Свет любви - Дрейк Шеннон - Страница 51

• Предыдущая
• 51/111
• Следующая

— Я никогда не сомневалась в том, что ты способен на насилие, — пробормотала Элиза, отчаянно дрожа.

Он пробормотал нетерпеливое проклятие, но что-то в ее глазах заставило Брайана удержаться от дальнейших замечаний. Эти широко раскрытые глаза смотрели на него, блестящие, как хрусталь, чистые, как аквамариновые воды ручья, текущего мимо них. Он почувствовал, как она потрясена, увидел боль, исказившую тонкие черты. Кто она такая, внезапно удивился Брайан. Гордая и умная красавица, какой считает ее Маршалл? Потрясенная и отчаявшаяся от потери и всего произошедшего? Или коварное существо, достаточно умное, чтобы использовать свою красоту в корыстных целях? Она по-прежнему отрицала, что пыталась отравить его. Боже, но ведь он действительно был отравлен в ее доме!

Он вздохнул, внезапно почувствовав усталость. Как часто одна маленькая ошибка разрастается в целое дерево, а потом превращается в лес обманов и недомолвок. Она была влюблена в Перси Монтегю, да и теперь любила его, а этот ублюдок смертельно оскорбил ее, не желая поступиться своими представлениями. По иронии судьбы Перси все равно придется стать мужем женщины, которая когда-то принадлежала Брайану. Но, поскольку Перси отказался жениться на Элизе, она получила богатство, о котором не могла и мечтать. Будучи циником по натуре, Брайан не сомневался, что Перси без труда смирится со своим браком. После Изабель де Клер, а теперь и Элизы Гвинет была самой богатой наследницей в стране.

Брайан прикрыл глаза. Элиза не ошиблась: всего две ночи назад он был у Гвинет, ощущал ее обволакивающее тепло, наслаждался ее смехом, ее любовью. А теперь…

Боль, сожаление, раскаяние — все смешалось в его голове и сердце. Он представлял себе радостную жизнь. Ему, как рыцарю, придется участвовать в походах, но у него будет дом, в который всегда можно вернуться. Приветливый дом, любящая жена, живо и радостно встречающая его на пороге…

Но вместо Гвинет он получил в жены эту фурию. Он так и не научится предвидеть, что она замышляет, никогда не сможет есть или пить в собственном доме, не испытывая опасений…

«Она принесла мне не только Монтуа, но и половину Корнуолла», — напомнил себе Брайан. И несмотря ни на что, он не мог забыть ту ночь, с которой все началось. Ночь, за время которой Элиза околдовала его. Как тонкий аромат, воспоминания преследовали его, дразнили, заставляли желать большего, как мальчишку, который впервые попробовал меда и жаждал вновь ощутить его вкус…

Брайан открыл глаза и вздохнул, увидев, что Элиза вновь смотрит на него враждебно и упрямо.

— Элиза, Ричард объявил о своем решении. Теперь нам придется решать, чем станет наша жизнь — адом или раем.

Его голос был таким мягким, тихим. В индиговых глазах светилось сочувствие. Облако открыло солнце, и внезапный блеск ослепил Элизу. Она обнаружила, что пытается понять, каким может быть этот человек, когда становится нежным. Интересно, как он прикасался к Гвинет? Неужели ошеломлял своими ласками? И улыбался без насмешки, слушая ее шепот?

Блеск превратился в жар, который прошел по ее спине, унося холод воды, окружающей ее. Значит, он не всегда бывает суровым и жестоким? Значит, он мог смеяться от наслаждения, шептал ласковые слова, когда… обнимал Гвинет? Неужели он не всегда бывает твердым и резким, как лезвие меча, но иногда становится уязвимым, доверчивым, нежным?

Элиза сглотнула, отгоняя от себя эти мысли. Она не станет ждать ласки и нежности или просто доброго отношения от этого человека. Он останется для нее загадкой, как и она для него. Но может быть… может, в его словах нет ничего угрожающего, их можно оправдать той бедой, причиной которой стала она, Элиза.

— Брайан, прошу тебя, если мы оба пойдем к Ричарду…

— Я не пойду к нему, Элиза.

— Но почему? — воскликнула она, и горечь подобно желчи прихлынула к ее горлу. — Земли, земли и титулы — вот с чем ты способен думать! — выкрикнула она.

Его челюсти сжались, но ответил он таким же тихим и усталым голосом:

— Не торопись обвинять меня в желании получить свое, место в мире. Я провел полжизни, борясь за земли — и всегда за чужие. Ты родилась богатой, герцогиня. Не забывай того, что мне пришлось долго и упорно трудиться, чтобы получите свою долю.

— Мне нет до этого дела! Монтуа мое.

Он грустно вздохнул.

— А теперь, герцогиня, еще и половина Корнуолла — причем благодаря мне. Разве ты не чувствуешь хоть какую-то благодарность?

— Благодарность? Нет! Я не стремилась заполучить «половину Корнуолла»! — Она отчаянно огляделась, желая вырваться из его рук и выйти из воды, которая холодила все тело, кроме мест, где касались ее руки Брайана. Там кожа словно горела.

— Брайан… — вновь начала она, надеясь хоть что-нибудь спасти. Для этого ей надлежало подобрать разумные слова. — Брайан, титулы и земли на Корнуолле стоят гораздо большего, чем Монтуа. Они достанутся тебе! Мы можем послушаться Ричарда, можем пожениться, но затем разойтись по обоюдному согласию. Я вернусь в Монтуа, ты отправишься в поместье на Корнуолле! Мы оба понимаем, что навсегда останемся самыми заклятыми врагами, что нам нет смысла жить рядом постоянной вражде…

— Забудь об этом!

Слова застыли у Элизы на языке. В глазах Брайана не оста лось и следа мягкости и нежности. Глаза темнели с угрожающей быстротой: синий цвет сменился индиго, а тот — черным. Бронзовая кожа плотно обтянула скулы, челюсти твердо сжались. Жар его прикосновения резко контрастировал с холодом воды.

— Но почему? — прошептала Элиза.

— Герцогиня, не меньше, чем земли, я хочу иметь законных наследников, которым оставлю все богатство, заработанное тяжким трудом. А законных наследников можно иметь только от законной жены.

Элиза прикрыла глаза, не в силах сдержать дрожь отвращения, которая пробежала по ее телу.

— Если ты находишь меня столь отвратительным, мне жаль, — холодно заметил Брайан. — Мне бы не хотелось проводить ночи в битвах. Но если ты предпочитаешь это, Элиза, я согласен.

Она зажмурилась еще сильнее. Нет, этого не будет, решила она. На этот раз она не чувствовала ни злобы, ни желания мстить — просто решимость и страх. Она не смирится с такой жизнью. Она не станет его собственностью, запертой в поместье, готовой угождать ему, когда он только пожелает, молчаливо и смиренно исполнять его приказания и провожать в походы на войну или к другим женщинам. Этого она не стала бы делать ни для одного мужчины.

Тем более для Стеда. Она ненавидела его за то, что Стед не верил ни одному ее слову, ненавидела за то, что он сделал с ней, и за то, что думал о ней.

Он был готов простить ее, а ей нужен был мир, но не на условиях быть собственностью Стеда.

— А ты не боишься жениться на мне? — холодно спросила она.

— Боюсь?

— Ты говоришь, что однажды я уже пыталась отравить себя…

— Да, — холодно и вежливо подтвердил он. — Но я сказал, что готов простить тебе ошибки молодости и неопытности. Надеюсь, я сумею убедить тебя, что еще одна попытка может тебе дорого обойтись.

Несмотря на вежливый тон, угроза была несомненной.

Элиза с трудом сохраняла величественную позу, сидя напротив него в ручье. Она не делала никаких попыток высвободиться из его рук, даже не повышала голос.

— Значит, тебе безразлично, что женщина, на которой ты очень жениться, влюблена в другого? Что я постоянно буду желать его, желать оказаться в его объятиях…

— Мне безразлично то, чего ты желаешь, герцогиня, но небезразлично то, что ты делаешь. Так что можешь желать в душе сколько угодно, Элиза, но с этого момента считай меня своим стражником. И помни о том, что ты уже знаешь: я способен на многое.

— А как же ты сам, сэр Стед? — чуть не крикнула Элиза, на время утратив выдержку. — Ты и Гвинет?

Сардоническая усмешка скривила его губы, но глаза подернулись дымкой.

— Гвинет отдана Перси.

— Он откажется жениться на ней! — яростно вскрикнула Элиза.

— Еще одно предположение, требующее проверки. В этом случае ты проиграешь.

• Предыдущая
• 51/111
• Следующая