Мрачное чудовище Бельтера (ЛП) - Патни Мэри Джо - Страница 9

Но вместо того, чтобы сесть в седло и направиться домой, Ариэль обняла Наперстянку за шею и уткнулась лицом в её лоснящуюся, пахучую шкуру. Ариэль очень повезло. Почему же тогда она ощущала себя такой несчастной?

– Ох, Наперстянка, – проговорила Ариэль сдавленным голосом. – Мне так одиноко, как никогда прежде. Иногда кажется, что ты мой единственный друг. – Это заявление подозрительно походило на жалость к себе, но было правдой. Если бы она не попросила мужа с ней ужинать, они бы не виделись по нескольку дней подряд.

Каждый день Ариэль с нетерпением ждала ужина. Фальконер оказался весьма приятным собеседником, начитанным и забавным, с которым можно обсудить любую тему. Несмотря на её юность и недостаток знаний, он никогда не грубил и не проявлял пренебрежение к её мнению. По правде говоря, благодаря беседам она узнавала много нового и вдобавок получала огромное удовольствие.

Однако каким бы приятным ни был ужин, как только он заканчивался, Джеймс вежливо желал ей спокойной ночи и уходил. И Ариэль больше не встречалась с ним до следующего вечера, разве что случайно видела вдалеке, как он разъезжает по поместью.

Слуги в Бельтере вели себя на удивление сдержанно. В Гардсли Ариэль со всеми ладила, но в людях Фальконера спустя четыре месяца она ощущала всё ту же отчуждённость, что и в день своего приезда. Исключением был только Паттерсон, старый, полуслепой конюх, который на свадьбе выступал шафером. Он, по крайней мере, проявлял дружелюбие, хотя и не особо располагал к общению. Лишь Паттерсон, Наперстянка, Цербер и Трёхножка составляли почти всю светскую жизнь Ариэль. Даже подруга Анна не писала уже несколько месяцев, вероятно, потому, что была поглощена своей новой семьей.

Со вздохом вскочив в седло, Ариэль направилась к дому. Ей всегда удавалось жить вполне счастливо в своём собственном мире. Она не чувствовала себя одинокой, пока не приехала в Бельтер. Теперь ночь считалась для неё хорошей, если Трёхножка соизволила спать на её кровати.

Ариэль изменилась, и винить за это нужно мужа. Теперь ей стало недостаточно уединённости, ей нравилось проводить время с Фальконером, слышать его низкий ласковый голос, смеяться над его тонкими шутками. Она бы с радостью ходила за ним по пятам, как Цербер, но знала, что Джеймсу это не понравится. Она всего лишь молодая и не очень интересная женщина. Он согласился на одну совместную трапезу в день, но находиться в её обществе дольше, вероятно, наскучит ему до смерти.

Ариэль не осмеливалась рисковать тем, что имела, попросив больше, чем он был готов дать.

Она остановила Наперстянку перед конюшней, и Паттерсон вышел, чтобы помочь ей спешиться. Когда ноги Ариэль оказались на земле, она неожиданно для себя задала вопрос, навеянный предыдущими мыслями.

– Паттерсон, почему все слуги ведут себя со мной так сдержанно? Я что-то не так сделала?

Старик перестал вынимать из сумок её художественные принадлежности.

– Нет, миледи. Все считают вас очень достойной.

– Тогда откуда у меня такое ощущение, будто меня постоянно оценивают, а я не выдерживаю проверки?! – воскликнула Ариэль и тут же почувствовала себя глупо.

Конюх воспринял её слова с пониманием.

– Это не так, миледи. Вами все восхищаются, – проговорил он. – Просто народ боится, что вы причините хозяину вред.

Она посмотрела на него в изумлении.

– Вред? Зачем мне это делать? – Ей в голову пришла ужасная мысль. – Никто же не думает, что я отравлю его, чтобы стать богатой вдовой?!

– Нет, миледи, – быстро сказал он. – Не из-за такого вреда они переживают. – Он снял с кобылы седельные сумки. Не поднимая глаз на Ариэль, он произнёс: – Не надо ножа, пистолета или яда, чтобы разбить сердце мужчины.

– Едва ли его светлость помнит о моём существовании, – сказала она, не в силах поверить в намёк. – Я всего лишь ещё одно несчастное создание, которое он привёз в Бельтер, потому что мне нужен был дом.

– Нет, миледи. Вы не такая, как все остальные. – Несмотря на затуманенные глаза, взгляд Паттерсона, казалось, пронзал её насквозь. – Я знаю этого мальчика почти всю его жизнь, и он никогда не приводил домой никого, похожего на вас.

Мысли Ариэль отчего-то вернулись к утру после свадьбы, когда, проснувшись, она увидела разбросанные на кровати алые лепестки роз. Она тогда удивилась и немного смутилась, но решила, что цветы просто осыпались от порыва ветра. Даже если так, они лежали очень странно.

Она представила, как Джеймс осыпает её лепестками роз, и по телу пробежала непонятная сильная дрожь. Возможно ли, что он неравнодушен к ней, как к женщине? Она отвергла эту мысль. Он не хотел её, как жену. Значит, не только одевался, как монах, но и по натуре им являлся.

Погрузившись в размышления, Ариэль замешкалась.

– Он, наверное, в вольере, миледи. Если желаете, я занесу ваши рисунки в дом.

Какой тонкий намёк.

– Да, будьте любезны, Паттерсон. И спасибо.

Ариэль медленно шла по саду к вольеру. Если она правильно поняла старого конюха, Джеймс действительно питал к ней чувства, по крайней мере, настолько сильные, что она могла их ранить. Она бы никогда этого не сделала, но зато могла бы принести ему счастье. Она часто ощущала исходившую от мужа глубокую печаль, и возможность помочь ему развеять её так и манила.

Шаги Ариэль стали ещё медленнее, когда она приблизилась к вольеру - внушительному сооружению из искусно отлитого, выкрашенного в белый цвет чугуна. Его размеры позволяли вместить не только невысокие деревья и небольшой пруд, но и домики, где птицы могли укрыться в непогоду.

В вольере обитали десятки птиц. Большинство из них были чужеродными видами, которых Ариэль не знала. Она часто приходила посмотреть, как они летают, играют и щебечут. Особенно ей нравилось обхаживать большого зелёного попугая. Несколько раз она делала наброски обитателей вольера, пытаясь запечатлеть их быстрые, яркие движения.

Сегодня взгляд Ариэль сразу же обратился к мужу, который находился внутри сооружения. Вместо обычного длинного одеяния он надел тёмный сюртук и брюки, какие любой другой джентльмен надел бы днём для выполнения обязанностей по управлению поместьем.

Однако накинутый на голову и плечи капюшон скрывал лицо не хуже мантии.

Ариэль иногда видела Фальконера в такой одежде, но всегда на расстоянии. Вблизи он оказался хорошо сложенным, высоким, сильным и мужественным. Чёрный сюртук подчёркивал ширину плеч. Движения завораживали. Как развернулось его мощное запястье, когда он протянул руку, и коричневая птичка запрыгнула на его ладонь. Как ласково погладил головку маленького существа указательным пальцем. Как довольно усмехнулся, когда попугай спикировал вниз и, взмахнув крыльями, приземлился Фальконеру на плечо.

Птицы его любили. Их не волновало, какое у него лицо. То же самое относилось и ко всем существам, жившим в Бельтере, да и ко всем людям, включая Ариэль.

Возможно, то, что она чувствовала к мужу, было не совсем любовью, но могло бы ею стать, если бы представился шанс. Ариэль жаждала его общества, его прикосновений. За всю свою недолгую жизнь она не встречала никого, похожего на Джеймса, не только, конечно, из-за его внешнего вида, но и из-за доброты и эрудиции. Теперь уже не имело значения, что Ариэль не знает, как он выглядит. Она так привыкла к его капюшону, что тот, по сути, стал его лицом.

Но как могла невежественная молодая женщина заявить зрелому, образованному мужчине, что жаждет стать для него кем-то важным?

Молясь о вдохновении, Ариэль отворила дверь и вошла в вольер. Лежавший снаружи Цербер вскочил и попытался войти вместе с ней, но она решительно его не пустила.

Когда дверь за ней захлопнулась, Джеймс обернулся.

– Я думал, вы рисуете, Ариэль.

– Я рисовала, но освещение изменилось, и я решила остановиться, когда осталась отчасти довольна одним из рисунков.

– А художник бывает полностью доволен своей работой? – с улыбкой в голосе спросил Джеймс.

– Я в этом сомневаюсь, – с сожалением ответила Ариэль.