Жар костей не ломит (СИ) - Углов Артем - Страница 3

Вода шумит на кухне, мамка продолжает молчать.

— Поеду я, — кричу из своей комнаты, не выдержав затянувшейся паузы. С силой встряхиваю горячие после глажки брюки.

Конечно, поеду, куда я денусь.

Первое сентября началось с легкого дождя и вступительной речи директрисы:

— … взять от учебного сезона максимум, ничего не упустить и довести свои возможности до совершенства. Вы — будущее страны и просто обязаны быть умнее образованнее и успешнее нас. Не бойтесь совершать ошибки, ведь кто не ошибается, тот не учиться.

Первоклашки стояли в первых рядах — нестройная линия белых бантов, букетов и больших глаз: у кого от страха, а у кого от любопытства. За спинами новоиспеченных учеников шевелилось море родителей, накатывало волной, поправляя сбившуюся форму, нашептывая, гладя по макушке. Накатывало и отступало, создавая постоянный шум.

— Сегодня самые юные ученики впервые переступят порог нашей школы. Пусть она станет для вас вторым домом, а класс — дружной семьей.

И такой речи на добрые десять минут, а потом Дюша таскал на плече перепуганную первоклашку. На радость публике девчонка заехала блестящим колокольчиком по Дюшиной бестолковке, отчего, кажется, напугалась еще больше.

Зазвучала торжественная мелодия и входные двери средней образовательной школы номер четыре гостеприимно распахнулись.

— Ребят, пора, — послышался взволнованный голос классухи.

И мы двинулись вперед нестройной толпой, следуя непреложным правилам церемонии. Сейчас старшеклассники возьмут малышню за руки, и отведут в класс. Своего рода передача эстафеты от тех, кто скоро отмучается, тем — кому все еще предстоит.

Первоклашек расхватали быстро. Кузька потащил вперед пацаненка, такого же вертлявого, как и он сам. Алла вышагивала словно по подиуму, а рядом с ней семенила кнопка, совсем мелкая, с трудом удерживающая огромный букет цветов. Мне достался смурной пацан, успевший влезть в лужу и испачкаться. На начищенных до блеска ботинках отчетливо виднелись серые комья грязи.

— Ребята, не торопимся, держимся парами, — доносится голос директрисы из динамиков. Стоило ему смолкнуть, как тут же понеслось со всех сторон:

— Леночка, посмотри на меня… Умничка, а теперь улыбнись.

— Петя… Петя, платочек в верхнем кармашке. Не смей рукавом вытираться, кому говорю.

Порученный мне пацан покорно плелся рядом, изучая землю под ногами. А зря, вокруг было на что посмотреть.

Еще тридцать лет назад средние учебные заведения представляли собою типовые объекты, доставшиеся стране по наследству от некогда великой империи. Небольшие трехэтажные здания, выстроенные в виде буквы «П», а иногда «Н», за долгие годы эксплуатации порядком обветшали. Правительство долго сопротивлялось новым проектам, пыталось сэкономить и провести очередную программу реновации, но в конечном итоге было вынуждено согласится с утверждением, что дети наше будущее. А в будущее как известно, необходимо вкладываться, поэтому государство было вынуждено раскошелиться на многие миллиарды. Так и возникли огромные — нет, не храмы науки, а настоящие дворцы с атриумами, фонтанами и многочисленными переходами из корпуса в корпус. Одних первых классов было девятнадцать штук, а общее число учащихся давно перевалило за семь тысяч.

После долгих расчетов оказалось, что куда дешевле построить одну большую школу, чем с десяток маленьких. А то, что детям по часу придется добираться из пункта А в пункт Б — мелочи, потому как у многих семей есть машина, ходит общественный транспорт, а для отдаленных районов организуем специальные автобусы. На том и порешили.

И выросли в городах учебные комплексы — огромные, масштабам своим напоминающие скорее столичные университеты, нежели старые уютные школы. От таких пространств у взрослого человека голова пойдет кругом, куда там первоклашке.

— Страшно? — поинтересовался я у новоиспеченного ученика. Мы как раз походили под прозрачным куполом, сквозь который проглядывало хмурое осеннее небо.

В ответ раздалось невнятное «м-м-м».

— Готовься, пацан, эта телега затянется на долгие двенадцать лет.

Кажется, первоклашка что-то такое подозревал. Может потому и бегал по грязи, радуясь последним часам свободы или искал глубокую лужу, чтобы утопиться.

Спровадив подопечного в класс с табличкой «1-К», вышел в коридор, где столкнулся с Кузьмой, пребывающим в расстроенных чувствах.

— Чего случилось?

— Да блин…, - Кузьма, он же Кузька, он же Александр Кузьмин, махнул в отчаянии рукой. — Ты сколько листов эссе накарябал?

— Положенные двадцать.

— А-а-а, — взвыл парень, взъерошив и без того торчащие в разные стороны волосы. — Никитос, ты уверен?! Точно нужно было двадцать?!

— Точно.

— Гори оно все, — в отчаянии воскликнул Кузька и побежал прочь по длинному коридору.

Хотел я было остановить одноклассника, предупредить, что кабинет русского и литературы находится в другой стороне. Но это же Кузьма, его сейчас лучше не трогать. Пробежится по этажам, понервничает — глядишь, к первому уроку и успокоится.

Под потолком заиграла знакомая до нервного зуда мелодия и диктор приятным женским голосом поздравил с началом учебного года. Заодно напомнил, что до начала первого урока осталось десять минут. А еще надо успеть сдать мобильник дежурному, и получить ключи от шкафчика.

Прощай лето, прощай сон до обеда и беспечная жизнь. Да здравствует школа — храм знаний, науки и тоскливого существования от звонка до звонка.

Я успел уложиться в отведенное время, и уже видел гостеприимно распахнутые двери кабинета перед собой, когда внезапно возникла спина. Андрей Соломатин, он же Дюша, он же Дюшес — мой заклятый враг с первого класса. Настоящий богатырь с Южного Урала, как любила говаривать математичка. Высокий, под два метра ростом, косая сажень в плечах — до пятого класса я с ним худо-бедно справлялся, а потом он меня начал валять. Проигрывал ему постоянно, но глаз подбить, а то и нос расквасить иногда удавалось, тем и утешался.

В прошлом году сцепились прямо в школьном коридоре, под оком бдительных камер. Получили вызов к директрисе и строгий нагоняй, что если еще раз подобное повториться, мигом вылетим из школы. И будем ездить в ближайшую поселковую, до которой добираться два часа, с учетом пробок.

В поселковую не хотелось, тем более что в поселке городских не жаловали и, чего греха таить, частенько бивали. Вот мы и заключили с Дюшей вынужденное перемирие. Кулаки лишний раз не распускали, но обидную шутку отпустить в адрес противника — это всегда пожалуйста.

— Дюшес, я смотрю, ты раскабанел за время летних каникул… Отъел ряху.

— Это кто там пищит подмышкой? Синица, ты что ли?

Уральский богатырь замер на пороге, перегородив проход. Так и подмывало пнуть, оставив свежий след на штанине. А лучше разбежаться и толкнуть внутрь класса. Дюша может и здоровый, но силу импульса еще никто не отменял: масса тела, помноженная на скорость.

— Соломатин, Синицын, опять за старое взялись? Все никак не угомонитесь, — послышался голос Ритки Зарубиной. Неприятный словно пенопластом прошлись по стене. — А ну освободили проход.

Мы с Дюшей послушно расступились, потому как связываться с дочкой завуча себе дороже. Худая, с вечно задранным носом, Маргарита, прошествовала мимо, демонстрируя извечное пренебрежение к школьному плебсу. Следом проскочил заполошный Кузька, взъерошенный и раскрасневшийся без меры. Потом продефилировала Алла, демонстрируя свежий, средиземноморский загар. Последним шел Костик, ну как шел — споткнулся о вытянутую ногу и едва не распластался на полу, чудом сохранив равновесие.

Довольный Дюша заржал, а вот дружище моему было не до смеха. Ткнув пальцем в сторону обидчика, он проорал:

— Ты чего, совсем оборзел!

— Успокойся, Лощинский. Никто тебе не виноват, под ноги нужно смотреть.

— Дюшес, ты реально оборзел, — встал я рядом с другом, — не с того год начал.