Tobeus (СИ) - Тауров Илья - Страница 15

В кармане своего пальто я сжимал номер телефона, только бы не потерять его, но что толку, когда звонить мне неоткуда было.

Надеясь, что дверь будет открыта я немного толкнул её, но нет, вставил ключ и повернул, вошёл домой, обуви никакой не стоит около входа, внутри мёртвая тишина, иногда только слышны шаги людей, живущих сверху и странное жужжание, это, наверное, звук тишины, я рванул в комнату и там никого.

Рухнув на матрас, на котором спал, и стал плакать, это был плач не из жалости к себе, просто я не знал, что ещё делать, а так мне, кажется, легчало, а спустя какое-то время заснул.

На утро снова ничего не изменилось, но уже хотелось есть, на удивление в холодильнике, в который я заглянул первый раз со времени пропажи матери, было полно еды, полно было её и на столе.

Я собрал весь мусор, окурки и бутылки, что остались от последней попойки, которые предыдущие сутки никто не трогал как можно догадаться, и думал: вот я уберусь и мама придёт, вот я убрался, значит надо сделать ещё что-то и она придёт, это были глупые игры моего сознания со мной, дающие каждый раз немного надежды и позволяющие отвлечься, но никто, как можно понять, не приходил.

Каникулы кончились, кончилась и еда в холодильнике, а я пошёл в школу, не знаю на кого я был похож, но дети меня как-то сторонились, никто не мог знать, что у меня дома что-то случилось, но они будто чувствовали, мой страх, мою боль, и боялись, что я заражу их этим, есть хотелось, поэтому я выносил в столовой всё что мог выпросить у работниц из еды и вроде бы не так уж плохо себя чувствовал, но продукты — это очень ценная вещь, выпрашивать становилось всё трудней и я начал голодать. Учителя на это не сильно обращали внимания, я был беженцем, а все мы выглядели голодными и больными, все в лохмотьях, да и многие из русских не сильно от нас отличались, поэтому тревогу никто не бил из-за моего резкого похудания, может никто и не замечал, ведь худой я был всегда.

Не знаю сколько бы ещё так продолжалась эта жизнь, наверное, не долго, но в один день, я как обычно упал на свой матрас и смотря в окно пытался не думать о том, что хочется есть, к тому же я обпился тёплой воды, а это мне всегда немного помогало, как тут замок в двери повернулся. Дверь открылась, а в коридоре загорелся свет, я подорвался со своего места как напуганное животное, только вот я был неожиданно радостный, я думал, что наконец-то вернулась мама, но вылетев из комнаты опешил так же, как и стоящая в дверях женщина. Конечно, перед ней появился какой-то полутораметровый зверёк с длинными черными волосами, будто смазанными жиром, в ободранной кофте и штанах, да и с лицом скорей всего серым как асфальт. Недолго мы стояли и смотрели друг на друга. У неё были темно-коричневые, с прядями седины, короткие волосы, зачёсанные то ли на бок, то ли назад, телосложение для нынешних времён было на редкость тучным, а одежда хоть и выглядела старой, но была в хорошем состоянии, взгляд из удивлённого стал может не злобным, но строгим.

— Родители дома? — Спросила она железным голосом.

Я покачал головой.

— А когда будут?

— Не знаю, мама давно ушла.

— В смысле, куда ушла?

Я молчал, если бы я знал куда — туда бы первым делом пошёл.

Похоже по мне она всё поняла, поняла быстрей чем я, что никто уже сюда никогда не придёт.

Эта женщина оказалась хозяйкой квартиры, жила тут всегда в одном подъезде с нами, но я никогда её не замечал, ей было тяжеловато ходить, наверное, из-за веса, а может быть ещё каких-то болезней и невольно она всё время просиживала дома, а сегодня она зашла забрать оплату, которую ей давно должны были принести мои родители, но вот не приносили. Она отнеслась ко мне как нормальные люди относятся к подброшенным животным: сразу смягчилась и позвала к себе домой, там я впервые за долго время нормально поел, и уже собираясь идти домой она сказала, что-то мол, «Мыть за тебя будет Пушкин?», опять не понятные русские выражения, но я догадался, что должен вымыть посуду из которой ел. Я не был и против на полный желудок я был согласен вымыть хоть весь мир. А когда уже вымыл всё, она сказала, что я могу пойти в ту квартиру забрать свои учебники и оставаться тут. Мол денег ей хватает, а вот сил уже не очень. У меня кажется пропал дар речи, но было ясно, что я согласен. Поживу тут пока мама не придёт. Да-да.

Мою новую, можно даже сказать, хозяйку звали Светлана, ей было шестьдесят два года и жила она тем, что сдавала свои квартиры, накопившиеся от всяких родственников, или кого-то вроде этого. В первый же день я понял, что это не тот человек из стереотипов о бабушке: её характер напоминал характер военного, дисциплина и строгость стали её вечными спутниками и по отношению к себе и, естественно, ко мне.

Её жилище состояло из двух комнат, заваленных старинными вещами, которые были в удивительно хорошем состоянии, пыли не было нигде, на полу лежали ковры, возраст которых установить невозможно, лет по пятьдесят им было, наверное, белые стены во всём доме, холодильник и множество другой кухонной техники, из которой в моём предыдущем жилище было совсем не много. Но самый главный предмет стоял в комнате Светланы: большой чёрный компьютер, в нём с обеих сторон отражались вещи, которые находились в комнате. Вот это действительно вдохнуло в меня жизнь. Не хочу показаться каким-то ненормальным, но в Германии это было чуть ли не единственным моим развлечением, так как всю сознательную жизнь я видел только отрицательную температуру, почерневшую траву и листья за окном.

Я сразу же бросил умоляющий взгляд на владелицу этого чуда света, но она резко ответила, что-то вроде: «Точно не сегодня». Не теряя бодрости духа из-за отказа, я завалился спать в настоящую кровать, этого я не делал уже больше года, те ощущения я помню как сейчас, не знаю, что тогда меня заставляло радоваться больше, сама кровать или запах постиранного постельного белья. Не смотря на то что, я хотел ещё помечтать о том, чем займусь, когда попаду за компьютер, уснулось мне в тот день необычно быстро. Наверное я засыпал с улыбкой.

Дни начали идти своим чередом, я был всегда сытый и всегда побитый, не так чтобы до полусмерти, но хозяйка квартиры никогда была не прочь, дать мне пару раз по спине какой-то алюминиевой палкой, деталью от пылесоса что ли. Чаще всего получал за то, что я забывал мыть посуду, или, например, за плохие оценки, русский язык мне давался всё с таким же трудом, как и в начале учебы в русской школе, особенно моя голова взрывалась от русского письма, я не видел никакой логики в том, почему звучат одни буквы, а писать надо другие, про вещи надо говорить в каком-то роде, мужском или женском, почему что-то вообще женское, а что-то мужское.

Моя работа у Светланы, заключалась в том, что я бегал и взымал оплаты за квартиры она обычно звонила и предупреждала, что я приду, и так эта схема работала безотказно, ещё бегал за лекарствами и едой. Где-то безвозвратно потерял номер того продавца, с работы матери, да и в общем-то если бы я позвонил с телефона моей хозяйки, то получил бы пару раз от её алюминиевого помощника. В те годы меня это страшно обижало и злило, я думал, что как только я окрепну я вырву из рук эту палку и влеплю Светлане хоть разок так же как она мне чуть ли не каждый день, не постоянно конечно эта мысль крутилась в голове, а только в особенно болезненные удары, сейчас мне это почти смешно вспоминать. Зато благодаря этой метровой серой палке я забыл, что такое жалость к себе, такое ощущение, наверное, самое полезное в мире, вряд ли бы я вообще остался жив в последующие годы, если бы в где-то в мыслях позволял себе опускание рук. Но тогда, в восемь лет я злился и огрызался, несколько раз пытался схватить это оружие, но в таком мелком возрасте, и своём субтильном теле ещё не мог.

Не знаю кем она была в молодости, но точно занималась какой-то работой требующей силы рук, потому что и пощёчины, и подзатыльники — всё отдавалось медным звоном в моей голове. А ещё она пила по вечерам, проблем с этим не было, так как ради такого ценного продукта она не ленилась на своих ногах пройти в магазин, правда в отличие от матери пила она тихо, если я попадался ей на глаза она могла пристать с какими-нибудь дурацкими расспросами про школу и так далее, а с утра просыпалась и начинала рьяно убираться дома.