Единожды солгав (СИ) - Риз Екатерина - Страница 71

– Мне очень хочется увидеть тебя настоящую. Любопытно, правда. Ты злая, расчётливая или испуганная?

Алёна помолчала, привыкая к ощущению тяжести на своих плечах от его руки, от жара, который она дарила.

– Вдруг всё вместе? – проговорила она негромко.

– Тоже интересный вариант.

– Для кого интересный?

Михаил неожиданно её встряхнул.

– Алён, ты можешь расслабиться, в конце концов? У тебя когда-нибудь были отношения без свадебных приготовлений?

Алёна неуютно повела плечами, словно пытаясь выйти из круга его рук.

– Не сомневаюсь, что у тебя их было с лихвой.

Михаил хохотнул, явно довольный собой. Потёр подбородок, Алёна невольно отследила этот его самодовольный жест. Очень захотелось пнуть его по лодыжке, от души так пнуть. Но Михаил в этот момент опустил взгляд к её лицу. Пожал плечами.

– Да, я предпочитаю поостеречься и сразу в загс не бежать.

– А то бы тебя там уже в лицо узнавали, – не удержалась Алёна от язвительности. – С периодичностью раз в неделю.

Он взял и хлопнул её по ягодицам, получилось звонко и весьма ощутимо. Алёна от неожиданности подпрыгнула, после чего возмущённо пихнула Барчука в живот. А он снова рассмеялся. И нахально заявил:

– Я могу быть очень верным и постоянным. Просто мне не везло.

– Почему-то мужикам всегда не везёт. А мы просто задыхаемся от везения.

– Ты сейчас злишься на всю мужскую половину человечества или конкретно на меня?

– На всю. И на тебя в том числе.

– А за что, можно узнать?

Алёна вздохнула. Помолчала, потом сказала:

– Потому что не понимаю, что у тебя на уме.

– На уме? – переспросил Михаил. И красноречиво хмыкнул. – Не так уж много всего. Ты, наверняка, не удивишься.

– А если кто-нибудь меня узнает? Вот просто узнает, Миша, что тогда будет?

Он нахмурился. Точнее, в недоумении сдвинул брови.

– Не понимаю.

– Я была проклятием именно в твоей семье.

Сказала это, и поняла, как сильно сглупила. Её слова можно было понять так, что она уже с его родственниками знакомиться планирует. Как Барчук и сказал: вечное ожидание замужества, причём, удачного.

Неизвестно, что подумал Михаил Сергеевич, всё-таки выдержал короткую паузу, после которой сказал:

– Тебе надо расслабиться. Знаешь, обычно людям советуют задуматься, наконец, о завтрашнем дне, а тебе нужно совершенно другое. Тебе надо пожить одним днём. И я готов тебе в этом помочь.

– Боюсь спрашивать – как.

– Ты вредная женщина, красота ты моя. Вместо того, чтобы просто обрадоваться, ты вредничаешь.

Алёна закинула голову, в лицо Барчуку посмотрела, напустила в глаза побольше тумана.

– Хочу знать, чему радоваться. А то вдруг не пойму и пропущу момент.

– Не пропустишь, – пообещал Михаил. – А пропустишь, я тебе укажу на твоё явное упущение. По отношению ко мне. – Его ладонь в этот момент уже поглаживала спину Алёны, а сам Барчук продолжал смотреть ей в лицо, и не в глаза, смотрел на губы. Алёна так и стояла, откинув голову назад, и ничего удивительного, что уже сама мысленно Барчука поторапливала. А он продолжал что-то говорить, но голос становился всё тише, всё вкрадчивее, он сам всё ниже склонялся к ней, и Алёна в какой-то момент не выдержала, обняла его рукой за шею, притягивая его голову ниже, и поцеловала.

И в этот момент всё ушло. Проблемы, сомнения, разочарования. Всё случилось, как в прошлый раз. Когда после первого поцелуя всё отступило за невидимую грань, и можно было расслабиться, и, наконец, снять с себя маску, которая так осточертела ей за много лет. А с Барчуком можно было не притворяться. Да, её злило, даже выводило из себя то, что Михаил мнил себя знатоком её души, пытался поучать, но в то же время, нужды притворяться рядом с ним, у Алёны не было. Она не боялась, что он ужаснётся и станет её презирать, непонятно почему, но в нём Алёна была уверена. Да, Барчук преследовал свои интересы, и не только в отношении неё, но всегда и во всём. И, наверное, поэтому не старался разглядеть в людях и ситуациях только положительные стороны, он был готов ко всему. И идеальным, как Прохоров, совсем не был. Не стеснялся чёрных пятен на своей биографии, и легко принимал чужие недостатки. Скорее всего, поэтому Алёна и не стремилась, не старалась быть рядом с ним хорошей. Рядом с ним порой хотелось ругаться, кричать и злиться на весь мир, не проглатывая свои обиды и разочарования. А Барчук только слушал бы и кивал, причём выглядел бы довольным её срывом, почему-то Алёна была в этом уверена. Он всегда старался вывести её на чистые эмоции, какими бы они ни были.

Также было и с любовью. Или с сексом. Алёна даже не знала, как назвать то, что между ними происходит. Наверное, если она всё же назовёт это любовью, Миша рассмеётся. Не зло, не надменно, но ему будет смешно. Но как ни назови, а то, что между ними происходило, останься они наедине, безумно волновало. Кровь бурлила, все мысли покидали сознание, и все инстинкты и желания переключались в некую животную плоскость, и Алёне даже немного стыдно за себя становилось. Она всегда говорила себе, что секс не должен быть просто сексом, актом или инстинктом. Как и всем девушкам, ей хотелось любви, романтики, теплоты. Так, как было у неё с Вадимом. Но вся эта романтика и сладкие прикосновения никогда не лишали её возможности думать, терять голову, и, в конечном итоге, любовные отношения с Вадимом, даже в постели, превратились в хорошо отрепетированный спектакль, по окончании которого Прохоров оставался крайне доволен, а Алёна удовлетворена сыгранной ролью.

С Барчуком так не получалось. С ним случалось безумие, незапланированное, немного постыдное, но от этого настолько фантастическое, что после в душе и во всём теле ощущалась лишь пустота и трепет. Вот и сегодня всё случилось бездумно, всего несколько поцелуев, жарких, соскучившихся, и его руки уже под подолом её юбки, расстёгивают молнию и стягивают трусики. Алёна ещё попробовала протестовать, что-то сказать, по крайней мере, напомнить, что в этой квартире есть спальня, а в ней огромная кровать. Но ей закрыли рот поцелуем, настолько страстным и упоительным, что спустя пару минут она сама потянулась к пряжке его ремня. Надо сказать, что подобного с ней ещё не случалось. Кухня, обеденный стол, распахнутая балконная дверь, и гуляющий по комнате ветер. И она, голая, на столе, прильнувшая к разгорячённому мужскому телу, без единой мысли в голове. Может быть, сумев опомниться, всего на мгновение, и взглянув на происходящее со стороны, ей стало бы смешно, а они с Мишей показались бы глупыми и нелепыми, но с ним опомниться не получалось, и Алёне было совершенно всё равно, чем именно они занимаются. Любовью, сексом или играют в шахматы на раздевание. И только когда из груди вырвался стон, а руки безвольно скользнули по его груди, она открыла глаза и стала смотреть в его лицо. Миша навис над ней, упёрся руками в стол и наблюдал.

– Я же говорил, что тебе нужно расслабиться, – проговорил он, усмехнувшись.

– Ты помог, – согласилась Алёна в лёгком смущении. Попробовала сесть, но Михаил удержал её, и лежать перед ним голой на обеденном столе всё же было неловко. А он ещё и разглядывал её, ощупывал взглядом, водил ладонью по её телу, затем потянул за волосы. Алёне пришлось подчиниться, закинуть голову, а Барчук наклонился и прижался губами к её шее, даже сделал попытку укусить. Алёна прикрыла глаза и выдохнула, получилось с надрывом. И кожей почувствовала, как губы Миши раздвинулись в довольной улыбке. Затем он поднял голову и заглянул Алёне в глаза.

– О чём ты думала?

Она посмотрела на него, недовольная его вопросом. А ещё тем, что он вообще заставляет её что-то говорить и как-то формулировать свои мысли в этот момент.

– Ни о чём я не думала!

Он улыбнулся, весьма довольный собой.

– А теперь представь, что так будет каждый день. Что ты каждый день будешь думать только о том, что происходит здесь и сейчас. Судя по тому, как ты поддаёшься, – он многозначительно хмыкнул, – на мои уговоры, тебе будет нетрудно перестроиться.