Жар костей не ломит (СИ) - Углов Артем - Страница 5

— Марина Володина, семнадцать лет…, - начала представляться новенькая.

— А говорили, парня нет. Это какого такого Володьки, с двенадцатого «Д» что-ли? — возмутился вечный шутник и балагур Дамир.

Класс загудел, засмеялся. Улыбнулась и новенькая: легко и непринужденно.

— Что за выкрики с места? Юнусов, опять за старое? Давно отца в школу не вызывали?

— Галина Николавна, не надо отца, он у меня грозный.

— Ох, Юнусов, смотри у меня. Не прекратишь с шуточками, будешь перед директором выступать с очередным стендапом. Вот тогда родители посмеются.

— Не посмеются, Галина Николавна, — горестно вздохнул Дамир, — у папы чувство юмора напрочь отсутствует.

— Теперь понятно, в кого ты такой, — успокоила парня классная руководительница.

— Че, Юнусов, срезали тебя, — заржал Паша, а следом и остальной класс.

Прошло еще секунд тридцать, прежде чем все успокоились, и Марина смогла продолжить рассказ. О том, что соскучилась за лето по школе, и о том насколько рада оказаться в нашем классе. О том, что хочет обрести здесь новых друзей и подруг, повысить успеваемость и закончить школу на отлично. Пустые, ничего не значащие слова, обыкновенно произносимые каждым новичком. Имела значение только улыбка и мягкий, обволакивающий голос. Кажется, у нашей Аллочки, некогда первой красавицы класса, появился серьезный конкурент.

Новички прошли в класс и расселись по указанным местам. Так сын дипломата оказался за одной партой с Пашкой, который помимо успехов в спорте был известен тем, что любил подрисовывать члены. Особенно сильно пострадал учебник истории за шестой класс, где каждый видный деятель обладал гипертрофированными половыми признаками.

Красавица Марина оказалась соседкой Тони: тихой, незаметной девушки на третьем ряду. Ее так и прозвали Тоня-тихоня.

— Смотри, как Дамир вертится, — зашептал довольный Костик. — Он Пашку специально отсадил, рассчитывая, что новенькую к нему подселят. Обломался наш комик.

— А почему именно к нему? Могли бы к тому же Пашке.

— Кит, ты в своем уме. Кто к этому извращенцу нормальную девчонку подпустит?

Пашка-Паштет не был извращенцем, просто обладал слегка своеобразным восприятием мира — мира победившего феминизма, где между мужчиной и женщиной стоял знак абсолютного равенства. Если пацанам интересно смотреть непристойные фотки, то почему бы не поделиться ими с девчонками. Бедная Тоня-тихоня аж взвизгнула и пошла красными пятнами, когда увидела… Точно не известно, что там Паша ей показал, на своем учебном планшете, но с тех пор за партой сидел исключительно с парнями.

Впереди скрипнул стул и перед нами возникло раскрасневшееся лицо Кузьки.

— Костян, ты сколько страниц написал?

Вот кому не было никакого дела до новеньких, особенно когда перед глазами маячил «неуд» за летнее эссе.

— Двадцать.

Кузьма непременно бы взвыл, если бы не присутствие учителя в классе.

— А ты? — воззрился он с надеждой на меня.

— Ты меня уже спрашивал?

— И?

— Положенные двадцать.

Бедолага схватился за волосы, и уже готов был начать трепать без того растрепанную шевелюру, но тут…

— Кузьмин, почему вертимся? Доска находится с другой стороны.

— Всё, попал Кузька, — прошептал довольный Костик и как в воду глядел.

— Надеюсь, все помнят про летнее задание: эссе на тему «антропогенный фактор и глобальные экологические проблемы". В вашем распоряжении было целых три месяца, чтобы написать небольшое сочинение. С кого начнем? А вот, пожалуй, с тебя и начнем, Кузьмин. Ты у нас больше других вертишься.

Плечи обреченного Кузьки поникли…

Так наступил мой двенадцатый год обучения.

Неделя пролетела, не успел оглянуться. Сразу же накидали новых заданий, особенно свирепствовал физик, с курсом по квантовой физике, оказавшейся на редкость мозголомной. Куда там неклассической философии 19 века с ее иррационализмом.

— Есть какие-нибудь вопросы?

Класс молчал, пытаясь переварить услышанное, а Павел Терентьевич продолжал издеваться:

— Я понимаю, что изложенный учебный материал может показаться излишне легким. Поверьте, это далеко не так. Квантовая физика заслуженно считается одним из самых сложных разделов теоретической физики и самое трудное вас поджидает впереди.

Интересно, кому это он рассказывает, Аллочке? Которая была не в состоянии выговорить словосочетание корпускулярно-волновой дуализм, а речи о понимании даже не шло. Приходилось зубрить параграфы наизусть, как зубрил английский Пашка.

— У меня это… неспособность к обучению иностранными языками, — объяснял он нам на перемене. — Не выйдет из меня переводчика.

— Зато гинеколог хороший получится, — фыркала Зарубина. — Горазд ты Паша, письки рисовать.

— Это да…, - парень засветился довольной улыбкой.

И уже через пять минут тарабанил заученный текст.

— Рашен Федерашен из зе ладжест кантри ин зе ворлд.

Англичанка, сухонькая пожилая женщина, морщилась, словно от зубной боли.

— Нина Михайловна, я ошибся?

— Да, Бурмистров, ошибся, когда вместо немецкого выбрал английский. С таким произношением тебе прямая дорога в соседнюю аудиторию.

— Нина Михайловна, я немецкий ни в зуб ногой. Все эти зихт нихты.

— А английский ты понимаешь.

— Я его с четвертого класса учу.

— А толку-то. Вот скажи на милость, что значит Рашен Федерашен?

Насупленный Паша молчит.

— Пойми наконец, Бурмистров, школьные темы по английскому — это не стихи, здесь произношение слов изменять не нужно, чтобы рифма получилась. Как будет правильно?

— Зе Рашен Федерашен? — аккуратно интересуется Паша.

— Федерэйшн, Бурмистров… Федерэйшн. Есть же транскрипция в квадратных скобочках.

— Нина Михайловна, я в ней путаюсь. Значки какие-то…

— Плохо, Бурмистров, очень плохо. Прогнать текст с озвучкой через онлайн-переводчик видимо не судьба.

Паша снова молчит, склонив повинную голову. Не объяснять же англичанке, что заданный «топик» учил на перемене, забравшись с ногами на широкий подоконник. Заткнув уши и не слушая бубнящего рядом Кузьку, который усиленно списывал домашку по алгебре. Привычное дело для школьных будней. Иногда половина класса «висела» на подоконниках, спешно готовясь к предстоящим занятиям. Распределяли кому какие пункты учить — всё лучше, чем зубрить целый параграф на пять листов.

— Гражданская война в Южно-Африканской Республике конца пятидесятых двадцать первого века. Политические и экономические предпосылки, расовый вопрос. Отвечает…, - историк задумчивым взглядом окидывает класс. — Удивительное единодушие… Неужели один Юнусов учил?

Учителям были прекрасно известны маленькие хитрости, которые вели свое начало с незапамятных времен. Порою они соглашались на предложенные условия и играли по правилам, а иногда…

— Что-то давно Соломатина не было слышно. Что скажешь, Андрей, про непростую обстановку в ЮАР середины двадцать первого века?

Дюша нехотя встает, а сам косится в раскрытый учебник, пытаясь за отведенные секунды просканировать и запомнить текст … Не получилось.

— Армен Георгиевич, можно я про переселение буров расскажу.

Следующий пункт параграфа был про экспроприацию земель и не простую судьбу белых фермеров на черном континенте. И именно его зубрил Дюша.

— Можно, но не нужно… Лучше поведай классу о предпосылках, приведших республику к серьезному экономическому кризису.

Начинать учебный год с двойки не хотелось, поэтому Дюша начал усиленно таращиться в абзацы учебника.

— Крах фондовых индексов начался… начала пятидесятых стал причиной…

— Андрей, посмотри на меня.

— Да, Армен Георгиевич.

— Скажи честно, учил?

Расстроенный Дюша вздыхает. Вздыхает и учитель по истории.

— Не с того ты начал учебный год, Соломатин. Ох, не с того… Садись, оценка неудовлетворительно.

Класс наполнен шуршанием страниц, пара десятков голов склонилась над учебниками — народ усиленно штудируют заданный материал.