Плут (СИ) - Солин Иван - Страница 2

Не уступающие груди бедра лишь угадывались под широкими шароварами, но они, я верю, там были и ого-го какие!

В отличие же от начищенных грубых башмаков да сапог у полицейских, а также жалкого вида, словно пожёванного коричневого ботинка с полотняной гетрой слева и покоцанной деревяхи справа у меня, ноги прелестницы украшали фиолетовые, высотой до колена замшевые сапожки.

Но самое интересное, что дополняло образ красавицы, было… нет, не атласный тёмно-фиолетовый невысокий цилиндр с длинным пёстрым пером, а самая что ни на есть шпага на боку! Ну или рапира, не уверен в терминологии, короче говоря, не зубочистка 18–20 веков, а здоровенная такая хрень из 16–17. Хотя шпагу этот вот меч напоминал лишь специфическими рукоятью и навершием, ну и способом крепления на поясе. С довольно примечательной такой, массивной и весьма вычурной пряжкой, к слову. А вот той, столь привычной всем нам по фильмам, развитой защиты кисти на эфесе не имелось, за исключением, скорее декоративного, скромного перекрестья, так сказать.

Но вот, немного уставшие, но удивительно пронзительные глаза этой «мушкетёрки», до этого буквально ощупывавшие меня, остановились на серебряном медальоне на моей шее, с которой тот свисал на не особо тонкой цепочке, явно выбиваясь из общего нищебродского образа, ну а обладательница этих внимательных глаз наконец заговорила:

— Я забираю его!

— Как скажете, ваша милость, — угодливо поклонился полицмейстер, и грозно глянув на какого-то дуболома у двери, кивнул на меня, на что тот встрепенулся и спустя уже миг протягивал мне мою трость.

Ну, в принципе, да. Этот тяжеленный дрын, на который я опирался правой рукой при ходьбе, по назначению именно что трость, хотя, берусь предположить, прошлый я с переменным успехом, если судить по постигшей его тело судьбе, ещё и отгонял им гопоту всякую.

— Иди за мной, — обратилась ко мне медововолосая, после чего, не дожидаясь ответа, развернулась и… ох как же она пошла, мать моя… И что самое страшное, для мужских сердец разумеется — это ж она не специально. Это ж она в жизни так перемещается, заставляя всех окружающих прикипать своим взглядом к этим, пусть и надёжно упрятанным в широкие шаровары, но по всему видно, ни разу не уступающим содержимому роскошного декольте, прелестям!

Ну я и пошел. Поковылял точнее, гремя деревяшками правой ноги и трости по гранитному, что ли, полу полицейского участка. А чего ж не пойти-то? С красоткой ведь, пусть и вооруженной колюще-режущим, всяко лучше будет чем с полицейскими, которые, судя по всему, не принялись ещё с упоением выбивать из меня признательные показания лишь благодаря моему украшению на шее. Мда.

— Если ты и дальше будешь так бесстыдно на меня пялиться, я прикажу слугам отделать тебя, — малоэмоциональным голосом прервала мою задумчивость прекрасная незнакомка, когда мы забрались в её экипаж, тот самый безлошадный, и практически бесшумно, в смысле без ожидаемого рёва мотора, потарахтели окованными колёсами по мостовой. — Ты знаешь почему я забрала тебя?

— Из-за медальона? — перенеся свой интерес на устройство нашего транспортного средства, наконец отлип я от прелестей восседающей напротив меня прелестницы.

— Верно, — чему-то удовлетворённо кивнула обладательница красивых… да всего, блин, красивого. — Ты понимаешь, какая ответственность теперь на тебя возложена?

— Ты не поняла, красавица, я, как раз сорок уже сказал усатому, потерял память, а про медальон — это лишь выводы, исходя из твоей реакции на его наличие на моей шее, — не особо задумываясь или подбирая слова выдал я даже замершей от неожиданности аристократке, ну мне так кажется, с которой, берусь предположить, впервые в жизни заговорили таким тоном, не будучи при этом каким-нибудь маркизом или на крайняк виконтом. Ну или кто тут у них?

Нет, я не нарываюсь, просто расслабился чуток, да и не привык, если честно, пресмыкаться. Вот и нечего начинать.

— Занятно, — впервые с нашей встречи она расслабленно откинулась на спинку роскошного тёмно-фиолетового кожаного дивана, и закинув ногу на ногу, с милой улыбочкой уставилась на меня, при этом ритмично постукивая своими коготками по с виду дорогой полированной красной древесине салона. — Ты ведь знаешь, кто я?

— Без малейшего понятия, лапуля, — а вот теперь нарываюсь. Точнее прощупываю, с какого момента она начнет хвататься за шпагу.

— Прелестно. А ты уверен, мальчик, что уже нажился на этом свете? Молоденький же совсем ещё, — как-то плотоядно ухмыльнулась красавица, не изменив позы, а свой вопрос задала с некоторой грустью и легким участием.

— А с чего ты, золотце, взяла, что я тот, каким выгляжу? — еще более плотоядно оскалился я, а по спине у меня холодком потянуло.

Нет, я вовсе не такой и крутой, как может показаться по длине моего языка. Хотя не помню ж ничего, но ветераном горячих точек или мастером неких секретных единоборств я не был. Вроде бы. Однако меня охватил некий кураж, синдром отпускника, если угодно, а может и обида за мужиков этого мира, которыми, судя по всему, помыкают бабы, вот и начал выёживаться.

— Надо же? Ви́льдо, похоже, нашел такого же баламута как и сам, — на последних словах девушка тепло улыбнулась… не мне, а куда-то в пространство, а затем, грустно вздохнув, принялась всё так же безэмоционально излагать.

Если вкратце, то Вильдо это брат баронессы Вольнопо́льской, сидящей сейчас напротив меня, и именно рядом с его телом меня обнаружила полиция, ну и поволокла в участок, откуда, спустя какое-то время, забрала его сестра, узрев на моей шее медальон-артефакт. Магический, разумеется.

Его невозможно забрать силой, а точнее остаться живым, напялив на себя. Так медововолосая и поняла, что я не виновен в смерти брата и являюсь теперь его, внимание, наследником.

Та-дам! Рояль? Ещё какой!

Перед смертью, судя по всему, Видьдо Вольнопольский подарил мне этот вот, с виду простяцкий, небольшого диаметра, но довольно толстенький серебряный кругляш с неразборчивым орнаментом и на цепочке, а на самом деле какой-то там их родовой амулет. Если я верно понял, то в момент дарения, так сказать, был произведен и некий ритуал добровольной передачи с перепривязкой артефакта на нового владельца. Поэтому её милость Ижэ́н Вольнопольская и считает, что будь я причастен к смерти Вильдо, тот ни при каких бы обстоятельствах не передал бы мне реликвию, да и судя по моему поведению, не свойственному обычному приютскому крысёнышу, безутешная сестра уверена, что я и был целью похода ее покойного брата в неблагополучный район, где на него и напали.

Хотя, глядя на свою некондицию в виде деревяшки вместо ноги, я, мягко говоря, удивлен таким выбором.

И да, по моей одежде было определено, что я воспитанник здешнего аналога детдома, а именуют меня, как уже успел выяснить один ловкий человек баронессы, Ви́ло Плут. Мда.

Так вот, как я понял из рассказа Ижэн, её брат какое-то время брёл будучи уже раненым и оставляя кровавый след. О чем, судя по всему, ей сообщили всё тот же ловкий человек, которого баронесса, пока меня мурыжили в участке, успела послать не только в приют, но и, понятное дело, осмотреть место приступления. Вот и выходит, по мнению баронессы разумеется, что либо Вильдо на меня случайно набрёл, а исполнив задуманное перестал цепляться за жизнь, либо я был обнаружен им ранее и помогал раненному выбираться из трущоб.

Вот только на моей одежде я не вижу чужой крови, а вот из моей разбитой головы на спину чутка натекло из раны на затылке. Мда, занятно это всё, но не стану спешить с выводами.

Что удивительно, я сейчас совершенно здоров. В плане головы, нога не в счёт. Я не ощущаю никакого дискомфорта, а на голове, кроме чуть запекшейся крови в волосах, даже шишки не имеется. Удивительно, блин.

Итак, сейчас мы направляемся в столичный особняк Вольнопольских, где я отныне и буду жить. Неплохо. А когда я…

— А-а-а!!! Да чтоб тебя! Чё это? А? — прервал я свои размышление вскриком, когда перед глазами у меня всё было расцвечено странными шлейфами и светящимися ореолами.