Мистер Кэвендиш, я полагаю (ЛП) - Куин Джулия - Страница 8
- Предыдущая
- 8/64
- Следующая
— Почему, черт возьми, вы все еще не спите? — спросил он, — уже более двух часов ночи.
— На самом деле более трех, — вздохнула она.
Некоторое время Томас наблюдал за ней, пытаясь вообразить, что же потребовалось его бабушке, что ее компаньонка оказалась здесь в такое время. Он почти боялся даже подумать об этом; один дьявол знал, что она могла придумать.
— Грейс? — мягко спросил он, поскольку бедная девочка выглядела совершенно измученной.
Она моргнула, слегка тряхнув головой.
— Прошу прощения, что вы сказали?
— Почему вы блуждаете по дому?
— Ваша бабушка нехорошо себя чувствует, — сказала она с жалкой улыбкой. И затем быстро добавила: — Вы поздно вернулись.
— У меня были дела в Стамфорде, — сказал он резко. Он считал Грейс одной из его немногих настоящих друзей, но все же она была леди, и он никогда не оскорбит ее, упомянув Селесту в ее присутствии.
Кроме того, он все еще был раздражен своей нерешительностью. Какого дьявола, он проделал такую дорогу до Стамфорда и вернулся?
Грейс откашлялась.
— У нас был … волнующий вечер, — сказала она и почти неохотно добавила: — На нас напали разбойники.
— Боже милостивый! — воскликнул он, всматриваясь в нее более внимательно. — С вами все в порядке? Моя бабушка хорошо себя чувствует?
— Мы обе целы и невредимы, — заверила она его, — хотя наш кучер получил удар по голове. Я взяла на себя смелость предоставить ему три дня, чтобы поправиться.
— Конечно, — сказал он, внутренне ругая себя. Он не должен был позволить им ехать одним. Он должен был предвидеть, что возвращаться они будут поздно. А что с Уиллоуби? Маловероятно, что напали и на их карету, поскольку они поехали в противоположном направлении. Но, тем не менее, лучше ему от этого не стало.
— Я должен принести извинения, — сказал он. — Я должен был настоять, чтобы вы взяли в сопровождение еще кого–нибудь.
— Не будьте глупы, — ответила Грейс. — Это не ваша ошибка. Кто бы подумал… — она покачала головой. — Мы невредимы. Это — все, что имеет значение.
— Что они взяли? — задал он очевидный вопрос.
— Немного, — сказала Грейс так, как будто пыталась преуменшить значение случившегося. — У меня вообще ничего. Я предполагаю, что было очевидно, что я женщина несостоятельная.
— Бабушка должно быть безумно зла.
— Она немного расстроена, — согласилась Грейс.
Он почти рассмеялся. Он знал, что это выглядело неуместно и неподоброму, но он всегда обожал преуменьшения.
— На ней были изумруды, не так ли? — он покачал головой. — Старая летучая мышь до смешного любит эти камни.
— На ней действительно были изумруды, — ответила Грейс, и он понял, что она должно быть совершенно измучена, раз не ругает его за то, что он назвал свою бабушку старой летучей мышью. — Она спрятала их под подушками сиденья.
Он был поражен.
— Она?
— Я, — поправилась Грейс. — Она кинула их мне прежде, чем они ворвались в карету.
Он улыбнулся ее изобретательности, и затем, после мгновения неловкой тишины, произнес:
— Вы не упомянули, почему вы здесь в столь поздний час. Несомненно, вы тоже заслужили отдых.
Она замялась, заставляя его задуматься над вопросом, что заставило ее так смутиться. Наконец она призналась:
— У вашей бабушки странное желание.
— Все ее желания странные, — немедленно ответил он.
— Нет, это… хорошо… — она раздраженно вздохнула. — Я полагаю, что вы захотите помочь мне вынести картину из галереи.
Этого он не ожидал.
— Картину, — отозвался он эхом.
Она кивнула.
— Из галереи.
Она снова кивнула.
Он попытался предположить… но сдался.
— Я полагаю, что она просит один из тех небольших квадратных натюрмортов.
Она посмотрела на него так, как если бы у нее хватило сил улыбнуться.
— С фруктами в вазе?
Он кивнул.
— Нет.
О господи, его бабушка, наконец, сошла с ума. Это была хорошая новость, в самом деле. Вероятно, он сможет поместиь ее в приют. Он не мог представить, что кто–то станет возражать.
— Она хочет портрет вашего дяди.
— Моего дяди? Которого?
— Джона.
Томас кивнул, задаваясь вопросом, почему он спросил. Конечно, он никогда не знал своего дядю; Джон Кэвендиш погиб за год до того, как он родился. Но в Белгрейве вечно будет его тень. Вдова всегда любила своего среднего сына больше всех, и все знали это, особенно другие ее сыновья.
— Он всегда был ее любимцем, — пробормотал он.
Грейс вопросительно на него посмотрела.
— Но вы никогда не знали его.
— Нет, конечно, нет, — сказал он резко. — Он умер до моего рождения. Но мой отец говорил о нем.
Весьма часто. И никогда с нежностью.
Однако он посчитал, что должен помочь Грейс снять картину со стены. Бедная девочка не справится с этим самостоятельно. Он покачал головой.
— Тот портрет, что в натуральную величину?
— Боюсь, что так.
Господи. Прихоти его бабушки… Ну нет, он не собирается этого делать.
Он посмотрел Грейс прямо в глаза.
— Нет, — сказал он. — Сейчас вы не станете этого делать. Если она хочет в свою комнату эту чертову картину, утром она сможет попросить об этом лакея.
— Уверяю вас, я ничего так не хочу, как прямо сейчас удалиться к себе, но проще будет сделать так, как она хочет.
— Категорически нет, — ответил Томас. О господи, его бабушка действительно тяжелый человек. Он повернулся и пошел вверх по лестнице, но на полпути понял, что остался один.
Что это случилось с женщинами Линкольншира этим вечером?
— Грейс! — рявкнул он.
И затем, когда она немедленно не материализовалась на ступенях лестницы, он сбежал вниз и крикнул еще громче:
— Грейс!
— Да, здесь я, — выпалила она, поспешно выбегая из–за угла. — Ради Бога, вы перебудете весь дом.
Он пропустил это мимо ушей.
— Не говорите мне, что вы собираетесь идти за картиной.
— Если я не этого сделаю, то она будет звонить мне всю ночь, и мне не удасться поспать.
Он сузил глаза.
— Подождите меня.
Она выглядела встревоженной.
— Подождать вас, зачем?
— Сорву шнур ее звонка, — сказал он, возобновляя движение вверх по лестнице с новой целью.
— Сорвете шнур… Томас!
Он не потрудился остановиться. Он слышал, как она стремительно рванула вперед позади него, почти способная продолжать в том же темпе.
— Томас, вы не можете, — она часто дышала, запыхавшись, поскольку, мчась за ним, перескакивала через ступеньку.
Он остановился и повернулся. И даже усмехнулся. Действительно, это было почти забавно.
— Дом принадлежит мне, — сказал он. — Я могу делать все, что захочу.
Он быстро пересек длинный ковер, сделав паузу у двери своей бабушки, удачно приоткрытой, чтобы легче было войти.
— Что вы надумали сделать? — рявкунул он, добравшись до ее кровати.
Но его бабушка выглядела так…
Необычно.
Ее глазам недоставало ее обычной твердости, и по правде сказать, она не вполне походила на ведьму, чтобы напоминать ту Августу Кэвендиш, которую он знал и совсем не любил.
— О боже, — вырвалось у него, — вы в порядке?
— Где мисс Эверсли? — спросила его бабушка, а ее глаза отчаянно забегали по комнате в поисках компаньонки.
— Я здесь, — сказала Грейс, скользнув через комнату к другой стороне ее кровати.
— Вы принесли? Где картина? Я хочу видеть моего сына.
— Мэм, уже поздно, — попыталась объяснить Грейс. Она подалась вперед, внимательно посмотрела на вдову, после чего повторила: — Мэм?
— Вы можете приказать лакею сделать это утром, — сказал Томас, удивляясь, почему ему показалось, что что–то невысказанное только что промелькнуло между этими двумя женщинами. Он был совершенно уверен, что его бабушка не посвящала Грейс в свои секреты, и он знал, что Грейс не делала никаких жестов. Он откашлялся.
— Мисс Эверсли не станет выполнять такую серьезную физическую работу, и уж конечно не в середине ночи.
- Предыдущая
- 8/64
- Следующая