Двадцать четыре секунды до последнего выстрела (СИ) - Коновалова Екатерина Сергеевна - Страница 158

Дарелл сидел за дверью, но Себ проигнорировал его предупреждающий взгляд и вошёл в спальню. Он обнаружил Джима стоящим у окна и медленно водящим пальцем по стеклу. После фильма от этой картины становилось тошно. 

— Я устал, детка, — прошептал Джим, не оборачиваясь и не прерывая своего занятия, — так устал. В тишине колыбельная. Codail, a linbh, go sámh… Мирно спи, дитя. Скажи, любовь моя, если ты лежишь в колыбели, скажи, любовь моя, почему тогда ты распростёрся на соломе? 

— Это текст колыбельной? — спросил Себ.

— Старая ирландская песня, — отозвался Джим. — Даже не знаю, есть ли у неё нормальный перевод. Я не слышал. И не помню мелодии. Но она всё равно звучит. 

Он закрыл глаза и запрокинул голову назад. На тощей шее задёргался кадык. 

Себ не знал, что ответить, вообще, что говорить. Он хотел убить Александра Кларка. И ради него, пожалуй, даже взял бы пистолет. Это был тот случай, когда он не отказался бы от близости с жертвой. Посмотреть в глаза, спросить: «Что ж ты сделал, падла», — а потом всадить в череп всю обойму, чтобы наверняка. 

Джим снова выпрямился, провёл по стеклу и спросил: 

— Детка, если я прикажу убить меня, ты это сделаешь?

— Нет, — ровно ответил Себ.

— Почему?

— За суицидом не ко мне.

Ему не по себе стало от мысли о том, что Джим и правда может приказать ему это сделать. 

— А если это не суицид? 

— А что?

— Скажем, эвтаназия.

— Простите, но вы пока мало похожи на смертельно больного. 

— Я плачу тебе не для того, чтобы ты думал, Майлс! — едко сказал Джим. — Кроме того, мы оба знаем, что это не твоя сильная черта. Если я прикажу…

— Я не стану убивать вас, Джим, — тихо отозвался Себ. Ни тон, ни обращение по фамилии его не смутили. Учитывая кино, он готов был спустить Джиму любую выходку. 

— Ты убьёшь, — прошептал Джим зло, — захочешь убить. Иди ко мне, Себастиан. Не бойся, стекло тонированное. Нас никто не видит. 

Себ и не боялся. Он подошёл к окну и остановился рядом с Джимом. Тот раздул ноздри, оскалился и спросил:

— Тебя никогда не удивляло, что Дэвид Блинч, аристократ-белоручка, стал заказчиком теракта? Нет, никогда. Как я и говорил, думать — не твоя сильная сторона, мой исполнительный тупой Святой Себастиан. 

Себ молчал, ощущая только, что под футболкой выступает пот. 

— Нет, — повторил Джим. — Дэвид Блинч и близко не подошёл бы к такой грязной теме. Что ты. Он был больше по политическим скандалам. Шепнуть кому надо пару слов, стянуть черновик со стола, передать письмо секретарю заместителя министра, да, это всё в компетенции Дэйви. Но теракт? Общение с подрывниками? Такая сложная организация? Нет, детка. Дэвид Блинч не имел никакого отношения к смерти твой дорогой Эмили. Я был заказчиком теракта. Если честно, я не знал, что твоя жена будет на борту, просто не удосужился проверить. Если бы проверил… — он хохотнул, — не знаю, отменил бы им билеты. Или нет. Я человек настроения. Ну что, детка, — он повернулся к Себу и посмотрел на него с отчаянием, — теперь ты готов меня убить? 

Себ прислонился лбом к стеклу. 

Ему казалось, будто он завершил двухдневный марш-бросок, причём в полном снаряжении. Тело болело, мутные мысли плавали в голове. Пришло осознание, что он толком не спал последние сутки, да и не ел ничего, не считая тех бутербродов. Помимо физической усталости ощущалась другая. У него устало что-то внутри: мозги, сознание. 

— Я не буду убивать вас, Джим, — ответил он тихо, — уже нет. 

— Детка, — позвал Джим. Себ повернул к нему голову, и вдруг Джим болезненно ухватился за его шею, потянул на себя и поцеловал в губы. И пока Себ пытался сформулировать хотя бы одно цензурное: «Какого хера?», — поцелуй стал резче и глубже, язык Джима коснулся его языка.

— Какого хера! — рявкнул Себ, выходя из захвата и останавливаясь в полушаге от удара. 

Джим визгливо захохотал, а Себ вытер губы ладонью, скривился и сказал раздражённо:

— Это было омерзительно. 

Джим продолжал покатываться со схему, даже в подоконник вцепился, а Себ, махнув рукой, упал на стул. Добавил:

— И не смешно. Меня блевать тянет. 

— Честное слово, давно хотел это сделать, чтобы посмотреть на выражение твоего лица, — заявил Джим. Себ выдохнул и сказал:

— Лучше заткнись.

— Да брось, — Джим растянулся на кровати, — сколько шума из-за поцелуя.

Вообще-то шума было очень мало, учитывая, что Себ действительно хотел поставить Джиму второй фингал, симметричный первому. 

— Ещё раз так сделаешь, и я тебя не убью, но сильно покалечу, — сказал он. 

Джим опять засмеялся:

— Неужели я в некотором роде первый? Сразу видно, что ты не получил достойного образования. В любой приличной школе мальчики развлекаются так до самого выпуска. О, я могу спорить, — он прикрыл глаза и произнёс совсем другим тоном, в котором не было и намёка на весёлость: — Александр пользовался популярностью. 

Себ ещё раз вытер рот. Очень сильно хотелось почистить зубы, но он решил, что перебьётся пока. Вот они и дошли в этом сомнительном разговоре до ключевой темы. Только как поднять её, Себ не знал. Он понимал: никогда в жизни он не сможет сказать Джиму, что посмотрел «Стеклянную стену». И Джим никогда не будет готов это услышать. 

Себ не сомневался, что пожалеет об этом. Собственно, он начал жалеть в ту же минуту, как предложил, — и был уверен, что ещё не раз проклянёт себя за дурацкую идею. Джим хотел избавиться от гостеприимства доктора Дарелла как можно скорее, и Себ пригласил его к себе на несколько дней. 

Джим, подняв одну бровь, спросил:

— Зачем мне это?

Себ пожал плечами и сказал:

— Думаю, вам не стоит оставаться одному сейчас. 

— Никто не разрешал тебе иметь собственного мнения, Майлс, — огрызнулся Джим, а потом махнул рукой с таким видом, словно ему было плевать. 

Джим послушно занял комнату Сьюзен, ни слова не сказав про интерьер. Собственно, он рухнул на кровать, едва вошёл, закрыл глаза и сделал знак, что Себ может убираться. 

Себу было, чем заняться: переодеться, принять душ, приготовить еду, стараясь не захлебнуться слюной. Джим вёл себя тихо, и Себ решил, что может немного поспать. 

Он проснулся среди ночи не от звука, а от ощущения взгляда. Джим стоял возле его постели и пристально изучал его. 

— И вам доброе утро, — пробормотал Себ. Джим спросил:

— Ты вообще никогда не спишь крепко?

— Вы как-то зашли сюда, и я не проснулся. 

— О, — Джим улыбнулся, — я был осторожен. У меня есть кое-что для тебя, детка. Потом могу забыть… К будущему дню рождения. 

Сунув руку в карман пиджака, он достал оттуда квадратную достаточно массивную коробку, поставил её на тумбочку и вышел, не сказав больше ни слова. 

Отлично. 

Себ откинулся обратно на подушку, взял коробку, открыл и достал оттуда крупные квадратные часы на толстом кожаном ремне. Вместо циферблата у них был череп, слегка светящийся зелёным в темноте. Над ним — марка, Bell & Ross. Себ включил ночник, покрутил часы и увидел на задней крышке гравировку: «Sanctus Sebastianus immortalis». Только загадок от Джима ему не хватало. Себ догадался, что это латынь, и даже перевёл: «Бессмертный Святой Себастиан». Но понятнее не стало. 

Выругавшись сквозь зубы, он снял свои старые часы и надел подарок, благо, сел он отлично. 

В сон уже не клонило. Себ поднялся с постели, вышел на кухню, заварил чай с двумя пакетиками сразу и впервые за сутки немного отпустил контроль. Тут же всё навалилось разом. Желание выпить сделалось ещё сильнее, чем в кабинете Дарелла, но Себ снова проигнорировал его — есть вещи, которые необходимо осмысливать только на трезвую голову. 

Какое же дерьмо. 

Упав на стул, Себ отставил кружку и сжал голову руками. 

Джим был организатором теракта, в котором погибла Эмили. Но даже когда он попросил, Себ не захотел убить его.