которых читалось бы восхищение. «Опасно, Лиза, опасно…» – шептал внутренний голос, но кто бы его слушал?!