Двадцать четыре секунды до последнего выстрела (СИ) - Коновалова Екатерина Сергеевна - Страница 135

— Если я? — почти беззвучно переспросил Себ. — Убийца? 

Её слова резанули очень больно. 

— Я думала сказать «киллер», но это тоже подойдёт, — отозвалась она резко. — Хотя бы понятно, зачем нужны эти отношения. 

— Нет, — оборвал он её. 

Вдруг стало плевать, что она может обвинить его в серии убийств и посадить за решётку. Значимым, на самом деле важным, стало одно — убедить её в том, что она ошиблась насчёт его чувств. 

— Если бы я был связан с криминалом, — твёрдо произнёс Себ, — то последним человеком в мире, с которым я стал бы встречаться, была бы глава отдела полиции.

— Да, — она снова посмотрела на него, — конечно. Это очевидно. Именно поэтому ход ловкий и умный. Только вот не знаю, сам ты придумал, или тебе подсказал босс. Тот самый, который имеет обыкновение звать тебя деткой. Стой… — она прервала его, стоило ему открыть рот, — не ври. Я начала подозревать после того случая с телефоном. Потом твой отец кое-чего рассказал. Я не спрашивала специально, но он беспокоится за тебя, вот и задавал мне наводящие вопросы, — Джоан говорила резко, холодно, словно бы пыталась спрятаться за обличьем полицейского. — Вчерашний разговор по телефону мог быть, наверное, шуткой… Если бы утром ты не уехал на работу с винтовкой, Басти. И оставил ты её в машине, чтобы не я не увидела. Но мне плохо спалось. Видимо, пунш твоей тёщи так действовал. 

— Я никогда, —  произнёс Себ, хотя оказалось, что слова застревают в горле, — не врал тебе насчёт своих чувств. Я люблю тебя.

Джоан ему не верила. Он это видел, но, чёрт дери, он не позволит этому случиться. Не считая Сьюзен, Джоан — лучшее, что есть в его жизни. И он не угробит их близость.

— Я потерял от тебя голову в первую встречу, — признался он, — сидел и смотрел тебе в глаза. Слушал твой голос. Я не люблю сигаретный дым, а ты курила, и я думал, что это лучший запах в этом дерьмовом мире. Джоан…

К чёрту. Пускай так. Пусть знает, что он работает криминального босса, что он в сентябре одним выстрелом убил больше пятнадцати человек, что сегодня приехал к ней, сняв очередную цель, уже неизвестно, какую по счёту. Пусть ненавидит его — но только за это, Господи.

И именно это она бы ему простила. У неё тряслись губы, дрожали руки. Себ хотел бы её обнять. Схватить крепко, ткнуться лбом в её лоб и как-нибудь по-волшебству передать свои мысли, только чтобы не видеть в её глазах этой смеси ужаса, ненависти и унижения.

— И ни оправданий… — прошептала она, сглотнула и добавила резко, громко: — Я не сдам тебя, Себастиан Майлс. Ничего не скажу Полу и Грегу. Но ты исчезнешь из моей жизни.

Совершенно каменным шагов она вышла из кухни. Себ кинулся за ней, но наткнулся на яростный взгляд и остановился. Она надела сапоги, набросила куртку, подхватила спортивную сумку и вышла из дома, высоко держа голову. Себ провожал её взглядом до тех пор, пока она не свернула за угол улицы, потом закрыл дверь и, пошатнувшись, сел на пол в коридоре. Из него как будто хребет вынули. Глаза жгло, и ему было не стыдно за эти слёзы.

Отношения с Джоан были обречены на провал с самого начала. Киллер и полицейский. Дерьмовая голливудская комедия, ничего хорошего. Только вот хорошее было: почти всё. Каждый день вместе был отличным. Он с усилием отогнал воспоминания, потому что понимал: если расковыряет эту рану, будет ещё хреновей, чем сейчас.

Очень долго он сидел под дверью, пытаясь найти хоть один способ всё вернуть. Побежать за ней — понятно, что по направлению к «Виктории». Поймать, остановить и извиниться. Рассказать всё про работу и Джима. Умолять о прощении. И чем дальше искал — тем меньше и меньше их видел. Если честно — не видел вовсе. 

«Лучше бы сдала», — подумал он, хотя мысли формулировались тяжело, туго. Лучше бы она позвонила Грегу и рассказала о своих подозрениях. И пусть бы его увели в наручниках.

Одевшись, он вышел на улицу и побрёл куда-то по широкому тротуару. Плевать, куда. Тошнило. И не от голода, а от самого себя. Он впал в непонятное состояние: что-то вроде умственной комы. Перед глазами мелькали пятна, автопилот улавливал переключение светофоров и контролировал движения, но мыслей не было. 

Становилось холодно, хотя ему было плевать — его морозило изнутри. Мысль о том, что нужно вернуться домой, вызывала отвращение. Он не хотел быть один. И в компании — тоже.

Наверное, прошло много времени, во всяком случае, перевалило за полдень, когда Себ упал за стойку первого подвернувшегося паба, заказал виски и буквально уронил в себя первую порцию прямо на голодный желудок. Попросил повторить.

— Что, приятель, бросила девушка? — спросил высокий плечистый бармен. Себ поднял на него тяжёлый взгляд, и он, поставив ещё один стакан, отвернулся. Себ не хотел говорить. Он не хотел думать. И да, он осознавал, что напиться — худшая из возможных идей. Вот только беда в том, что никаких других у него не было.

Болельщики приветствовали удачный гол дружными криками. К Себу подсела и сразу же сбежала какая-то женщина (он даже не рассмотрел, какая, ему было плевать).

Виски шёл как вода, вообще незаметно.

— Тебе, может, уже хватит? — спросил его в какой-то момент бармен, и Себ почувствовал злость. Не надо ему указывать. Вторая откровенно дерьмовая идея — нарваться на драку — показалась весьма привлекательной. 

— Он же сказал, что хочет ещё, — вдруг послышалось за спиной. — Налейте, живо.

Рядом на стойку легла купюра, а на соседний высокий стул взобрался Джим собственной персоной. И он слегка покачивался, как и весь паб.

— Он скоро со стула упадёт, — неуверенно произнёс бармен.

— Подхватим, — Джим подмигнул бармену, и Себ получил свой стакан. Выпил так же, как остальные, одним глотком. Скривился и понял, что он был лишним, потому что теперь потянуло блевать.

Зато остальное… почти не беспокоило.

Себ не понял, кто взял его под руки и куда повёл, тело было ватным. Возможно, они все шли к Джоан. Потом сознание вспыхнуло от соприкосновения коленей с холодным полом. Кажется, там ещё была крепкая, но негрубая рука на спине. Стакан с водой и таблетка. Темнота — и снова коридор. Или уже машина?

— Дальше я справлюсь, мальчики, — нежно промурлыкал Джим, и это было последнее, что Себ услышал, прежде чем отключиться.

Себ пытался открыть глаза, но не мог — их залепило гноем. В желудке тяжёло ворочалось что-то склизкое и громадных размеров. Во рту горчило. А попытка вдохнуть привела к тому, что он закашлялся от вони перегара.

Вчерашний день для него закончился где-то на встрече с Джимом, дальше начиналась чернота с редкими проблесками воспоминаний.

Твою мать, как же плохо.

Подняв руку весом в пару десятков килограммов, он протёр глаза и сумел их открыть. Впереди был белый, слишком яркий потолок, от одного взгляда на который заболела голова. Он выдохнул сквозь стиснутые зубы. Свистящий звук вышел слишком громким и тоже ударил в голову.

Но увы, похмелье причиняло далеко не такую сильную боль, как воспоминания о том, что вчера произошло. Он не просто облажался. Он нахер раздолбал в крошку ту часть своей жизни, которую особенно сильно любил.

А ещё он сделал с Джоан что-то… на что ему не хватало слов, особенно в таком состоянии, как сейчас. Но что-то непоправимое и очень плохое.

Он застонал вслух, попытался повернуться — и чуть не упал. Он лежал не в кровати, а на диване, притом достаточно узком и коротком — ноги были закинуты на подлокотник и затекли. Из одежды на нём осталить только штаны, зато сверху обнаружилось мягкое шерстяное одеяло.

Как только перед глазами перестали мелькать яркие световые пятна, он сумел проморгаться, увидел заваленный бумагами, мусором, пистолетными магазинам и ещё чёрт знает чем пол и понял, где находится.

Переждав, пока пройдёт приступ тошноты, Себ поднялся на одной руке и огляделся.

Джима не было. В окно бил солнечный свет. Стояла глухая тишина. Выругавшись, Себ слабо опустился обратно на диван. Ему нужен был душ. В идеале, контрастный. И какая-нибудь лёгкая еда. И ещё, пожалуй, кофе. А потом можно будет подумать.