Длинные версты - Конюшевский Владислав Николаевич - Страница 4

А катить начнут обязательно, потому что в низах остаться у меня не выйдет, а наверху грызут друг друга чище скорпионов. Жилин аж, по-моему, опять седеть начал, от безостановочных разборок между соратниками. Поэтому и надо сделать так, чтобы ни у кого из этих хмырей не возникало вопросов типа «ты кто вообще такой?».

Вот исходя из этих соображений, я и должен присутствовать при передаче бронепоезда красным. Ради такого дела наверняка и фотографы будут, и кинохроника. Про газетчиков, вообще, молчу. Так что обязательно надо лично лицом на публике поторговать. Ведь одно дело, когда сообщат: «батальоном товарища Чура был захвачен и переправлен советскому командованию кайзеровский бронепоезд», и совсем по-другому звучит: «товарищ Чур, со своими героическими морскими пехотинцами, привел захваченный германский бронепоезд в расположение наших войск». Вот вроде одно и то же, да не то.

Ну и не менее важное – как я уже говорил, люди сейчас настроены так, что личная храбрость ценится даже выше общей военной грамотности. Поэтому необходимо соответствовать чаяниям. Ведь ни у кого из моих ребят во время обсуждения даже не возникло вопроса: куда ты прешь, командир? Наоборот, если дело опасное, то командир на лихом коне должен воодушевлять людей примером! А если бы я сейчас не планировал ехать, то и смотреть стали бы подозрительно – не струсил ли комбат? Иди потом доказывай, что ты не верблюд…

В общем, план был принят к исполнению, и все занялись делом. Пока Михайловский со товарищи чуть не с урчанием меняли свое вооружение, я объяснял безлошадному шофферу, как водить мотоцикл. Не хотелось бросать столь замечательное средство передвижения только из-за того, что им рулить кроме меня никто не умеет. Тем более что горючего хватало. Техники на станции больше не обнаружилось (кроме трех велосипедов), а вот горючее нашли. Так что и мотик, и грузовик у нас еще долго кататься смогут.

В самый разгар обучения, когда я уже стал подумывать, что запрячь лошадь к байку будет наиболее верным решением, в гомон окружающей суеты ворвался скрипучий голос:

– Хватит меня подгонять, пся крев! Я и так быстро двигаюсь!

Оглянувшись, увидел, как с нашей подъехавшей пролетки соскакивают два бойца и чуть не под руки выводят какого-то старикана с шикарной раздоенной бородой. Бородач, ступив на землю, царственным движением отмахнулся от сопровождающих и, глядя на Лапина (который в этот момент выглядел наиболее представительно), спросил:

– Это к вам меня должны были доставить вон те нетерпеливые сопляки?

Я, отряхнув руки, шагнул вперед и, четко козырнув, представился:

– Командир подразделения Красной Армии – Чур. А вы, судя по всему, Василий Августович Комаровский?

Дед, окинув меня изучающим взглядом, подтвердил:

– Вы не ошиблись. – После чего решил уточнить: – Красная Армия, сиречь армия России? Или это название какого-то уездного формирования?

Улыбнувшись, ответил:

– Никак нет. Не уездное. Мы являемся боевым подразделением Российской Советской Социалистической Республики. Той самой, которая от Малороссии до Дальнего Востока[5].

Комаровский задумчиво пожевал губами, пробурчав:

– И вот приспичило же этим идиотам во время войны разгонять одну армию, чтобы после набирать другую…

А потом, уставившись на громаду бронепоезда, одобрительно хмыкнул и продолжил:

– Хм… видя этот новенький немецкий БП и вас возле него, я, кажется, догадываюсь, зачем меня выдернули из постели. В связи с этим, господа, возникает вопрос – куда именно вы хотите перегнать сей бронепоезд? Надеюсь, в ваших военных головах не возникло желания кататься на нем у немцев в тылу? Сразу скажу – это глупость. И продлится она максимум пару дней. А может, и лишь до завтра.

Понизив голос, я ответил:

– Что вы, какой тыл? Нам надо его перегнать в Таганрог. Там сейчас находится основной центр сопротивления оккупантам на юге России.

Старик привычным движением вспушил бороду и, машинально одернув китель, замолчал секунд на тридцать. При этом что-то соображая, шевелил губами и загибал пальцы. Мы, так же застыв, молча смотрели на него. В конце концов он очнулся:

– Ну что же, господа. В принципе, ничего невыполнимого нет. Но придется ехать не на прямую, а после Дмитриевки уйти на северную ветку. Просто следующая за Дмитриевкой станция – Обилово. Довольно крупный узел, почти как у нас. И начальник там полнейший негодяй. Настолько, что может и немцев кликнуть. Кстати, вы со здешним начальником еще дел не имели? А то смотрю – вон он стоит, весь поблекший… О! И Игорь вместе с ним. Но вы, господа, зря Игоря Ильича в ту гнусную компанию определили. Вполне достойный молодой человек. Кстати, он мне нужен будет. Нам с ним необходимо кое-какие вопросы обсудить.

Тучнов, которого уже сняли с забега, действительно стоял под конвоем в конце перрона. И вид имел довольно бледный. Ну да, после произошедших перипетий хорошо еще, что штаны сухими оставил. А теперь, небось, гадает, чем же для него все закончится. Надо, кстати, сказать, чтобы пара человек этого типа до утра из-под контроля не выпускали. А то фиг его знает – рванет еще на лошади к соседней станции, немчуру предупреждать. Дав распоряжение относительно начальника, я также сказал привести к нам его зама.

Пока ждали, искоса глянул на Трофимова. Вот интересно – когда к нам здешний чин обратился «господа», Гриня сразу взвился. А когда дед нас так называл, повел себя, будто ничего не происходит. Даже не морщился. И меня не может не радовать тот факт, что отмороженный революционный матрос в нужных ситуациях умеет держать себя в руках.

А дело тем временем двигалось, и к часу ночи все было готово к выезду. Собраны и проинструктированы люди. Комиссар сказал речь. Похлопали друг друга по плечам. Магомед, рвавшийся прокатиться на бронированном поезде, был остановлен фразой про контроль распределения командирской «долы». Приводимые до этого аргументы на него не действовали. Зато этот сработал безотказно.

Правда, неожиданностью стало то, что Комаровский возжелал ехать с нами. Оказывается, он уже успел смотаться домой, собрал в саквояж необходимые вещи, предупредил соседей и был на старте. Мы ему пытались объяснить, что у нас есть документы и что на станциях нас направят, куда нужно. Поэтому его помощь вроде как уже и не нужна. Но старик был непреклонен. Заявив, что на железной дороге он всех знает и что все его знают, поэтому лишним присутствие точно не будет.

Тем более что его жена, как уехала месяц назад к сестре, проживающей в Ростове, так там и застряла. Поэтому надо собственноручно возвращать заблудшую супругу домой. А подвернувшийся в виде нас удобный случай упускать было бы глупо. На наши слова об опасности Августович лишь хмыкнул, сказав, что пока он с нами, российские сотрудники железной дороги окажут нам всяческую поддержку, даже вопреки указаниям немцев. А если начальники побоятся помогать, то это всегда сделают простые работники. Что будет ничуть не хуже, так как именно от рабочих «на земле» все и зависит.

И вот, в час десять, лязгнув сцепками, бронепоезд двинулся на восток. Через сорок километров будет Дмитриевка. Там заправимся водой, после чего рванем уже без особых остановок. Их будем делать лишь для того, чтобы показать документы и предупредить о литере. Да… надо было видеть глаза Трофимова, когда под руководством Комаровского я печатал дополнения к трофейным бумагам, аргументирующим наше движение вне графика. Точнее говоря, те, что на русском, печатал я, а вот для немецких документов понадобилась помощь Берга. Источником печатей и штампов при этом служила захваченная документация.

Вот Гриня и стал глаза таращить, когда я затребовал сырые яйца, кастрюлю с водой и примус. Просто человек до этого не подозревал, что яйцо можно не только сожрать или весело биться им на Пасху. Открыв рот, он наблюдал, как я лихо, меняя яйца, перевожу штампы и печати с оригиналов на нашу «липу». А когда все было закончено, придирчиво осмотрел результат и вынес вердикт: