Углём и атомом - Плетнёв Александр Владимирович - Страница 1

© Александр Плетнев, 2021

© ООО «Издательство АСТ», 2021

Начало века двадцатого неотвратимо врывалось в столицу Российской империи телеграфным стрекотом, зуммерами телефонов, клаксонами автомобилей, праздничными зрелищами уже не монгольфьеров, а полноценных дирижаблей, модой на кожаные одежды шоферов… или пилотов аэропланов.

Утренний Петербург… улочки, улицы, проспекты, площади. Где воистину «смешались люди, кони» – замысловатый снующий хаос из всяческих упряжек, понурых и понукаемо-рысящих лошадок: повозки, пролетки, конки-трамвайчики.

И признаки технического прогресса: локомобили, бензиновые, газолиновые ландо.

И звуки-звуки – людской гомон, гудки, цокот копыт, свистки.

И запахи-запахи – конские потные, машинные выхлопные, вокзально-паровозные, сдобно-булочные ресторанные.

Дома, особняки, дворцы… такие узнаваемые, и такие незнакомые на придирчивый и пожирающий взгляд. Не послеблокадная Ленинградская реставрация, а дореволюционно-имперская, исконно Санкт-Петербургская – свежая, натуральная «обертка», отделка, облицовка, покраска: камень-дерево-бумага…

И люди-люди – изысканное вежливые, важные деловые, разночинные простецкие, мужицкие неотесанно-чесночные. Опрятные, неряшливые… всякие.

Усы, усы, бородки, бороды – мужчины… встречные и проходящие: мундиры, пальто, накидки, сюртуки, шляпы, фуражки, картузы, пиджаки, подпоясаны рубахи, да брюки в сапоги.

И дамы, сударыни, словно селедочки-стайки гимназисток: манто, платья, до пят юбки, зонтики и шляпки.

На перекрестках заправски-важные городовые, околоточные, а за чугунными с завитушками воротами классически не без хмельного дыхания дворники.

Блеск фасада с разодетыми господами… и нищая милостыня у церквей.

Дворцы… и ветшалые окраины.

Роскошь и убожество.

В эти уже стылые дни, кутаясь в под стать времени года и века одежды… одежды не всегда практичные, грубоватые, но добротные и… основательные, что ли. И как ведется, непременно выражающие твой статус и положение.

В эти осенние дни Александр Алфеевич Гладков разрешал себе вот так иногда за бременем дел и несвойственной нынешним временам суетой, выйти спозаранку из дома на Ружейной. Либо, проехав в карете пару-тройку улиц… на набережную ли, на площадь иль проспект по выбору, приказав кучеру остановиться, пройтись пешком, впитывая вместе с утренним воздухом дыхание эпохи. На свою оценку и просто в наслаждение, на слух, на ощупь… как, взяв изящно-вычурную позолотой телефонную трубку, услышать на коммутаторе милый незнакомый голос и, подобрев, просить: «Ах, барышня, соедините…».

И слышать-привыкать ко всем этим: «позвольте», «будьте любезны», «премного благодарен», «не извольте сумлеваться». Когда расхожие в быте «бог» и «боже», с прочими «вот те крест», подавались по-иному, вкладывая глубинные смыслы.

А еще слышать иногда вслед «чудит барин»… очевидно, совершив очередной хроноляп.

И думалось: «вот все оно ходит, бегает, ездит – живое, руками щупать, глазами смотреть, флюиды вдыхать! А все одно нет-нет, да и ловишь себя на мысли: ты на экскурсии в историю и их давно всех нет – умерли!»

А потому и осознаешь окружающее, как еще «не свое», и вроде уже и не «чужое», скорей пока «не принятое», а только терзаемое… головокружительно и бесповоротно.

Неужели бесповоротно?

«Гнать, гнать этих мух из головы, покуда есть задачи. Есть дело… и дела!»

А дела… это толкать прогресс…

Дела – это фабрики, заводы, верфи. Казенные и частные.

Посмотришь – цеха, ангары, стапеля! Вроде бы размах, притязания и… господи, какая же убогость. Если с оценки перспектив и ставленых задач.

Кронштадт, Адмиралтейские верфи, Невские, другие…

Заводы: Обуховский, Путиловский, Ижорский и дальше, дальше…

Инженеры: удивленные увлекшиеся… и зажатые сомневающиеся.

Мастеровые, работяги: рукастые, хваткие… и криворукие. В массе и по отдельности.

Полигоны, испытательные площадки, офицеры, чины – морские, армейские: заносчивые и недоверчивые, снисходительные и упрямые, с гордым «честь имею» и вынужденным (когда им бумажкой царской перед носом) «исполним» или «рад стараться».

В общем… как-то так.

И снова чиновники, чиновники в погонах – а они тут практически все в ранге: важные и спесивые, угодливо-подобострастные, порядочные и радеющие, хваткие и жадные.

Как там говаривал неувядаемый Ося Бендер: «мы чужие на этом празднике жизни».

В точку!

Или, может, просто мало времени прошло, чтобы нажить друзей?

«А не поздновато ли для вашего возраста, господин Гладков – особо уполномоченный ЕИВ, опекаемый не менее дюжиной тайных агентов “охранки”, не считая открытого сопровождения жандармскими чинами, заводить новых друзей?»

О нет! Если не друзей, то хотя бы уж единомышленников. А достойные люди всегда есть! С любопытством, энтузиазмом, пониманием.

Но врагов-то уж точно теперь наберется. Среди дворцовых прихлебателей, например. И это при всем при том, что сам царь-самодержец тебя-то и не особо жалует! Скорее терпит по необходимости.

А жандармская опека – в ней, несомненно, есть нужда и целесообразность, но людей окружения решительно отпугивает. Вот потому и существуешь в определенной социальной изоляции.

И потому даже сержант-морпех, которого знать не знал на ледоколе, а вот теперь, поди ж ты – «за своего». Хроноземляки!

Контакты с ним (с сержантом, а ныне целым штабс-капитаном Богатыревым) были постоянные, покуда он на полигоне гвардейского корпуса дрессировал свое подразделение. Готовил к обкатке на японцах.

Вот и пер в его учебный центр все, по сути, кустарно-экспериментальные – минометы, ручные гранаты, автоматическую стрелковку, бронежилеты с касками, вплоть до камуфляжки с берцами. И пулеметы флотские на новые облегченные станки переточенные. Да тачанки-растачанки. Все, до чего руки (на скорую руку) и возможности при нынешних промышленных мощностях дотянулись.

По изначальному замыслу морпеха в Петербург отправляли как демонстратора вооружений XXI века. Командир его, лейтенант Волков, выбирал кандидатуру, исходя из необходимых характеристик в столь неоднозначной миссии, учитывая, с какими персонами придется общаться. Но сержант оказался молодцом. Без дури, не переоценивая себя, когда выкристаллизовалась идея сформировать подразделение нового образца, лишь оговорился:

«Я ж взводный, не более! Куда мне ротой командовать? Мне самому еще учиться!»

Однако не отказался. Понимал чертяка, какие перед ним перспективы открывались.

Ну, и вступил в «партию», иначе говоря – окрестился, присягу принял, звание получил, усики отрастил. Все чин чинарем.

Звание получил не без каких-то там известных ранговых сложностей. Но за особым рескриптом императора, чтоб придать вес такому нужному специалисту – сразу в штабс-капитаны!

А учитывая, что его подразделение разрослось от роты практически до полноценного батальона, с приданной артиллерией (тоже, кстати, эксклюзивной доработки), конным и вообще несусветь – автомобильным обеспечением, повышение ему гарантировано.

И солдатиков гоняет так, что только дым коромыслом, по-серьезному, вплоть до двоих погибших на учениях, не считая десятка раненых.

Потери не в заслугу, конечно, но при обкатке нового оружия такое случается неизбежно.

В общем… морпех оказался понятней и родней, нежели кто-то из аборигенов.

Сели как-то с ним на полигоне в палатке, с приво зом очередного литья из чугунины – более удачной партии гранат для минометов. Дело было к вечеру – ужин, по-походному, с бутылкой, да и залили «горькую».