Барбарелла, или Флорентийская история (СИ) - Кальк Салма - Страница 19

Франческа смутилась, опустила голову. Потом, видимо, набралась смелости, подняла её обратно и ответила:

— Да, монсеньор. Я обратилась к госпоже Донати, точнее, к её скульптурному изображению, как будто она могла нам помочь. И она, как мне кажется, помогла.

— Отлично. Тогда мы тоже сейчас… обратимся. Как её зовут? Барбарелла? — Себастьен подошёл к портрету, глянул даме в глаза и изящно поклонился. — Госпожа Барбарелла, меня зовут Себастьяно Марни, я один из тех, кто по воле его преосвященства отвечает за всё, происходящее в этих стенах. Ваше появление в нашем доме было продиктовано жёсткой необходимостью. Если мы доставили вам этим какие-то неудобства — я приношу вам извинения от имени всей нашей команды реставраторов и прочих изыскателей. Мы восприняли от вас информацию о том, что вам нужно быть во Флоренции к будущей субботе. Но если бы вы были столь любезны и объяснили нам, о чём речь и чем для вас важно пребывание на вилле Донати именно в этот день — мы бы вернее смогли вам помочь. Я понимаю, что ваши средства контакта ограничены, но с другой стороны вы, как будто, неплохо справляетесь. Только, с вашего позволения, мне не хотелось бы вновь оказаться в том странном месте, хотя бы и только во сне и даже в вашем обществе. Если вы сможете прояснить нам ситуацию — то для нас будет большой честью оказать вам ответную услугу, — он снова наклонил голову и отступил.

— Думаешь, поможет? — Лодовико был настроен скептически.

— Кто ж знает, — Себастьен картинно развёл руками, а потом поймал ладонью ладонь Элоизы. — Предлагаю вернуться обратно, доесть, допить и может быть — додумать. А может быть — нужно оставить додумывание до завтра. Вдруг нам подкинут ещё информации?

— Пойдёмте, — кивнул Варфоломей. — Допить — дело перспективное.

Барбарелла пребывала в возмущении.

Мало того, что эта особа пришла и наговорила ей всяких гадостей! Сама-то! Ничего не могла понять, пока не пришёл её мужчина, и только с ним она перестала думать, и начала слышать и чувствовать! Да так хорошо, что и его зацепило. Ну что, она виновата, что ли, что в том сне они были почти едины? Только её стихия — ветер, а его — огонь, вот и вышло, как вышло. А мужчина у неё — что надо, всё у него — и сильное тело, и обжигающий взгляд, и манеры такие, что она думала — уже и не бывает.

Но Барбарелла опасалась, что без той возмутительной особы прекрасный мужчина её не услышит. Всё же, дело в ней. Не слышит же её тот молодой красавец со шрамами на лице, только видит. И священник не слышит, зато ходит тут и командует — лампой посветить, красочный слой посмотреть, анализ взять. Сам он… анализ! Барбарелла слова-то такого не знала, а оказалось — поскребли краску в уголке и куда-то унесли.

Эх, неужели всё напрасно?

Отчаянье — грех. Сдаваться нельзя. Нужно вознести молитву и попросить о помощи, стойкости и силе духа. И всё получится.

Утром за завтраком Элоиза встретилась с Себастьеном и Лодовико. Они лениво обсуждали что-то из своей рабочей рутины, при её появлении заметно обрадовались и заговорили о популярной в последнее время картине.

— Представляете, мне она сегодня тоже приснилась, — сетовал Лодовико. — Молчала и смотрела так, как будто я её на смерть послал, не иначе.

— А мне — к счастью, нет, — рассмеялся Себастьен. — Наверное, все её резервы ушли на тебя. Ты сегодня показался ей более перспективным.

— Знаешь, где я видел такие перспективы? — начал было Лодовико, но увидел за спиной Элоизы нечто и даже поставил на стол чашку. — Отче, ты откуда в таком потрёпанном виде?

Отец Варфоломей грустно подошёл к столу и сел. Вид у него и правда был не очень — какой-то бледный и несчастный.

— А я ведь теперь понял, о чём вы все.

— Вам тоже приснилась госпожа Барбарелла? — участливо спросила Элоиза.

— Не просто приснилась! Она же мне глаз сомкнуть не дала! Стоило только задремать — и сразу же она перед глазами. Ходит, юбками своими крутит, гадину свою морскую гладит, и молчит. Хоть бы говорила, что ли, а то пойди пойми, что ей надо! Я уже с утра пошёл и помолился за, так сказать, упокой души и вообще благое посмертие, но что-то мне подсказывает, что ей все эти наши дела — как прошлогодний ливень, был, да нету уже давно, и какая разница, был ли вообще?

— Надо ей, как она сказала — вернуться во Флоренцию. Но мы же вредные, и не хотим делать того, смысла чего не понимаем, — усмехнулся Себастьен. — Может быть, напугать её? Вчера я был вежлив, не напрасно ли?

— И как ты её напугаешь? — хмыкнул Лодовико. — Была бы живая — ладно, а она же нарисованная!

— Так вот это и есть её самое уязвимое место, — пожал плечами Марни. — Было бы эффективно, думаю, порезать холст. Но это варварство, я согласен, не нужно меня убивать, я не буду так делать, — он со смехом увернулся от подзатыльника Варфоломея. — Ты можешь пригрозить ей тотальными реставрационными работами? Что вот прямо по молекуле разберешь собственноручно, если не уймётся или не объяснит внятно, чего она хочет и зачем?

— Ну, могу, конечно, но куда это годится-то вообще! Никогда в жизни с экспонатами не разговаривал, тем более, с чужими, тьфу!

— А ты поговори, — рассмеялся Себастьен. — Элоиза, вы с ней разговаривали?

— Вчера, — кивнула Элоиза. — Не уверена, что она меня слышала, но кто её знает? Кажется, мой способ избежать неприятных снов работает. И вас она, как я полагаю, тоже не беспокоила?

— Нет, хоть вы и не заговаривали мою подушку, — усмехнулся он.

— Она нашла новых жертв, — простонал Варфоломей.

— Отче, не печальтесь, лучше посмотрите! — оказывается, к их столу подошёл Гвидо, левой рукой он придерживал своего полосатого котёнка.

Котёнок за неделю стал крупнее и сейчас выглядел определённо лучше, чем несколько дней назад.

— Вылечил? — строго спросил Варфоломей.

— А то! И ещё донна Элоиза и донна Доменика помогли! С одних уколов-то я и не знаю, был бы толк или нет, — он позволил Варфоломею взять кота на руки.

Тот рассмотрел его, погладил и вернул хозяину.

— Теперь воспитывай, — кивнул на поцарапанные руки Гвидо.

— Да это мы играли, ерунда, — махнул рукой тот.

— Это сейчас ерунда, а когда животное вырастет, и у него будут когти и зубы нормального размера? Он у тебя на всех бросаться будет? Кота нужно воспитывать!

— Отче, можно подумать, Чезаре ни на кого не бросается!

— На кого надо, на того и бросается, на других — нет, — отрезал Варфоломей. — Всё, иди. И не корми его всякой дрянью, которую ешь сам!

Тем временем Элоиза гладила кота на руках хозяина, кот громко урчал и даже пофыркивал.

— Он умный, дрянь есть не станет, — чувствовалось, что Гвидо весьма гордится своим приобретением.

Подмигнул Элоизе и исчез вместе с котом.

— Сотрудники носятся с котами, картины терроризируют весь дом, а молитва не может помочь против незнамо чего! Куда мы катимся, скажите? — Варфоломей был так расстроен, что его захотелось погладить — прямо как кота.

— Послушай, отче, а ты говорил, что коротко знаком с их местным, флорентийским то есть, экспертом. Ты вообще с ним обсуждал вопросы подлинности их коллекции? — сощурился Себастьен.

Варфоломей вздохнул и словно ещё больше опечалился. Опустил голову.

— Знаешь, если по уму, то с ним нужно было переговорить ещё на той неделе, когда мы с Лодовико там были. Но лично он мне нигде не встретился, а сам я его искать и не подумал. Ну пойми, зачем он нужен, если уже даже меня позвали? Грешен, возгордился, — вздохнул он и поднял голову. — Да, теперь я понимаю, что его-то нужно было первым делом изловить и расспросить с пристрастием. Он и Роберто застал, и госпожу Райт, и нынешнего хранителя наблюдает. И вообще странно — почему вопрос о подлинности той Розальбы Каррьеры не поставили сначала перед ним? Или поставили, но там что-то нечисто? Ну и особа эта, с каракатицей. Которая донимает нас здесь уже неделю, неужели она делает это только здесь, а там, у себя, сидит тише воды ниже травы?