Sex-дневник Кати Морозовой - Сокол Лена - Страница 8

– Но я не…

– Моя сотрудница занималась сексом в курилке с известным рокером, пока его супруга ждала их в соседней комнате. – Тихо произнесла Алла Денисовна. А затем завизжала: – Как прикажешь это понимать?!

– Это какое-то недоразумение. – Пробормотала я. – Все действительно выглядит так, будто мы… Вы можете это выключить?

– Нет уж, Морозова, тебе придется наслаждаться этим видео снова и снова, ведь это твой звездный час!

– Алла Денисовна, не понимаю, кто это снял?

– Камера видеонаблюдения. – Фыркнула начальница. – Как тебе вообще пришло в голову вытворять такое в помещении с камерой? Это конец! Теперь не будет никакого материала! Чем мы заменим интервью в свежем выпуске? А? Может, у тебя есть знаменитости, с которыми ты еще не спала?!

– Да не было у нас с этим Капланом ничего! – Воскликнула я, разведя руками, отчего из папки посыпались листы. – Он сам ко мне полез, а я его отшила! Откуда мне было знать…

Барракуда прищурилась, заметив что-то на полу. Наклонилась и подняла один из листов. К моему несчастью, им оказался тот, на котором я пририсовала мужской детородный орган к ее лицу.

– Черт… – выдохнула я.

– Ты уволена, – переведя гневный взгляд с рисунка на меня, прорычала Барракуда.

Клянусь, в тот момент я видела, как из ее ноздрей валит дым.

Лежа в ванне с пеной, я мысленно пересчитывала оставшиеся деньги. Если выехать из гостиницы завтра до обеда, то не придется платить еще за день. Так у меня останутся средства не то, чтобы протянуть пару недель в режиме строгой экономии. Строжайшей, по правде говоря. А там я, может, уже и найду работу.

Но где же мне жить все это время?

Не сомневаюсь – Алиса с радостью меня приютит. Но ужасно не хочется стеснять молодую семью. К тому же, у нее маленький ребенок, а он орет ночами. После рассказов двоюродной сестры Насти о радостях материнства мне хочется держаться подальше от детей, особенно от новорожденных. Шестимесячный малыш ведь считается новорожденным?

Боже, как я далека от этой темы!

Нет, жить у Алиски не вариант.

Позвоню родителям. Моя комната в доме пустует, так что они даже не заметят, что их великовозрастная дочь вернулась и заняла ее. Главное, уходить пораньше и возвращаться попозже, чтобы не выпилили в моем мозгу тоннель своими нравоучениями.

Стоит признать, положение у меня действительно безвыходное, раз я размышляю об этом. Но хочется верить, что все это лишь временные трудности.

Да, пожалуй, стоит позвонить маме. С чего же начать разговор?

«Привет, мама, как дела? Извини, что не приезжала на Новый Год и майские. Кстати, я переезжаю к вам».

Пойдет.

Я потянулась за телефоном, но, как только взяла в руку, тот разразился знакомой мелодией – это звонил Сапожников. Что такое? Хочет вернуть ирригатор?

«Катя, возьми телефон – это он!» – надрывался смартфон.

Знаю, песня давно устарела, но я реально полагала, что Илья – тот самый. Телефон чуть не выскользнул из мокрых пальцев, я с трудом удержала его и прижала к уху.

– Да.

– Алле, Катюш, узнала? – Послышалось из динамика.

– Да, у меня на экране высветилось «Сраный изменник». – Буркнула я. – Это же ты?

– Все верно. – Вздохнул Сапожников. – Я так рад, что ты не внесла мой номер в черный список.

Вот дура. Так и следовало поступить. Но умные мысли, как известно, приходят слишком поздно.

– Ты что-то хотел?

– Вообще, да. Мне жаль, что все так нехорошо вышло.

– Нехорошо? Ты никогда не умел подбирать выражения, Сапожников.

В душе у меня опять поднималась буря обид и негодования.

– Прости. Просто мне так грустно.

– Что, не согревает тебя твой Серж ночами в большом холодном триплексе?

– Катя, я сейчас с ребятами на сборах.

– Так не теряй времени даром. Вы ж там вместе в душевую ходите, если я не ошибаюсь? Соблазни кого-нибудь из товарищей по команде. Кого-нибудь покрепче, поволосатее.

– Я понимаю, какую боль тебе причинил.

– Ничего ты не понимаешь, Илюша. Ты меня уничтожил. Меня больше нет. – Задыхаясь, призналась я. – А то немногое, что осталось, требует возмездия.

– Я не хотел. Это что-то внутри меня, понимаешь? На секунду подумалось: а, может, разок, а потом отпустит, и больше не захочется? И так все закрутилось…

– Замолчи.

Мои пальцы из последних сил крепко стиснули телефон.

– Я ведь люблю тебя, Кать.

– Да как ты… – И на этих словах аппарат выскользнул у меня из рук и нырнул прямо в воду. – Нет, нет! Черт, черт! – Запричитала я, вылавливая его из воды.

Попытки реанимировать телефон, разумеется, провалились. Как-то я слышала, что его нужно закопать в рисе, чтобы тот вытянул на себя всю влагу. Но откуда ж взяться рису вечером в шикарной гостинице? Поэтому смартфон лежал на журнальном столике, а я уже битый час металась вокруг него, поливая Сапожникова отборными ругательствами.

Ведь это надо же быть таким! Сердце мне разбил, достоинство растоптал, так еще и имущество уничтожил!

В этот момент мне захотелось сделать что-то такое, что причинило бы Илье такой же вред, какой он причинил мне. Например, уничтожить парочку его вещей. И я стала судорожно вытрясать из чемодана вещи, надеясь отыскать хоть что-то принадлежащее бывшему жениху.

Открытка, ручка, кепка, дезодорант, перчатки, солнечные очки, билет с матча, в котором он забил хет-трик.

Я яростно скидала все найденное в ведерко от шампанского, затем достала зажигалку, подожгла билет и швырнула туда же следом. Огонь радостно переметнулся с билета на открытку, пламя потянулось вверх, а я, глядя на заходящийся костерок, допила залпом остатки шампанского – прямо из бутылки.

Села на диван и стала наблюдать за горящими вещами Сапожникова. И как-то, честно говоря, даже полегчало на душе. Как будто вместе с дымом, заполняющим комнату, уходила и моя печаль.

Даже сейчас, прокручивая все случившееся в голове, я не отказываюсь от мысли, что этот очистительный ритуал был мне крайне необходим.

Перед тем, как в ведре рвануло, я успела взглянуть на датчики задымления и подумать о том, что, наверное, следовало бы вынуть из костра баллончик дезодоранта. Но умная мысля… вы же помните?

Бабахнуло так, что я подскочила.

Ведро свалилось со столика, языки пламени разлетелись по полу, и тут же вспыхнул ковер с высоким ворсом. От мысли вызвать пожарных пришлось быстро отказаться – телефон-то сдох. Поэтому я выбежала в коридор, заорала: «Горим!», а затем вернулась в номер и стала предпринимать попытки потушить пожар покрывалом.

К тому времени, как покрывало догорело, комнату уже заволокло дымом. Решив, что пора убираться, я стала пробираться к двери. А дальше – дальше пустота.

Унизительно.

Унизительно очнуться в машине скорой помощи, когда тебе пытаются делать искусственное дыхание. Унизительно, еще до конца не придя в себя, получить по телефону нагоняй от администрации гостиницы за порчу их имущества, а также угрозы, что «страховая со мной непременно разберется».

Унизительно – оказаться на рассвете на улице с пакетом уцелевших после пожара вещей: как мне объяснили, пожарный обнаружил меня на полу, прижимающей к груди сверток с мелочевкой, которую успела собрать до того, как все заволокло дымом.

И ладно бы, если там были документы. Так ведь нет. Погружаясь в сон, вызванный отравлением продуктами горения, я прижимала к груди Филю с Валерой, любимую помаду и пару пудровых Valentino на двенадцатисантиметровой шпильке с позапрошлогодней коллекции.

И только ленивый не обсуждал в приемном покое, как я, пребывая в состоянии отключки, мертвой хваткой удерживала в объятиях дорогущую обувь и своих верных друзей.