Забудь об этом, Варвар (СИ) - Бергер Кира - Страница 22

Я удивленно моргнула, наблюдая, как Никитин расслабленно достает сигарету и затягивается. Близнец перестал смеяться и уже с интересом прислушивался к разговору, а хватка Степана, придерживающего меня за локоть, стала неожиданно крепкой.

– А у меня самой ног, по-твоему, нет? – поинтересовалась, не зная, как остановить ползущую на щеки жаркую краску.

– Так мы все-таки на ты? – Иван Сергеевич явно надо мной издевался и делал этот специально.

Я сцепила зубы и скрестила на груди руки:

– Я никуда с вами не поеду. – упрямо дернула головой: – Автобусная остановка в двух шагах.

– Да ладно тебе, Варвар, – Марк отцепился наконец от назойливой одногруппницы и подошел ко мне. Взвалил на плечи руку и хитро улыбнулся: – Ты же с детства мечтала о принце на белом коне. Смотри: вот принц: – ткнул пальцем в Никитина, а потом в его белый автомобиль: – Вот конь.

– Скорее наоборот. – буркнула я и тут же поморщилась от громкого взрыва хохота.

Витка закатила глаза, а Стёпа рядом нахмурился и все-таки нарушил напряженное молчание:

– Варь, какие у тебя с ним дела?

Никитин услышал вопрос, с интересом дернул бровью и сделал несколько глубоких затяжек. Мимо как раз проехал автобус, только что отошедший от остановки, и я ужаснулась, наблюдая за толпой в нем. Люди внутри жались друг к другу как селедки в бочке, а я будто наяву почувствовала душный запах и липшую к вспотевшей коже одежду. Моя уверенность пошатнулась, и теперь на машину Никитина я смотрела с куда большим воодушевлением, а осознание, что на самого Ивана я злюсь скорее из привычной вредности, становилось все ярче. Мне б ему, если честно, спасибо сказать, а я, как всегда, язвлю.

– Варь! – Красноязов снова позвал меня и даже чуть повысил голос.

Я удивленно покосилась на парня и осторожно высвободила запястье из его пальцев.

– Какие у тебя с ним дела? – повторил тот вопрос.

Что это? Стёпа ревнует? Нервы кольнула неприятная игла, и я вдруг поняла, что начала раздражаться. Причем так сильно, что впервые за все время нашего знакомства захотелось нагрубить Степану. Марк тоже странно покосился на друга, неловко кашлянул и подтолкнул меня вперед.

– Иди, я разберусь, – шепнул мне на ухо.

Я благодарно кивнула близнецу, чмокнула его в щеку и побрела к машине. Внимательно наблюдающий за нами Иван Сергеевич уже выбросил сигарету и предусмотрительно открыл дверь переднего пассажирского сидения, ожидая, когда я доковыляю.

– Ребят, удачи на игре, – крикнула друзьям, когда уже залезла внутрь. – Порвите их!

– Порвём, не сомневайся, – фыркнул брат и махнул рукой.

Я с тоской заметила, как студенты, наблюдая за разыгрывающейся перед ними сценой – перешептываются. Сплетен в университете избежать явно не получится, ну да ладно, когда это меня заботило, что подумают другие. Стёпа только слишком уж пристально наблюдает. Как будто даже злится.

Никитин обошел машину, сел на место водителя и завел двигатель.

– Еще одна боевая рана? – парень внимательно смотрел на дорогу, когда выруливал со стоянки: – Чего хромаешь?

– Упала, – буркнула в ответ, отворачиваясь к окну.

– А плечо как? – никак не хотел оставаться в тишине блондин.

– Заживает потихоньку.

Иван Сергеевич покачал головой, принимая, наконец, явно демонстрируемое мной желание обойтись без задушевных разговоров. Какое-то время мы ехали молча, и где-то внутри я даже восхитилась выдержке Никитина. Знала, что хочет начать задать мне кучу вопросов, косится иногда в зеркало заднего вида, но молчит. Понимает, что я все равно ничего не скажу и молчит. Сначала я даже благодарна ему была, но уже через двадцать минут забыла обо всем мире...

Машина остановилась рядом с четырехэтажным современным зданием частной психологической клиники, а меня сковало нервное оцепенение. Мотор уже стих, Никитин расстегнул ремень безопасности и взялся за ручку на двери, но бросил на меня быстрый взгляд и удивленно замер.

– С тобой все хорошо?

Я слышала его голос сильно приглушенным, будто в мои уши были напиханы ватные подушечки. Пальцы рук занемели, вцепившись в ремень, как в спасательный круг.

– Варя? Ты в порядке? – блондин нахмурился. – Эй?

– Я не пойду, – прохрипела, с ужасом расширяя глаза и продолжая бездумно пялиться на яркую неоновую вывеску с названием киники. – Я не пойду!

Никитин немного опешил. Неловко кашлянул и осторожно поинтересовался:

– Почему?

– Я не хочу. – не замечала за собой раньше истеричности, но сейчас слезы подбирались к горлу, тело мелко трясло, а я мысленно уговаривала разум сдерживаться от нервных рыданий.

– Почему? – сначала показалось, что парень надо мной издевается.

Я возмущенно задрала голову, собираясь ответить что-то грубое, но осеклась. Взгляд Ивана Сергеевича не был издевательским или ехидным, совсем наоборот – блондин был на редкость серьезен. Я вдруг поняла, что он спрашивал, не потому что интересовался ответом, а потому что хотел, чтобы я дала этот ответ сама себе. Мысленно.

А, действительно, почему? Откуда этот нервный тремор, которой сковывает стальными кандалами? Откуда такой страх, что хочется выть в голос и цепляться за что угодно, лишь бы не пересекать этой прозрачной двери и не встречаться с человеком, который способен помочь узнать прошлое? Чего именно ты так боишься, Ермилина?

На плечо легла тяжелая ладонь, и этот момент я вдруг поняла, что уже несколько долгих секунд не дышала. Судорожный вдох получился сиплым и больше походил на всхлип. В голове словно мелькнула молния, а я вдруг четко осознала ответ.

Чего я боюсь? Вины. Этого безумного чувства вины, которое сидело во мне все эти годы и пряталось за защитной стеной стертых воспоминаний. Каждый раз приезжая на могилу Пашки, я продолжала просить у него прощения, но понимала, что даже в этот момент в глубине души верю, что ни в чем не виновата. Так же легче, правда, Варя? Легче просить прощения за то, что не можешь вспомнить, чем за то, что стала причиной его гибели. И легче думать и надеяться, что на самом деле тебе не за что извиняться, верно? Но даже это не самое страшное, что пугает внутри меня зареванную маленькую девочку. Признайся, Варя, ты боишься, что об этом узнает кто-то другой раньше тебя.

Мысли были ненавистным и очень болезненными. Я зажмурила глаза, чувствуя, как по коже щек заструились горячие слезные дорожки.

"Молчи! Молчи! Молчи!" чужой голос из сна впервые прорвался в реальность и ужасно напугал меня.

Я неосознанно всхлипнула, оторвала пальцы от ремня безопасности и с силой зажала руками уши. Слезы хлынули сильнее, а перед закрытыми глазами замерцали цветные мушки.

– Успокойся. – прорвавшийся сквозь страх голос Никитина сочился уверенностью, и я, полностью потерявшаяся в своих эмоциях, мгновенно сосредоточилась на нем, как на ярком фонаре морского маяка.

Подбородка коснулись холодные пальцы, и я, послушно подняла голову, открывая глаза и встречаясь с внимательным спокойным взглядом.

– Дыши, – коротко продолжал блондин.

Он сам показательно громко вдохнул, а затем выдохнул, а я неосознанно повторила ритм его дыхания несколько раз.

– Мы можем приехать в следующий раз. – его рука снова легла на плечо, а Иван Сергеевич едва заметно поднял уголки губ. – Когда ты станешь смелее.

Не знаю была ли эта манипуляция с его стороны осознанной, но она подействовала. Я сжала зубы и сделала особенно глубокий выдох, набираясь уверенности. В голове голосом Марка зазвучала строчка из песни, которой брат часто в детстве дразнил меня:

– Врагу не сдается наш гордый Варяг, – просипела сквозь стиснутые зубы.

Никитин улыбнулся уже открыто:

– Пощады никто не желает?

Я с нервным смешком кивнула, а парень потрепал меня по голове и ловким движением расстегнул защелку на моем ремне безопасности.

– Ты точно не хочешь, чтобы я зашел с тобой?

– Только попробуй, – я усиленно мяла ладони друг о друга и тряслась: – Если зайдешь, я тебе этого никогда не прощу?