Стефан в гостях у ведьмы (СИ) - Луковская Татьяна - Страница 34

— А что тогда?

— А ты мне своих стихов так и не прочел, — печально проговорила она, и в небесных очах отразилось столько боли.

Стефан понял — ей все известно, Мария знает, что он ее обманул. Правда всплыла, а его не было рядом.

— А лебеди не могут в одиночку, — с надрывом начал читать поэт, — им видно воли мало без любви. Обиды опаляют наши перья, прости, любимая, и вновь со мной лети, — кажется, в поэме была другая строка, но эта сейчас больше подходила.

Стефан приблизился и обнял жену за плечи, она вздрогнула, порывисто поднялась, как бы случайно стряхивая его ладони:

— Ты, наверное, голоден. Я прикажу готовить обед, — с излишней суетливостью заспешила Маричка к двери, но Стефан поймал невесомую руку, притянул жену к себе, коснулся губами ее пересохших губ. Она не ответила на поцелуй, где та нежная и страстная Маричка, с которой он расставался лишь пару недель назад, о которой грезил наяву, томясь в разлуке? В его объятьях чужая, очень красивая, но чужая женщина, обжигающая своей холодностью. Надо сейчас оправдаться, объяснить ей, что он не мог иначе, что сделал все, что было в его силах, и если в чем-то и ошибся, то не по злой воле, а только, чтобы быть с ней. А еще о том, что глупо лелеять месть, когда все давно поросло травой, да и есть ли повод мстить, если вину определила всего лишь одна выжившая из ума старуха? Так нельзя! Все это Стефан хотел прокричать в такое любимое лицо… Но обида накрыла его с головой, разжигая изнутри огонь злости: «Вот так, значит: если королевич, то уже не нужны: ни мои объятья, ни мои поцелуи, ни я сам».

— Я не голоден. Пойду, проведаю Невесского, — отзеркаливая чужое равнодушие и уплотняя стену отчуждения, проговорил Стефан.

Маричка замерла, побледнела, но быстро взяла себя в руки и лишь согласно кивнула.

«Ну, что я такого страшного сделал? Она оттает, непременно оттает. Ну, мы же любим друг друга, разве так можно?!» — бормотал Стефна себе под нос, пробираясь по крытой галерее.

Невесский лежал на широкой кровати, заботливо обложенный мягкими подушками. Лицо его было землистым, обескровленным, глаза прикрыты, губы посинели, слипшиеся волосы сосульками свисали со лба. Стефан и не думал, что так все плохо, как-то он ожидал увидеть более жизнеутверждающую картину.

Господарь помялся с ноги на ногу, приблизился к кровати, дежурившая в уголке служанка вскочила, кланяясь.

— Как он? — спросил Стефан.

— Почти в здравии, — прохрипел сам Невесский, и голос Генуся тоже был каким-то потусторонним.

— Как же так, дружище? — присел к нему на край кровати Стефан.

— Прозевал немного, раззява, — попытался пошутить Генусь, — господарыня меня заштопала как соломенный тюфяк.

— Главное, чтобы пауками не кормила, — тоже выдал шутку Стефан, пытаясь преодолеть неловкость.

— Простите, я не выполнил ваш приказ, — прошептал Невесский.

— Спасибо, что спас жену, век тебе благодарен за нее буду, — искренне поблагодарил Стефан. Все-таки хорошо, что теперь не нужно подозревать всех и каждого, и можно спокойно наслаждаться дружбой и преданностью.

— Я должен сейчас сказать такое, что вы меня возненавидите, — с надрывом, но твердо сказал Генусь, — я все равно скажу, это мой долг, а вы сами решайте, — он сильно разволновался, а бледная рука, лежащая поверх одеяла, начала заметно дрожать.

Неприятных сюрпризов Стефану на сегодняшний день было вполне достаточно, ему совсем не хотелось слушать признание Невесского. Он затылком чувствовал, что это будет неприятно, а может даже больно, но отказать умирающему не мог. Генусь весь подался вперед, глаза лихорадочно заблестели, а на меловых висках выступили крупные капли пота.

— Оставьте нас, — махнул Стефан служанке.

Та почти неслышно выскользнула из комнаты. На миг установилась пронзительная тишина.

— Я догадывался, что Вепрь в замке, я понял это по вашему настороженному поведению. Вы, королевич, будете хорошим господарем, так ловко прощупывали нас, а еще продуманно разделили, — Невесский привстал на локтях, Стефан как заботливая нянька подставил ему под спину подушку. — Но, уж не обижайтесь, Вепрь же старше, опытней. На заставе ему точно делать нечего, он либо увяжется за вами, либо останется в замке. На мельницах я вам помочь бы не смог, вы мне не доверяли. Разумно, вполне разумно, я чужой, все верно. И тогда я решил помочь в замке. Я нашел здесь потайной ход, долго искал, знал по рассказам Михася примерно — где это, и обнаружил за елками на поляне ту самую дверь. Ее недавно открывали, земля вокруг была истоптана. Мне тоже надо было решить — караулить там или пробраться и узнать, что творится в замке. Поколебавшись, я засел в засаду у выхода из подземелья… Они появились в предрассветном тумане: дверь просто открылась и из нее первой вышла господарыня, а за ней Франтишек. Я растерялся, совсем не их ожидая увидеть.

— Он силой заставил ее показать ему выход, — перебил Стефан рассказчика.

— Нет, она вела его добровольно, никто никого не тащил. Они просто вышли и пошли в сторону болот, а я кинулся за ними.

Стефан хотел сказать, что это ничего не доказывает, Маричка была так напугана, что и тащить ее не потребовалось, а может она не знала, что это Вепрь и просто поверила в какую-нибудь чушь, придуманную ложным Франтишеком и по доброте сердечной хотела помочь ему скрыться, да есть сотни причин почему она так поступила…

— А еще господарыня сказала: «Я не смогла сделать, как вы хотели, пан Вепрь, потому что…» — четко, почти по буквам повторил слова Марички Невесский, и Стфана повело, он собрал волю в кулак и уставился на Генуся, взглядом показывая, что готов выслушать.

— Почему же?

— Она не договорила, этот паренек неожиданно оглянулся и увидел меня. Мы начали драться. Малец оказался очень искусным задирой, крепче пана Банькова. Я сразу понял, что передо мной взрослый опытный воин, по движению тела, по замашкам. Странно было наблюдать это все в теле по сути мальчишки. Я старался, как мог, уворачиваться от его ударов, он полоснул меня, но я в пылу битвы этого даже не заметил и продолжал махать саблей, потом изловчился, чиркнул и задел его, неглубоко, царапина, но он отчего-то сразу отступил и пустился бежать. Так неожиданно… то сражался как лев, а то вдруг побежал словно заяц. Я кинулся было за ним, но тут господарыня набросила на меня плащ, да, прямо на голову, я запутался, забарахтался, в глазах потемнело и я провалился в пустоту. Очнулся уже здесь. Светлейшая господарыня велела выпить какую-то дрянь, я, грешным делом, решил, что это яд, но выпил. Сознание помутилось, кажется, меня связали, а потом господарыня меня зашила большой иглой. Шов довольно милый, как на простынях, — пан Невесский улыбнулся уголками губ.

— Она не просила вас мне ничего не рассказывать, может пыталась как-то объяснить? — в голове у Стефана шумело, словно это в него сейчас вливали дурман и штопали на живую.

— Нет, — замотал головой Генусь. — Сказала, я буду жить. Выходит, я ей обязан, но долг велит рассказать правду, а это правда, матерью клянусь.

Этого можно было и не добавлять, Стефан знал, что Невесский не лжет. Железным подтверждением слов Генуся было поведение Марии.

А ведь Стефан совсем не знает свою жену, не знает женщину, с которой делил постель и хотел разделить будущее. Увлеченный игрой, он видел только то, что хотел.

— Отдыхай, дружище, — собирая последние остатки воли, непринужденно улыбнулся Стефан больному.

— Она не со зла, она сможет все объяснить, — попытался как-то подбодрить господаря Генусь.

«Мне ее объяснения ни к чему!» — порычал уже за дверью Стефан.

Вначале он бежал, пинками расшвыривая все, что попадалось под ноги и сдергивая со стен тяжелые гобелены, хотелось крушить и ломать. Слуги испуганно отшатывались прочь, кто-то побежал за паном Липником. И только сорвав с петель массивный подсвечник и зашвырнув его через всю крытую галерею, Стефан выдохнул и начал понемногу успокаиваться. «Много чести, чтобы я из-за этой… лицо терял». И он пошел ровным чеканным шагом сломленного, но продолжавшего барахтаться, человека.