Мистер Кэвендиш, я полагаю (ЛП) - Куин Джулия - Страница 48

Господи, да это почти забавно. Она ведь до сих пор Леди Амелия Уиллоуби, невеста Герцога Уиндхема.

Но все изменилось.

Она влюбилась. И, похоже, в неподходящего мужчину. А он ее любит? Этого она не знала. Она ему нравится, это точно. Он восхищется ей. Но любит ли?

Нет. Такие мужчины, как Томас не влюбляются внезапно. А если и влюбляются – если он влюбится – то не в такую, как она, не в ту, кого знает с детства. Вот так неожиданно влюбиться Томас мог бы в прекрасную незнакомку. Он бы увидел ее средь шумного бала, и его поразило бы чувство… знание, что это судьба. Страсть.

Вот так Томас мог бы влюбиться.

Если бы вообще влюбился.

Она сглотнула, ненавидя ком в горле, ненавидя запах внутри кареты, ненавидя пылинки, летавшие в солнечном луче.

Сегодня она много чего ненавидела.

Грейс, сидевшая напротив нее, начала потягиваться. Амелия наблюдала. В чужом пробуждении было что–то завораживающее, раньше ей этого видеть не доводилось. Наконец, Грейс открыла глаза и Амелия тихо сказала: «ты задремала». Она приложила палец к губам и кивнула в сторону вдовы.

Грейс подавила зевок и спросила:

— Как ты думаешь, нам еще долго ехать?

— Не знаю. Может час? Или два? — Амелия вздохнула и, закрыв глаза, откинулась на сиденье. Она устала. Они все выбились из сил, но ей хотелось немного побыть эгоисткой и сосредоточиться именно на своей усталости. Может, ей удастся подремать. Почему, интересно, некоторые преспокойно засыпают в каретах, а другие – и особенно она – не способны спать нигде, кроме кровати? Это нечестно и…

— Что ты будешь делать?

Это был голос Грейс. И как Амелии ни хотелось разыграть непонимание, она почувствовала, что не может. Да и какой смысл, ведь ответ все равно будет совершенно неудовлетворительный. Она открыла глаза. Грейс, похоже, жалела, что спросила.

— Не знаю, — сказала Амелия. Она снова откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. Она любила путешествовать с закрытыми глазами. Так лучше чувствуется ритм движения. Он усыпляет. Обычно, во всяком случае. Но не сегодня. Не на пути к доселе неизвестной ирландской деревушке, где ее будущее решит запись в церковной книге.

Не сегодня, когда отец в течение всего обеда читал ей лекцию, заставляя ее чувствовать себя нашкодившей девочкой.

Не сегодня, когда…

— Знаешь, что в этом самое забавное? — вырвалось у Амелии.

— Нет.

— Вот я все время думаю: «это несправедливо, у меня должен быть выбор. Меня не должны продавать и обменивать, будто я товар.» А потом я думаю: «А как иначе? Я была обещана Уиндхему много лет назад и никогда не жаловалась».

Она говорила все это в темноту, не поднимая век. Удивительно, так это приносило гораздо больше удовлетворения.

— Ты была совсем маленькой. — ответила Грейс.

— У меня было много лет, чтобы выразить недовольство.

— Амелия…

— Я сама во всем виновата.

— Это неправда.

Она, наконец, открыла глаза. По крайней мере, один.

— Ты говоришь просто так.

— Не просто так, — возразила Грейс. — Я все равно бы это говорила, но так случилось, что это правда. Ты не виновата. Тут вообще нет виноватых. А лучше бы, чтобы были. Так было бы проще.

— Чтобы было, кого проклинать?

— Да.

И тогда Амелия прошептала:

— Я не хочу за него замуж.

— За Томаса?

За Томаса? О чем она думает?

— Нет, — ответила Амелия. — За Мистера Одли.

Грейс от изумления открыла рот.

— Правда?

— Ты шокирована.

— Нет, конечно, нет, — быстро ответила Грейс. — Просто он такой красивый.

Амелия слегка пожала плечами.

— Да, наверное. Тебе не кажется, что он чересчур несколько обворожителен?

— Нет.

Амелия взглянула на Грейс с интересом. Ее «нет» звучало чуть более воинственно, чем ожидалось.

— Грейс Эверсли, — произнесла Амелия, понизив голос и быстро глянув в сторону вдовы, — ты влюблена в мистера Одли?

И тут же стало совершенно ясно, что это правда, поскольку Грейс начала бормотать, и заикаться, и издавать звуки, больше всего похожие на кваканье.

Амелия окончательно развеселилась.

— Ты влюблена.

— Это неважно, — промямлила Грейс.

— Это очень важно, — живо возразила Амелия. – А он в тебя? Не отвечай, я по глазам вижу, что да. Что ж, в таком случае мне определенно не стоит выходить за него.

— Ты не должна отказывать ему только из за меня, — сказала Грейс.

— Что ты сказала?

— Я не могу за него выйти, если он герцог.

Амелии захотелось ее стукнуть. Как она смеет отказываться от любви?!

— Почему это?

— Если он герцог, ему нужна будет подходящая партия. — Грейс серьезно оглядела ее. — Равная по положению, как ты.

— Не говори глупостей. Ты тоже не в приюте выросла.

— И так уже будет скандал. Он не должен усугублять его скандальной женитьбой.

— Скандально было бы жениться на актрисе. А о тебе будут шептаться не больше недели. – Она ждала, что Грейс ответит, но та выглядела такой взволнованной и такой… такой грустной. Амелия не могла этого вынести. Она думала о Грейс, влюбленной в мистера Одли, и о себе, плывущей по течению чужих ожиданий.

Ей бы хотелось, чтобы все было по–другому.

Ей бы хотелось быть другой.

— Не знаю, что на уме у мистера Одли, и каковы его намерения, — сказала она, — но если он готов всем рискнуть ради любви, то ты тоже должна быть готова. — Она наклонилась вперед и пожала Грейс руку. — Ты должна быть храброй, Грейс!

И улыбнулась. Грейс и себе в равной степени. И прошептала:

— И я тоже.

Поездка в Батлерсбридж проходила в точности так, как Томас ожидал. Он вместе с Джеком и лордом Кроулендом скакал на лошадях, чтобы насладиться прекрасной погодой. Они мало говорили; им не удавалось держаться на одной линии, чтобы поговорить. Все время кто–то из них либо увеличивал скорость скачки, либо отставал, и лошади обгоняли друг друга. Они могли только обмениваться формальными приветствиями.

Иногда кто–то что–то говорил про погоду.

Лорд Кроуленд крайне интересовался местными птицами.

Томас попытался получить удовольствие от созерцания окрестностей. Все здесь было зелено, даже больше, чем в Линконшире, и он задумался над годовым уровнем осадков. Если уровень осадков здесь был высок, не отразится ли это также на урожае? Или же это просто отклонение – Стоп.

Сельское хозяйство, скотоводство – чисто теория сейчас. У него нет ни земли, ни скота, за исключением коня. Да, вероятно, он им тоже не владел.

У него не было ничего.

И никого.

Амелия…

Мысленно ему явилось ее лицо, непрошено, но очень кстати. Она была большим, чем он ожидал. Он ее не любил – он не мог ее любить, не сейчас. Но почему–то…он скучал по ней. Это было смешно, так как она была в экипаже, в двадцати ярдах позади. И он ее видел на пикнике в полдень. И они завтракали вместе.

У него не было причины скучать по ней.

И все же, он скучал.

Он скучал по ее смеху, который звучал на особенно приятном вечернем мероприятии с ужином. Он скучал по теплому блеску ее глаз, тому, как они выглядели в раннем утреннем свете.

Как будто он когда–либо видел их в раннем утреннем свете.

И не увидит.

Но он все время по ней скучал.

Он посмотрел через плечо на экипаж, и был почти удивлен, что он выглядит так же, как нужно, и из окон не рвется огонь.

Его бабушка была в прекрасной форме сегодня. По одному он точно теперь не будет скучать, лишившись титула. Вдовствующая герцогиня Уиндхэм была не просто тяжкой ношей на его спине, она была чертовой Медузой–Горгоной, и ее главной целью в жизни было сделать его жизнь настолько тяжелой, насколько это возможно.

Но его бабушка была не единственной обузой, от которой он был рад избавиться. Бесконечная бумажная работа. Он не будет по ней скучать. Отсутствие свободы. Все думали, что он действует, как ему заблагорассудится, — все эти деньги, и власть должны были давать человеку полный контроль. Но нет, он был прикован к Белгрейву. Но это было раньше.