Двадцать четыре секунды до последнего выстрела (СИ) - Коновалова Екатерина Сергеевна - Страница 127

— Я тоже, — сказал он настолько искренне, насколько смог. — Но я обещаю дать тебе самые исчерпывающие показания по любому делу, по какому ты пожелаешь, — Себ заставил себя улыбнуться, запарковал машину и помог Джоан выбраться. На свежем воздухе её повело, и, обхватив её за талию, он медленно повёл её к дому.

В спальне Себ усадил Джоан на кровать, раздел, завернул в одеяло, принёс крепкого сладкого чая и прилёг рядом. Она почти не двигалась, и даже кружку удерживала с заметным трудом. Поменяв позу, Себ расположился у Джоан за спиной, перехватил кружку и помог сделать несколько глотков.

Вздохнув, Джоан запрокинула голову ему на плечо.

«Говорю с тобой, а в затылке что-то свербит».

Себ хотел бы выкинуть эти слова из головы, но не мог. Джоан ведь действительно хороший полицейский. Не то, чтобы он мог судить, но так считал Грег, а ему Себ верил, особенно в этом вопросе.

Её переезд в Плимут, если так посмотреть, дал им шанс быть вместе. Останься она в Лондоне — это было бы невозможно. Слишком частые встречи, слишком много времени она проводила бы у него дома. Слишком большой риск.

Джоан полулежала на нём, закрыв глаза, слегка улыбалась и была удивительно, даже непривычно красивой. Себ прослеживал взглядом линию ото лба, по переносице с небольшой горбинкой, круто вниз, к узким чётко очерченным губам, по ямочке на выпирающем подбородке, по шее, где сквозь светлую кожу виднелись голубые венки, между ключиц… Дальше можно было идти только по памяти — в реальности под ключицами начиналось одеяло. Но Себ и представить мог неплохо.

Почему она не занимается чем-то другим?

Если честно, представить себе Джоан вне полиции удавалось с трудом. Разве что в армии. В пожарной службе. Но полиция подходила ей больше всего — и Себ знал, что она любит свою работу.

«Знаешь, Джоан, я давно хотел тебе сказать, но никак не решался. Я работаю на криминального консультанта и время от времени по его заданиям убиваю людей».

Такое не расскажешь и не объяснишь.

Не Джоан.

Да никому, если уж на то пошло. Разве что человеку, который на одной с ним стороне закона.

Джоан никогда бы не приняла того, что спит с киллером.

— Басти… — позвала она хрипло, — скажи мне, что у меня профессиональная деформация и тяжёлая форма паранойи. Что я всё выдумала?

— Обязательно скажу, — пообещал Себ, — ты только объясни, что не так.

Она завозилась, выбралась из его объятий и ещё выше подтянула одеяло. Теперь из кокона торчала только голова.

— Я не знаю, — жалобно призналась она.

Себ выдавил вымученную улыбку. Джоан опустила взгляд и сказала:

— Я действительно не знаю. Всё сходится отлично. Я знаю тебя. Я тебе верю. Но как будто что-то очень важное ускользает от моего внимания. Важная деталь. И эта мелочь всё портит.

Можно было бы рассмеяться ей в лицо. Объяснить, что это просто фантазии. Но у Себа не поворачивался язык. Он произнёс осторожно, подбирая слова и сам не будучи уверенным в том, что хочет сказать:

— Я могу ошибаться, но возможно… — пальцы сами собой вцепились в переносицу, но от этого легче говорить не стало, — тебя напрягало всегда и напрягает до сих пор моё военное прошлое. Я помню выражение твоего лица, когда мы с тобой обсуждали убийства.

— Девяносто шесть успешно поражённых целей, — повторила Джоан.

— Армейское командование зачитывает это число. Ещё была операция, которая стоила мне карьеры и в которой уже никто не считал.

Это было грязно. Себ даже не думал, что способен на подобное. Но поскольку показать небольшой арсенал в сейфе и немного рассказать про нынешний род занятий — не вариант, он заставлял себя говорить дальше.

— И «МорВорлд». Там и я не считал.

В «МорВорлд» и правда было не до счёта. 

— Я угадал, да? — спросил он, немного подождав. Джоан промолчала, только закрыла глаза.

Себ хотел бы коснуться губами её виска, но не решался. Вместо этого добавил тихо:

— Ты живёшь в цивилизованном мире, где человек, отнявший жизнь у другого, отправляется за решётку. Но там, в горячих точках, всё иначе. Ты ведь это понимаешь? — он как будто объяснял что-то Сьюзен. — Если я убью сотню лондонцев, меня посадят в тюрьму на всю оставшуюся жизнь. А там дают награды.

— Это пугает, — прошептала Джоан. — У меня есть знакомые ребята оттуда. Они больны, Басти. Война их почти уничтожила.

— Я работал с психологом, — заметил Себ ровно, и это даже было правдой. Пусть он и недолго ходил на сеансы, фактически они были. Всё как полагается. — И мне повезло. Всё, — он пожал плечами. — Я не могу это изменить, да и не хотел бы. Мне подходила армия. Я подходил ей.

— Ты бы вернулся туда, если бы мог?

Год назад он ответил бы «да» не колеблясь, но с тех пор многое изменилось.

— Сейчас уже наверное нет, — честно сказал он. — Сьюзен осталась без матери, и я был бы дерьмовым отцом, если бы после этого полез под пули.

Ещё был Джим и его работа, но об этом он, конечно, говорить не стал.

— И ты, — он хмыкнул, — плохо могу представить, что ты станешь ждать меня по полгода.

Джоан улыбнулась:

— Неужели думаешь, что стала бы изменять?

— Нет. Думаю, что ты бы прибила меня в первую неделю после возвращения.

Они засмеялись, и тема была, кажется, закрыта. Но Себ всё-таки сказал:

— Пожалуйста, если у тебя снова что-то засвербит в затылке — скажи мне.

— Я иногда думаю, — покачала головой Джоан, — ты вообще настоящий?

— О, да.

Чтобы убедить её в своей реальности, пришлось сначала размотать кокон из одеяла, но зато дальше никаких проблем не возникло.

А неделю спустя Грег позвонил и мёртвым голосом сообщил, что Энди, жена Пола, попала в автоаварию и находится в больнице в тяжёлом состоянии. 

Джим решил проблему — жестоко, но сдержав слово. Пол действительно не пострадал.

— Тебе нужно перестать пить столько кофе, сладкий, ты посадишь себе сердце и испортишь мне всё удовольствие, — сообщил Джим в трубку на восьмую ночь подспудного ожидания.

Как обычно, Александр не спал, а только пытался загнать себя хоть в какое-то подобие дремоты, когда раздался звонок. 

— Ты собирался свести меня с ума. Кофе точно не помешает, — отозвался Александр, закрывая глаза. 

— Ты вспоминаешь её? Ту рыжую девочку? — спросил он резко, и это прозвучало так, словно дрянной актёр читает реплику из невыученного сценария. Совершенно наугад Александр ответил:

— Убери сценарий, Джим. 

В ответ послышался незлой смех, а потом наступила тишина, которая нарушалась только лёгким дыханием. Александр произнёс (в этот раз он почему-то не испытывал ужаса, как в прошлый. Возможно, потому что он ждал звонка):

— Почти не вспоминаю. Я её не знал толком. Мне больно, что она мертва, и мне непросто будет вернуться в тот дом. Но это в прошлом. И ты знаешь, что я не вру. Это странно, но я хотел, чтобы ты позвонил. 

Дыхание стало чуть громче, но Александр не сбился с мысли. 

— Я понимаю, что в этой истории я жертва, должен трястись от ужаса и всё в этом роде, и я трясусь, правда, особенно когда понимаю, что ты можешь сделать со мной, учитывая все твои ресурсы и влияние. Я слабак, Джим. Слабый, ведомый, эмоционально-неустойчивый режиссёр, который и прославился случайно. 

Джим слушал на вдохе, совершенно беззвучно.

— Я снимаю фильмы, которые просто по определению не должны нравиться публике. У меня есть несколько коммерческих вещей, но остальное — это мои беседы с самим собой, попытка вытащить из головы то, что разрывает её изнутри. А ты… мы тогда говорили так, словно ты действительно точно знаешь, о чём я думаю. 

После очень долгой паузы Александр спросил:

— Мне не стоило этого говорить? 

Джим сбросил вызов. 

— Как тебе красочное выступление мистера Тревиса, сладкий? А он неплох, да? Столько накопал! Вот за что Елена его держит. А мы-то с тобой думали, что за рост и постную улыбку. Тебе понравились наши с Марком фотографии?