Таинственный свет луны - Дрейк Шеннон - Страница 3

• Предыдущая
• 3/71
• Следующая

— Быть может, твой отец прав и тебе не следует меня любить.

— Но ведь ты меня любишь? — тихо спросила она.

Ален повернулся к ней и очень серьезно ответил:

— Всем сердцем. И буду любить тебя всю жизнь… вернее, целую вечность.

— Не понимаю, почему я должна отказаться от любви к тебе.

— Вот как? А что, если я — монстр?

— Монстр — потому что француз? — рассмеялась Магдалена.

Он улыбнулся, и она вспыхнула от страсти.

— Потому что я предпочитаю тьму свету, — признался Ален. — Я люблю ночь и ненавижу день. И наконец, я убивал…

— Многим мужчинам приходилось убивать!

Любуясь ее горячностью, Ален снова улыбнулся. Она чувствовала на себе его взгляд. Он жег Магдалену огнем, проникал в нее, будоражил кровь. От этого взгляда у девушки кружилась голова и ее попеременно бросало то в жар, то в холод. Она желала его, как никого и никогда. Магдалена жаждала ощутить его прикосновения… хотела, чтобы он целовал ее. Более того, Магдалена мечтала, чтобы Ален вошел в нее и они стали бы единым целым.

Она едва дышала, а губы у нее пересохли, и Магдалена машинально облизывала их. И так же — машинально — теребила пуговицы на платье.

— Моя дорогая, любимая, милая! — шептал Ален по-французски — так тихо, что эти слова Звучали как шелест листвы при легком ветерке. Его нежность обволакивала ее как облако. — Ты так безмятежна, что кажется, будто на свете не существует зла, — шептал он.

— Я знаю, что в тебе нет зла, — и этого с меня довольно.

Пуговица за пуговицей Магдалена расстегнула корсаж и платье и освободилась от них. Трепеща от страсти, она стояла перед ним в корсете и нижних юбках. «Ты не хочешь думать», — говорил ей отец и был, конечно же, прав — в эту минуту она ни о чем и ни о ком, кроме Алена, не помышляла.

«Ален сегодня какой-то странный, — вдруг заметила Магдалена. — Что-то его гнетет, и так сильно, что он даже не прочь отослать меня домой, к отцу».

Впрочем, это не слишком волновало ее. Если с Аленом что-то не так и он и в самом деле тайный душегуб — что ж, тогда помоги ей Боже — значит, она полюбила злодея и в том повинна. Но разве человек виноват в том, что полюбил?

Между тем Ален подошел к Магдалене и подал ей серебряную чашу с вином. Теперь, когда он был от нее совсем близко, она видела, что его глаза выражают душевную муку и страсть. Ален, несомненно, любил ее. Посмотрев на Магдалену в упор, он поднес серебряную чашу к ее губам. Она сделала глоток. В полутемную комнату, освещенную только алым светом тлевших в камине угольев, ворвался порыв ветра и крохотным смерчем закружился вокруг нее.

— Ты плохо меня знаешь. Что, если я — воплощенное зло?

— Нет, ты не такой.

— Верно, я этого не хотел…

Розовый туман, появившийся в комнате, клубился у ног девушки и с каждой минутой поднимался все выше. Чаша, которую она все еще держала у губ, неожиданно исчезла. Точно зная, что не ставила ее на стол, Магдалена удивленно замигала. Когда же в следующее мгновение она посмотрела на Алена, он был уже раздет. Раскинув в стороны руки, он стоял посреди комнаты и пожирал девушку взглядом темных, словно эбонитовых глаз. Магдалена задрожала. Она стремилась к Алену всей душой, страстно желала его и теперь, глядя на этого человека, понимала, что ее привлекал не только его ум, но и тело. А оно было безупречным: гладкая бронзовая кожа с завитками черных волос на широкой груди, сильные мускулистые руки, стройные ноги. Завороженная Магдалена обвела его взглядом.

— Мне все равно, кто ты такой! — воскликнула она. — Я люблю тебя — кем бы ты ни был!

— Я могу причинить тебе мучения и боль.

— Я и сейчас едва жива — от любви и страсти.

Не в силах больше терпеть, Магдалена бросилась к Алену, обвила его шею руками и приникла к его губам поцелуем. Она целовалась в первый раз, но интуиция подсказала ей, как ласкать любимого мужчину, возбуждая в нем желание. Он приподнял девушку за подбородок и жарко и страстно поцеловал ее. Потом его губы коснулись шеи Магдалены, и Ален заключил ее в объятия. Утратив ощущение реальности, она почувствовала, что, словно фея или ведьма, летит по воздуху, рассекая бархатную черноту ночи.

В следующее мгновение Магдалена уже лежала на атласных простынях, а жаркое тело Алена тесно приникло к ней. Его пальцы, сильные и длинные, расшнуровывали ее корсет. Миг — и он освободил Магдалену от жесткого корсета.

Прикрыв глаза, она наслаждалась его прикосновениями, когда он снимал с нее туфли, чулки, нижние юбки и панталоны. Хотя Ален очень торопился, ее нетерпение было еще больше. Магдалене казалось, что процесс раздевания занял целую вечность.

Ален гладил и целовал ее. Он касался ее колен, щиколоток и шелковистых бедер. Сердце Магдалены стучало, как молот.

Потом его рука коснулась каштанового треугольника волос внизу ее живота. И сразу же промежность девушки увлажнилась. Потом Ален начал поглаживать ее самые интимные места…

Стук сердца отдавался в ее ушах. Не выдержав напряжения страсти, она громко застонала. А в следующую секунду увидела перед собой его глаза, полные любви и муки.

— Думаешь, ты полюбишь меня? — прерывающимся от страсти голосом спросил он. — Но можно ли любить зверя?

— Господи, ну почему ты не веришь мне? Я люблю тебя! И при чем здесь зверь? Я люблю мужчину! Мужчину, который заставляет меня смеяться, дает ощущение полноты жизни. Мужчину, который и жил дольше, и знает куда больше, чем я. Мужчину, умеющего повелевать и молить. Он бывает суровым, но нежнее его нет на свете. Зачем ты спрашиваешь? Конечно же, я люблю тебя.

Магдалена не понимала Алена. Она хотела провести с ним ночь любви, испытать экстаз взаимного обладания. Она хотела обнимать Алена, изгнать тоску и муку из его глаз, доказать ему свою преданность. Он же все время думал о чем-то другом.

— Я — чудовище, — сказал он. — Не знаю даже, помнит ли еще обо мне Бог!

Прежде чем ответить, она приникла к его губам поцелуем.

— Господь учит нас любви. И я люблю тебя. На свете нет такого зла, какого я не могла бы превозмочь своей любовью. Но почему, почему ты все время называешь себя зверем и чудовищем?

— Это вампир! — заявил немецкий профессор Карл Гудвин. В тот вечер он приехал к Монтгомери вместе с Жене Куртемом, старым врачом-креолом, и молодым Робертом Кеннеди, страстным обожателем красивой дочери Джейсона.

Кеннеди все эти рассуждения казались бредом: в вампиров он не верил. Гудвин и Куртем, напротив, уже сталкивались с силами тьмы и в течение многих лет консультировали Джейсона Монтгомери по такого рода проблемам. Хотя прекрасная Мари давно уже умерла, силы тьмы не отступили и не исчезли, а потому Магдалена находилась в постоянной опасности.

— Я тоже так думаю, — сказал Джейсон, не находивший себе места от беспокойства. Он послал слугу за своими друзьями вскоре после того, как Магдалена поднялась к себе. Джейсон знал, что темные силы существуют, и боялся их. Он ждал, что они когда-нибудь проявятся, и молился, чтобы этого не случилось. И вот теперь…

— За ним надо ехать на рассвете, — проговорил Куртем. — Тогда мы, возможно, узнаем истину.

— Джентльмены, — твердо заявил Роберт Кеннеди, — я никогда не пойду на такой бессмысленный и опрометчивый поступок. Нас за это повесят. Я с радостью отдам жизнь за вашу дочь, Джейсон, но не хочу, чтобы эта жертва была напрасной. Граф — каким бы загадочным и даже зловещим он вам ни представлялся — приехал в наши края недавно и до сих пор вел себя как истинный джентльмен.

— Да вы рехнулись, молодой человек! — взорвался седой как лунь профессор Гудвин. — Он забирает себе женщину, которую вы любите!

— Да, Господь свидетель, я люблю ее. Но не могу убивать человека за то, что он пленен моей избранницей и она отвечает ему взаимностью.

— Вы ничего не понимаете, Роберт! — в отчаянии вскричал Джейсон Монтгомери.

Топот тяжелых шагов по ступенькам прервал разговор.

— Мистер Монтгомери! — кричал Тайрон, сбегая по лестнице. — Она перехитрила нас, сэр!

• Предыдущая
• 3/71
• Следующая