Быть собой (СИ) - "Sleepy Xoma" - Страница 67

— Будь ты проклят, — прошептал умирающий.

Элаикс расхохотался.

— Моих родных убили, меня сделали рабом, а еще я заключил сделку с Владыкой Хаоса. Я уже проклят.

С этими словами он размахнулся, и со всей силы ударил поверженного противника в лицо, раскалывая его голову, точно переспелый арбуз.

Нога опустилась за черту.

Новость свалилась на их головы, точно снежный ком. Она не просто огорошила или поразила, она выбила дух и заставила трястись, осиновым листом на ветру.

Империя. Империя идет!

Фарийцы ураганом прошли через горные перевалы, точно пылинки сметая со своего пути крепости, считавшиеся неприступными. А затем огромное войско полноводной рекой растеклось по Атериаде, захватывая город за городом.

Когда Трегоран узнал об этом, то едва не потерял сознание от ужаса. Первая мысль, что посетила юношу, была о побеге, однако воплощать ее в реальность оказалось поздно. Едва только первые вести о страшном бедствии достигли ушей городского совета, как ворота закрылись, а корабли, не успевшие покинуть порт, остались в нем.

Город замер в напряженном ожидании. Слухи плодились и множились, точно личинки в трупе, и каждый последующий оказывался страшнее предыдущего. На самом деле, известно было не так и много, и оттого становилось лишь страшнее. Совет Батерии собирался в ближайшее принять послов от других полисов, но, увы, простых людей туда не пускали.

Трегоран уточнил у Нартиаха, когда именно должна состояться встреча — он рассчитывал, что архонт разрешит присутствовать на ней, и не ошибся, старый чародей позволил ученикам занять место в уголочке и наблюдать. Вероятнее всего, они были нужны ему для подстраховки.

В главный зал один за другим входили члены совета, рассаживаясь по своим местам. Последним занял место архонт.

Перед ними — на том самом месте, где Элаиксу пришлось сражаться, чтобы доказать свое мастерство, в почтительном поклоне склонились несколько запыленных человек — те самые послы.

— Встаньте и говорите, — приказал Нартиах.

Мужчины повиновались.

— Достойные, — обратился один из них. — Моя родная Гилисия дала право говорить от имени всех граждан.

— Достойные, — произнес второй. — Я — голос Марполиса.

— Достойные, — в тон ему пробасил третий. — Вилиртия глаголет моими устами.

— Батерия слушает, о достойные — коротко, но с уважением — по крайней мере, на словах, — ответил им архонт.

Послы переглянулись, и слово взял первый.

— Чтобы сэкономить время в этот тяжелый час, я буду говорить за всех. Наше предложение просто. Полисы должны объединиться, выставить войско и прогнать империю. Поодиночке мы не выстоим, вместе же — победим! Имперцам придется какое-то время потратить на захват западных городов, а потому мы успеем собрать войска.

Он умолк, гордо глядя на старика. Первый среди равных мужей Батерии некоторое время ничего не произносил, а на его губах блуждала усмешка.

— Достойный Вилираг, — произнес он, наконец. — Твои слова мудры и правдивы, но есть несколько вопросов, ответы на которые я хотел бы узнать.

— Спрашивай, о достойный, — склонил тот голову.

— Ты говоришь: «собрать войска», это правильно. Но, — тут взгляд старика стал очень внимательным, — где мы будем делать это?

Посол смущенно коснулся ладонью бородки, однако в его взгляде промелькнула злость. Некоторое время он ничего не говорил, наконец кашлянул и проговорил:

— Мы полагали, что мудрее всего собрать объединенное войско севернее озера богини Элинии. Во-первых, оно находится на одинаковом расстоянии от большинства городов, во-вторых, будет прикрывать наш фланг. В-третьих, позволит атаковать фарийцев почти в любом из нужных нам направлений.

— А в-четвертых, если мы станем лагерем севернее озера, то намертво перегородим проход к Гилисии, Марполису и Вилиртии, как бы приглашая фарийцев войти в центральную и южную Атериаду и разгромить, к примеру, Батерию, оставшуюся без защитников, — продолжая улыбаться, закончил старый маг. — Не так ли, достойные?

На лицах дипломатов отразилось дружное возмущение, отчего-то показавшееся Трегорану крайне наигранным. Видимо, нечто подобное они и планировали. Юноша за прошедшие дни успел немного разобраться в хитросплетениях местных интриг. В принципе, ничего чересчур сложного тут не было. Говоря кратко, в последние лет тридцать шаткое равновесие, установившееся в Атериаде, рассыпалось. Батерия добила своего извечного противника — Разилию, контролировавшую южные области Атериады, став после этого сильнейшим полисом и подмяв около трех сотен городков поменьше, в основном в центре и на юге страны. Но батерийцы не остановились на достигнутом и начали усиливать свое влияние на севере. Поэтому, очевидно, оставшиеся противники Батерии, у которых не имелось ни малейшего шанса справиться с армией и флотом блистательного города, решили пойти на хитрость, как бы приглашая фарийцев вглубь страны, а точнее — в те ее области, что контролировались недавними врагами.

Скорее всего, правители этих городов рассудили, что раз уж все равно придется воевать, то пускай основные тяготы войны лягут на сильнейший город. Естественным минусом подобного плана стала его очевидность.

«Если уж я все понял почти сразу, то что говорить об умнейших и сильнейших людях в Батерии?» — подумал юноша.

— Нас глубоко печалят и огорчают твои слова, о достойный, — продолжал посол. — Ты подозреваешь нас в страшном и мерзком деле, и мое сердце плачет от этого.

— Прошу меня простить, о достойный, — в тон ему проговорил архонт, хотя голос его даже на мгновение не намекал на прощение. — Я не хотел тебя обидеть. Заверяю, что не подозреваю ни тебя, ни твоих достойных спутников, ни ваших в высшей степени благородных и честных граждан ни в чем подобном. Разве могу я, к примеру, обвинить вас в сговоре с империей? Или в желании разорить мой город, а заодно и пройтись по землям тех полисов, что признали верховенство Батерии? Конечно же, нет!

А вот сейчас на лицах дипломатов отразилось неподдельное изумление, ибо слова, произнесенные под высокими сводами, были недопустимым, почти неприкрытым оскорблением. Нартиах едва ли не прямым текстом назвал северных соседей предателями, сговорившимися с империей для того, чтобы погубить Батерию. Да, власть мага была велика, но он не являлся ни императором, ни тираном, а значит, его мысли разделяло большинство граждан города, имеющих право голоса. И послы это поняли.

«Значит, все было решено заранее», — догадался Трегоран. — «Наверное, еще до того, как первые слухи поползли по улицам, и, естественно, до того, как прибыли послы. Кстати, а интересно, сколько они добирались?»

Последняя мысль вовсе не являлась праздным любопытством. От нее зависело то, как давно фарийцы вторглись в пределы Атериады, и скоро ли Батерия окажется окруженной. А в том, что войну империя поведет сразу же против сильнейшего полиса, Трегоран не сомневался.

Поражало другое…

«Проклятье, они вот-вот повторят историю моего народа, но продолжают цепляться за свои распри!» — сердито думал юноша, глядя вслед удаляющимся послам. — «Как такое может быть?»

Впрочем, вопрос этот был чисто риторическим, как сказал бы не в меру болтливый Димарох. Трегоран и так знал ответ на него. Его родину не минула чаша сия. Детали он помнил плохо, кое-что удалось узнать от других рабов из Тимберии, кое-что, по разговорам с Маркацием. Последний правитель Тимберии зашел на престол по праву, вот только его младший брат считал иначе, а потому в первый же год после смерти отца, объявил родной крови войну. Он проиграл и должен был умереть, но старший брат оказался милостив, возможно, излишне. Он простил родича и даже оставил того при дворе, хотя прежней любви к изменнику уже не питал.

А может, и не в любви было дело, а в знатных родах, стоящих за младшим братом, с мнением которых приходилось считаться? Этого Трегоран уже не ведал. Зато наверняка он знал то — это говорил еще отец — что младший брат ни на миг не забывал о троне и постоянно ставил палки в колеса старшему. Вечно прекословил ему, противоречил, хотя на жизнь больше не покушался. До поры, до времени.