Tobeus (СИ) - Тауров Илья - Страница 13

Как обычно её не было дома до поздней ночи, со своей работы она приходила обычно часов в шесть вечера, сегодня же уже был час ночи. Я почти спал, но услышал, как открывается дверной замок, потом, с противным скрипом, открылась и вся остальная дверь. Мать стояла и держалась за ручку, двигая дверью вперед-назад и пытаясь поймать равновесие, практически с омерзением глядя на меня, потом всё же нашла в себе силы отпустить дверь, а после завалилась в ванную, где был и унитаз, склонившись над ним она стала блевать. Извиваясь, пытаясь устоять на коленях и издавая разной мерзости звуки, она делала всё так будто меня там не было, или наоборот — будто бы ей хотелось, чтобы я на это посмотрел. А я и смотрел, испытывая какой-то хтонический ужас, опустошение, во мне всё рушилось, я знал, что такие люди бывают, видел их и в Германии, не говоря уже об интернете, но точно не знал, что это произойдёт со мной, мне было противно, от себя, или от неё, не знаю.

— Что смотришь? Ты не видишь, маме плохо, — она вытерла рвоту, оставшуюся около рта, — принеси что-нибудь мне попить. А вообще я хочу сцать.

И она стала карабкаться на унитаз, постоянно соскальзывая, падая будто всё было смазано маслом, не помню, чем закончился тот вечер, на следующий день, она пришла с работы и вела себя так, будто бы днём ранее ничего не случалось.

К лету, которое было не особенно теплей зимы, я уже на хорошем уровне знал русский язык, потому что как-то так вышло, что меня самого нашли русские дети, я ничего не понимал, потом до меня дошло, что они хотят, чтобы я повторял за ними слова, я и повторял, это конечно же были матерные слова. Тогда я думал, что же смешного и может быть мне вообще стоит обидеться, но их добродушные лица заставляли забывать о таких мыслях, через пару месяцев я уже понял, что это были за слова, и мне тоже стало смешно, и с их шутки надо мной и просто с тех слов. Сам стал более-менее, простыми предложениями говорить, к тому же большое количество слов из английского облегчало наше общение, интернет, телефон, комп, это всё было понятно для меня, хоть и осталось в моей другой жизни.

Дни текли один за другим, в конце августа я узнал, что мать даже устроила меня в местную школу. Я уже вполне мог её посещать и даже шёл сразу в третий класс, так как моих знаний в математике полученных от отца вполне хватало, за лето мой русский стал ещё чуть лучше, хоть грамматика и была ужасной, но прямо в моём классе были русские, которые писали не особенно лучше меня.

Часто мне приходилось слышать от детей, что мою мать видели пьяной, но это не было чем-то вроде издевательства, здесь у многих было так, это будто поговорить о погоде для взрослых, так для нищих детей обсудить, что вытворяли и как смешно вчера ходили-падали их пьяные родственники, кто где подрался и так далее. Это меня не трогало и тем более не пугало вообще.

Пугало немного другое: каждый раз как я шёл домой, я молился все богам, что знал в том возрасте, чтобы дома никого не было, мечтать о том, что мать будет трезвой было бы ужасной наглостью, хотя трезвой она и была дня три в неделю. Но кроме этого дома ещё и часто находились её друзья и подруги. А вот это уже был настоящий ад.

Каждый раз заходя домой я слышал чей-нибудь дебильный смех, я не мог просто пройти мимо, мне нужно было сделать радостное лицо и поздороваться, на меня при этом смотрели как на кусок дерьма и ничего не отвечая выдыхали сигаретный дым, потому что если я не поздороваюсь, то потом был бы скандал, мол я не уважаю друзей и знакомых моей матери. Эти животные с разбавленными спиртом мозгами, считали себя довольно крутыми личностями, ведь каждый из них имел какую-никакую, а работу и достаточное количество денег для продолжения свой пустой и воняющей водкой жизни.

В один день я зашёл домой, скинул своё пальто, ведь в «немецкую» куртку я уже не помещался, а носил вместо неё какие-то старые лохмотья, которые и называю пальто, и, уже раздевшись, попытался проскользнуть в комнату как услышал в след наглый и оскорбительный крик, мужским голосом:

— Э, — я остановился и обернувшись посмотрел на сидящих за столом троих людей, двое мужчин и моя мать, один из них, жирный, смотрел на меня сквозь коричневаты линзы очков, — ты что не здороваешься, дебильный?

Мать смотрела на меня пьяными глазами с отвращением, или с интересом, мол что же этот зверёк сделает. На лице застыла глупая издевательская улыбка.

— Ну у него и рожа, — продолжил толстяк, подталкивая мать в бок, — такая тупая, чего ты такой-тупой-то? А? Всё, пшёл отсюда — с важным видом махнув ладонью в сторону комнаты сказал он.

Я смотрел на него ещё несколько секунд, а потом сказал, куда ему идти, это было одно из первых моих словосочетаний на русском, наверное, я сказал, даже без акцента. Жирный изменился в лице, второй мужчина засмеялся, а лицо моей матери теперь стало злым. Я же пошёл в свою комнату. Через несколько минут туда вбежала и мать.

— Пошёл и извинился, быстро! — стала кричать она. — Ты тупая скотина, как разговариваешь со взрослым, ублюдок.

— Я не пойду. — Ответил я, перебирая свои учебники, раскладывая их на полу будто гадалка карты, делая вид, что моё занятие имеет смысл, конечно же смысла в этом не было, я просто не хотел смотреть на мать и инстинктивно изображал важную деятельность.

Она подошла и влепила мне пощечину, я же просто смотрел на неё, никак не реагируя на жгучую боль в щеке, не прошло и нескольких секунд, как она схватила меня за волосы, и сильно потянув за них, приблизила моё лицо к своему. В нос ударил сильный и мерзкий запах спиртного.

— Я сказала, ты пойдёшь и извинишься, — и потянула меня так, чтобы мне всё же пришлось встать, — вставай урод, ты отца своего довёл и мне теперь жизнь портишь? Я тебя научу, сука.

Сам не помню, как так получилось, но что было сил я ударил ей по руке, и она отпустила мои волосы, и закричала так, будто я разрядил в неё обойму.

— Ты отца своего убил, и теперь на меня кидаешься, — повторяла она, — урод тупой, зачем вообще я тебя родила? — это был не вопрос.

— Ты пьяная! — Почти сквозь слёзы, будто бы моей матери было не плевать, крикнул я, словно надеялся отрезвить её этим словом.

Она кажется разозлилась её сильнее, переходя на мерзкий визг стала трепать меня за одежду.

А я уже не мог себя контролировать. Когда я услышал, что это я убил отца, у меня брызнули слёзы, а все силы, которые только были в моём восьмилетнем теле собрались в кулак, которым я и ударил ей в лицо, у неё треснула губа и пошла кровь, прикрывая, если это можно так назвать, рану, она выбежала на кухню.

Через несколько мгновений вошёл толстый и сказал, что сейчас он меня научит уважать мать. Так сильно избит я, наверное, ещё не был, с утра я не мог и движения сделать, чтобы у меня чего-то не болело, при этом я не помню, что мне тогда было больно во время самого избиения, а потом ночью я засыпал, испытывая какое-то необъяснимое тепло по всему телу, тепло и обидно.

Мать же с утра вела себя как обычно, будто бы вчера вообще ничего не случилось.

Так и продолжалось это всё до даты, которую я уже точно запомнил и не забуду никогда.

В школе закончилась первая четверть, 31 октября был последний день, я учился очень хорошо, по всем предметам, кроме русского, по объективным причинам, я даже не знал, как писать некоторые буквы, но математика у меня шла просто на отлично.

Я как обычно зашёл после школы домой, не поздоровавшись, и уже никто меня не заставлял, прошёл в свою комнату. Заметил, что на кухне сидит какая-то женщина, вроде бы старше матери, а может быть просто дольше употребляющая алкоголь. Как обычно до поздней ночи стоял противных смех от глупых шуток и крики без какого-либо повода, табачный запах заполнивший всю квартиру и комнату где я был в том числе. Где-то после часа ночи, я услышал, как они куда-то уходят, подумал, что, наверное, хотят достать ещё спиртного, это не было для меня новостью, они часто так делали, а я тогда ждал, когда же придёт мама, вдруг с ней что-то случится.