Дюк (ЛП) - Гаджиала Джессика - Страница 13

— Сильно проголодался? — спросила я, улыбаясь.

— Для тебя, — объяснил он, подходя к кровати, присаживаясь и ставя поднос между нами. — Понятия не имею, что ты ешь, так что у меня есть всего понемногу.

Так и было.

Там было что-то похожее на сандвич с беконом, латуком и томатами с картошкой фри, сэндвич с жареным сыром, простой рогалик с яйцом и сыром, целое яблоко и банан, авокадо, пакет чипсов, бутылка воды и предварительно смешанный холодный кофейный напиток.

— Ты… ходил за едой для меня? — спросила я, и в моем голосе прозвучал легкий трепет. Наверное, я так долго заботилась о себе, что почти забыла, каково это, когда другой человек делает для тебя что угодно, даже такую мелочь, как принести поесть.

Это было приятно.

Мне это понравилось больше, чем следовало.

— Тебе нужно поесть, — сказал он. Но, судя по всему, ему пришлось побывать в нескольких местах, чтобы получить такое количество еды.

— Конечно, — сказала я с легкой улыбкой, потянувшись за кофейным напитком, обнаружив, что это был аромат мокко, и сказав тихое «спасибо» вселенной за то, что подтолкнула его в этом направлении. — Но я подумала, что вы, ребята, бросите в меня кусок красного мяса и на этом закончите.

На это он улыбнулся, а кожа возле глаз слегка сморщилась. Это было слишком привлекательно. — Такое высокое мнение о нас, да?

— Ну, когда вы думаете «байкер», вы обычно не думаете о кулинарных экспертах.

— Я позабочусь, чтобы это дерьмо не появилось в Репо.

— Репо? — спросила я, делая большой глоток, и мне потребовалось все мое ноющее тело, чтобы не застонать, когда молочно-сладкая шоколадная смесь покрыла мои вкусовые рецепторы.

— Один из старших парней. Есть Рейн, а потом его брат Кэш. Затем есть Волк и Репо.

— У вас, ребята, у всех смешные имена.

— В оправдание я, Рейн, Кэш, Ренни и Волк, мы все родились с ними.

— Серьезно? Кто называет своих детей Волком или Кэш?

— Байкеры, детка, — сказал он, пожимая плечами. — Ты не сможешь выжить на одном кофе, — напомнил он мне, когда я сделала еще один большой глоток.

— Хочешь поспорить? — спросила я, поставив стакан и потянулась за рогаликом с яйцом и сыром. Я понятия не имела, какое сейчас время суток, но после пробуждения обычно хотелось чего-нибудь на завтрак. Я откусила кусочек и закрыла глаза, тихо застонав. — Еда, — кивнула я, продолжая жевать.

— Знал, что ты несешь чушь, Ренни.

— У вас, ребята, что-то происходит. Это может подождать.

— Теперь, когда наша встреча закончилась, ты можешь спуститься на кухню, когда проголодаешься. Я покажу тебе завтра.

Я почувствовала, что киваю, в равной степени счастливая и неловкая от этой идеи. Счастливая, потому что, ну, это было странно — отсиживаться в комнате весь день и ночь. Неудобно, потому что я понятия не имела, как я себя чувствую, прогуливаясь по байкерскому лагерю, где должна была ошиваться кучка суровых мужчин.

— Здесь ты в безопасности, — сказал он, словно прочитав мои мысли. — Знаю, это звучит безумно, потому что все здесь выглядят как неприятности, но никто не поднимет на тебя руку.

Я кивнула, в основном веря ему. — Я ни за что не съем и половины этого, — сказала я, указывая на поднос. — Ты уже поел?

Он покачал головой и потянулся за сандвичем с беконом, латуком и томатами, откусывая большой кусок.

Затем наступила тишина, которая была одновременно удобной и неловкой. У меня было ощущение, что в обычных обстоятельствах мне было бы комфортно молчать рядом с Дюком. Я никогда не была большим болтуном, и, по моему скромному мнению, не было ничего более раздражающего, чем находиться рядом с кем-то, кто должен был заполнять тишину. Но это были ненормальные обстоятельства, и я была избита, одета в его одежду, сидела в его постели, ела еду, которую он мне принес. И я ничего о нем не знала. Или о месте, где я оставалась.

— Можно тебя кое о чем спросить? — спросила я, и он хмыкнул с набитым ртом. — Чем занимаются Приспешники?

Он жевал в течение долгой минуты, и у меня сложилось впечатление, что, возможно, часть этого была для того, чтобы он мог думать. Хотя у меня не было причин верить, когда он говорил, что он не был правдив. — Рейн инвестирует в кучу предприятий. Там есть гараж, в котором работает Репо. Кэш, его жена Ло и женщина Волка, Джейни, управляют тренажерным залом, который специализируется на самообороне, кикбоксинге и прочем дерьме.

Я поела и немного задумчиво посмотрела на него, потянувшись за жареной картошкой. — Но это еще не все, не так ли? — спросила я, нутром чуя, что, хотя, возможно, у них был законный бизнес, было что-то, о чем он мне не говорил. Потому что иначе зачем бы у них был враг, которого они хотели уничтожить, который причинял бы боль женщинам только за то, что они общались с ними?

— Нет, дело не в этом, — признался он.

Я знала, что лучше не спрашивать. Если у них был какой-то криминальный бизнес, они ни за что не расскажут какой-то случайной цыпочке, что это было.

— Скажи мне правду, — сказала я, просто чтобы продвинуть тему вперед. — Насколько плохо мое лицо?

Его голова дернулась ко мне, брови на секунду нахмурились. А потом он посмотрел на меня. Я имею в виду, он посмотрел на меня. Я была почти уверена, что он мог бы сказать полицейскому художнику, сколько у меня волос на бровях, это было так интенсивно. — Оно прекрасно, — сказал он низким, глубоким и… серьезным голосом.

Он имел в виду именно это.

И вот оно снова.

Трепещущее существо в моем животе.

Он думал, что я красивая?

Обычно это ничего не значило. Парни говорили это. Это была простая фраза. Они говорят вам, что вы красивы, и вы должны были поблагодарить их, и тогда они уходили. Это никогда ничего не значило, и у меня никогда не было реакции на это раньше, кроме, может быть, внутреннего закатывания глаз.

Но что-то в том, как он это сказал, в том, как он посмотрел на меня, прежде чем сделать это, это был комплимент, который, казалось, скользнул по мне, проскользнул под мою кожу и поселился внутри.

И глубина, с которой я это чувствовала, заставила меня по-настоящему почувствовать себя неловко, поэтому я закатила глаза с легкой улыбкой. — О, пожалуйста. Я только что посмотрела в зеркало. Оно ужасно.

Это было не так.

Честно говоря, я думала, что будет хуже, чем было на самом деле. То, как оно пульсировало, заставило меня подумать, что части меня будут выглядеть искореженными и сломанными. Но когда я медленно встала с кровати и направилась в ванную, я была приятно удивлена, обнаружив, что все еще остаюсь собой. Ничего не было сломано. Я была всего лишь покрыта пятнышками фиолетового, синего, красного и желтого. Хуже всего выглядели мои глаза, оба почернели не только под бровями, но и над ними. На виске, там, где меня ударили о землю, красно-желтый синяк. А потом на моей левой щеке появился темно-фиолетовый и синий.

Но это было все.

Я имею в виду… это был довольно запутанный способ выразить это, но это было не хуже, чем я думала.

Я попыталась сделать глубокий вдох с облегчением, и боль в ребрах напомнила мне, что, хотя мое лицо не было слишком повреждено, я была избита в другом месте.

— Я не смотрел на синяки, — сказал он легко, правдиво, и я обнаружила, что должна отвести от него взгляд, чтобы реакция, которую я почувствовала, не стала ему ясна. Он позволил мне надолго замолчать, мы оба смотрели, как чрезмерно ухоженный мужчина с волосами, которые были так намазаны гелем, что выглядели как у куклы Кена, держал сковородку, пока какой-то другой идиот болтал по телефону звоня ему. Я ненавидела домашние шопинг-шоу. Я еще больше ненавидела звонивших.

— Магазин, продающий сковородки? — спросил Дюк, очевидно, такой же неуклюжий в светской беседе, как и я.

— Я здесь новенькая, — объяснила я вместо этого, беспомощно махнув рукой на пульт. — Я не знаю, где находятся хорошие каналы.

— Есть вероятность, — сказал он, потянувшись за ним, — где бы ты ни был, хорошее дерьмо никогда не будет на одно или двузначных каналах. Хочешь кино? — спросил он, заходя в меню по запросу и щелкая по каналам подписки.