Ведьмино счастье (СИ) - Риш Мартиша - Страница 1

В уютном солнечном кабинете Король внимательно вчитывался в текст старого свитка. Это было пророчество, записанное в один из первых годов отчаянья, что охватило Королевство, когда бесследно исчезла хозяйка Портального дома. Двери, открывающиеся по ее воле в иные миры, захлопнулись. Магические потоки Королевства начали ослабевать, ввергая зависящих от них магов в пучину отчаянья. Торговля с Империей, что располагалась в одном из соседних миров, угасала, нанося тем самым огромные убытки казне. Только Портальный дом давал этим двум мирам, расположенным по соседству, беспрепятственно, за скромную плату, проводить любые грузы из мира в мир. Прошлая хозяйка пропала в своем родном мире Земля, уйдя за мужем в неизвестность.

Этот год должен стать счастливым для обоих миров и всех населяющих их жителей. Будь то люди, эльфы, гномы или кто-то иной… Все ждали, обещанную пророчеством новую хозяйку Портального дома — ведьму Марцеллу.

Шел месяц май года две тысячи двадцатого. В городе бушевала эпидемия. Проект был завершён. Можно было выспаться. Однако утро не задалось. Все мечты о сладких снах разбил своим громким звуком звонок моей элегантной соседки.

Сколько ей лет? Столько не живут. Даже призраки. Она застала всё и всех. За ней ухаживали великие мира сего. И я в это верю. Сама элегантность, обворожительность, редкий шарм. Её не мог испортить ни один изъян, свойственный людям её возраста. Голос был глубоким, низким и чарующим. Взгляд острым. Вещи изящными. Даже те, которые, судя по стилю, были родом из конца 40-х. Изящные тонкие сигареты, вложенные в старинный мундштук явно штучной работы, тонкий дымный аромат табака, духи, обещающие редкую тайну, были ее постоянными спутниками. Идеальная фигура, стройные ноги, вложенные в домашние туфли на небольшом каблуке. Ей можно было простить многое. Прекрасный собеседник и наглядный урок того, как должна выглядеть женщина. Всегда и везде. В любом возрасте. В ее компании в свои неполных тридцать лет я чувствовала себя немного неуютно, как цветок, который не умеет распуститься.

Элоизе Викторовне, так звали соседку, нужно было цитрусовое дерево. Милое дерево. Мне оно было не нужно вовсе. Его подарил мой, со вчерашнего дня бывший, любовник. Соседка еще дней десять назад заметила у меня на балконе этот чудный без малого метровый экспонат какой-то европейской садоводческой выставки. Она прочитала мне небольшую лекцию о том, как плохо я влияю на бедное растение, а точнее как плохо влияет на него моё незнание элементарных правил ухода за таким прекрасным экземпляром флоры. У неё когда-то было такое дерево, подаренное ей не то вторым, не то третьим мужем, которое он лично привез ей из Алжира. Кажется, он был послом.

Вторую неделю я обещала подарить ей этот чертов «апельсин» как только завершу проект и буду дома во сколько-нибудь приличное время. Сегодня этот день настал. Я обещала занести дерево сразу после обеда. Раздался пушечный выстрел, ему двенадцать раз подряд ответила кукушка из настенных часов. Пробило полдень.

Моя квартирка была расположена в самом центре едва ли не самого мокрого города нашей великой Родины — Питера. Ну как квартирка. Когда-то давно в этом доме были расположены огромные апартаменты элиты дореволюционного общества. Случилась революция. Квартиры разделили на коммуналки. Случились девяностые, коммуналки расселили и сделали из них вновь огромные квартиры. Это были не просто квартиры, а настоящие предметы роскоши, восхваляющие новых владельцев каждым старинным элементом лепнины, каждой чугунной завитушкой, витражом, чудом уцелевшим в годы пожара революции, в годы страшной блокады. Пыль и память былых веков, воплощённая в старом почерневшем камне, цветном стекле, металле, больше похожем на тонкие кружева.

Моя и две соседские квартиры были архитектурным Франкенштейном. Они находились во втором дворе на третьем этаже двухэтажного дома. Даже не бывшая дворницкая, нет. Комнаты прислуги, отделенные от основной квартиры глухой капитальной стеной, возведенной в сорок седьмом году, когда восстанавливали дом после прямого попадания авиационного снаряда в соседний. Строителям нужна была более надежная стена взамен частично разрушенной. Память о людях из соседнего, разбомбленного полностью дома так и лежала небольшой грудой бесхозных кирпичей во дворе. Глухая стена давала нам не столько неудобства, сколько некоторые преимущества. Благодаря тому, что она отсекала от лестницы основного дома нашу лестницу, мы имели огромный балкон-крышу-террасу, поделенный легкими стальными заборчиками на три равные части по числу квартир.

Почти таунхаус, если бы не размер квартиры. Она была крошечной. Что-то похожее на студию в современном ее понимании, но с четырёхметровыми потолками, камином, который даже работал, и огромным балконом, на котором и красовалось мое прекрасное апельсиновое дерево. Оно манило соседку, напоминало о неудачном романе, давало тень аж двум залетным голубям и жутко меня нервировало. Эта квартира была куплена мной года два назад и за совершенно смешные деньги.

Вторым соседом был старый татарин. Самый коренной петербуржец, какого я встречала. Глубоко верующий мусульманин, востоковед, художник. Его предка сюда привезли по указу Петра. Предок был дворником. Сосед тоже был бы потомственным дворником, если бы не поступил с первого раза в самое престижное художественное училище нашего культурного города — Мухинское. Практически без подготовки. На спор.

Главным минусом моей очаровательно крошечной квартиры, кроме ее явно крошечных размеров, была пушка. Самая настоящая большая пушка. Украшая собой стену старинной Петропавловской крепости, она громогласно стреляла. Каждый день. Ровно в полдень. В довершение этого из настенных часов, которые достались мне вместе с квартирой, с милым вкрадчивым «Ку-ку» вылетала кукушка. Ровно двенадцать раз. Видимо, чтобы добить наверняка. Или не очень тонко намекнуть, что вставать все же стоит до полудня. Даже если ты программист, даже если завершен крупный проект, случился внезапный отпуск, получена оплата проекта и премия сверху. Часы выкинуть рука не поднималась. Приходилось терпеть.

После покупки я не стала менять в квартирке многого. Дубовый паркет советских времен мне отциклевали и покрыли тёмной морилкой рабочие из небезызвестной страны Средней Азии. Таким пол был везде за исключением ванной и туалета. Там пришлось все же поменять плитку, но не сантехнику. Плитка пола в ванной комнате, согласно моему оригинальному вкусу, стала тёмно-синей. Стены же везде были светло-бежевыми, почти белыми. Мебель — тёмно-коричневой, почти черной, цвета чуть подтопленного горького шоколада. Большая часть мебели, которой в принципе в квартиру помещалось не так много, была антикварной и досталась от прежних хозяев. В прихожей — огромный платяной шкаф с резьбой и шишечками. В нём при желании можно было, как мне кажется, организовать небольшую гостевую спальню. Ванная была, вероятно, ровесницей дома. Крошечная, сидячая, но воздвигнутая на львиные лапы. Мастер, которого я наняла, чтобы покрыть ванну новым слоем эмали, смеялся до слез, когда ее увидел. Ему таких еще не встречалось. Он назвал ее карликовой ванной на гордых львиных лапках. Фи.

Люсинда дремала на верху шкафа. Там было ее логово. Ее мерное сопение вводило в заблуждение. Казалось, что кошка абсолютно безмятежна. На самом деле она трепетно ждала, когда я сяду завтракать, практически охотилась. Она обожала любые съестные припасы. Истинная петербуржская полосатая помоечная кошка повышенной, уже теперь, упитанности. Она выбрала меня в хозяйки прошлым летом. Откуда она взялась, никто не знает до сих пор. Я нашла её на лестничной площадке перед своей дверью одним из вечеров конца лета. Тогда, засидевшись за книгой допоздна, я услышала странный шорох, как будто кто-то вскрывал замок и дёргал ручку. Насторожившись, я схватила метлу и выскочила на площадку. А там она — Люсинда — методично точит когти о мою обшарпанную дверь. Дверь — это, конечно, лицо квартиры. То, что первым бросается в глаза. Свою я облагораживать не спешила. Она явно пережила не одно поколение владельцев. Крепкая, деревянная, усиленная стальной решеткой изнутри, дверь производила довольно жалкое впечатление снаружи и наталкивала на не самые приятные мысли о достатке владельца квартиры. Одним своим видом она отваживала потенциальных воров от моего дома. За что я и ценила этот шедевр народного творчества. Кошку тогда я забрала к себе. Думала, что объявятся ее хозяева. Но, увы. А на самом деле — к счастью. Ласковая, но ненавязчивая. Красивая первозданной красотой дикой кошки она носила изумительную полосатую шубку: гладкую, лоснящуюся. Подушечки лап были полностью черными, нос краснокирпичным с красивым тонким чёрным ободком как будто обведенным фломастером. Пузо было и вовсе рыжеватое. Мы идеально сочетались по характеру. Ненавязчивые в своей привязанности друг к другу, мы обе нежно любили рыбу и молоко во всех проявлениях, тепло и уют нашей квартирки. Ни разу за этот без малого год кошка не попыталась выскользнуть из квартиры на лестницу или убежать с балкона. Она даже не заходила к соседям на их балконы, хотя для нее это не составило бы труда.