Александр Великий или Книга о Боге - Дрюон Морис - Страница 33

• Предыдущая
• 33/77
• Следующая

Прекрасный Гефестион немедленно побежал к могиле Патрокла; в тот же вечер Каллисфен из Олинфа, племянник Аристотеля, взял свои дощечки и начал записывать на них поступки и слова Александра.

На следующий день мы соединились в Абидосе с основными силами армии, и Александр сделал людям смотр, прежде чем послать их в южном направлении.

Дарий Кодоман не удостоил покинуть свою далекую столицу Сузы ради этого самонадеянного юноши, о чьем приходе ему объявили; но, чтобы развеять надежды македонского царя, он велел собрать войско из ста тысяч человек под командой лидийского сатрапа Спиридата и родосца Мемнона, лучшего полководца своего времени.

Мемнон советовал выжечь землю перед захватчиками, уничтожить урожай, засыпать колодцы, увести стада и уйти подальше в глубь страны; тогда воины Александра должны были погибнуть от жажды, голода и изнурения. Но сатрап и вельможи отказались последовать этому совету, ибо это означало для них потерю большой части их богатства; им казалось, что немногочисленность македонского войска не оправдывает таких жертв. Они предпочли перекрыть дорогу во Фригию, ожидая противника у переправы через первую реку – Граник.

Продолжая путь, Александр увидел, что приближается посланец Дария; этот человек передал ему письмо и ларец с дарами. Письмо содержало совет Александру вернуться поскорее назад и искать убежища в объятиях своей матери, если он не хочет быть распятым; дары состояли из нескольких золотых монет, мяча и кнута. Золотые монеты, пояснял Дарий в своем послании, предназначались для мелких расходов Александра, у которого, как всем известно, сокровищница наполовину пуста; мяч – для того, чтобы он забавлялся с ним, а не разыгрывал из себя солдата; наконец, кнут был нужен затем, что его следовало наказать, как мальчишку. Великий Царь обещал Александру прощение, если он снова взойдет на корабль и не будет ему больше досаждать.

Пять суток спустя во второй половине дня Александр подошел к Гранику.

На другом берегу стояло персидское войско – полчище вооруженных людей, кони и шатры. Александру сказали, что в сверкающей доспехами коннице противника находились сын, зять и шурин Дария. Тут же юный царь приказал, чтобы ему привели Буцефала и строились к бою. Парменион вздрогнул от испуга. Этот покрытый славой полководец, который провел сорок лет в сражениях, хотел дать отдых войскам, изучить местность, собрать сведения, подготовить план битвы. «Царь, – сказал он Александру, – наши солдаты прошли за последние дни пятьсот стадиев; против каждого из наших трое врагов; и, хотя эту реку можно, видимо, перейти вброд, нам все же предстоит переправа. Начать наступление раньше завтрашнего утра невозможно». – «Завтра солнце будет мне светить в глаза, а сейчас оно слепит персов, – ответил Александр. – Да и знамения, которые мы наблюдали сегодня утром, благоприятны для меня».

Вспрыгнув на коня, он пронесся вскачь вдоль переднего края армии, по берегу реки, желая одновременно и показаться своим людям, и познакомить врага со своим шлемом, на котором развевались белые перья. Сам он разглядел персидскую знать на конях, напротив своего правого фланга; он сосредоточил на этой стороне отборную конницу гетайров и принял командование ею. Зазвучали трубы. Отдавая приказ своим двум сыновьям двинуть вперед гоплитов и легковооруженную пехоту, Парменион был не слишком далек от мнения Дария, что Александра следовало высечь.

Но Александр, крича, подобно грекам у стен Трои: «Эниалий! Эниалий!», уже бросился в реку; снопы брызг поднялись вокруг гетайров; те, кто первыми приблизились к берегу, были повержены, но когда Александр ступил на землю, персам пришлось потесниться перед этим яростным воином, все опрокидывающим на своем пути. Македонские кони знают в бою только галоп, и воздух сотрясся от могучего столкновения всадников. Александр прокладывал себе дорогу к царственным врагам, родичам Великого Царя, чьи остроконечные шлемы и панцири, усыпанные драгоценными каменьями, ослепительно сверкали на солнце. Внезапно, в самой гуще схватки, дротик сломался у него в руке; он схватил тот, что ему протянул коринфский конник, оказавшийся рядом, и устремился навстречу Митридату, зятю Дария, который шел на него с поднятым мечом. Александр убил Митридата ударом дротика прямо в лицо. Но и сам он был ранен; брат Митридата, от руки которого он не успел уклониться, отколол кусок от его красивого шлема. Но почувствовал ли Александр это удар?.. Он выхватил меч и вонзил его в панцирь противника. В то же мгновение сзади подскочил лидийский сатрап Спиридат, начальник персидского войска. Александр не видел его; кривая сабля Спиридата уже была занесена над его головой. Но Черный Клит уже подоспел защитить царя, которого вскормила его сестра; он поднял на дыбы своего коня и отрубил мечом руку сатрапа. Только сейчас Александр заметил дротик, воткнувшийся ему в панцирь, и вырвал его; рана кровоточила, но он не обращал на это внимания.

В это время части пехоты Филоты и Никанора завладели берегом и метали копья из-за сомкнутых щитов, жестоко тесня противника. Видя, что их конница смешала ряды, а царственные предводители пали, персы подались назад, заколебались, скоро пришли в смятение и пустились в беспорядочное бегство. Лишь греческие наемники Дария, зная, что им не будет пощады, сдерживали некоторое время удар, а затем также дрогнули.

Буцефал утомился, но Александр ничуть. Он поменял коня; новый конь был убит под ним; он взял третьего и помчался перебить греческих наемников, которые еще сопротивлялись. По дороге он опрокидывал, топтал и давил беспорядочно отступающих персов. Поле боя стало побоищем. Весь в песке, поту и крови, Александр пересек, торжествуя, равнину Граника, загроможденную трупами.

За то, что он презрел юного бога, пришедшего с севера, далекий Дарий потерял в течение нескольких часов сына, зятя и шурина; его сатрап Спиридат погиб; Аргит, один из его лучших военачальников, покончил с собой, и сам родосец Мемнон, отчаявшись, бежал на восток с остатками армии.

Александр распорядился снять с мертвых триста самых красивых панцирей и отправить их в Афины.

Его раны не были серьезны, и, как только их перевязали, он уже не мог находиться в бездействии; он обходил раненых и обсуждал с врачами, как их лечить. Управители его канцелярии Евмен из Кардии и Диодот из Эритреи с трудом поспевали записывать приказы, которые он спешил отдать, чтобы ослепить мир своей победой. Взятых в плен греческих наемников Дария следовало продать в рабство. Двадцать пять всадников-гетайров пали в бою; их бронзовые статуи, заказанные ваятелю Лисиппу, должны были быть поставлены в Дионе, у подножия Олимпа, там, где был устроен праздник муз. В память о новом Ахилле предстояло основать в окрестностях Илиона новый город, уже второй, носящий его имя, – Александрию Троадскую. Своей матери Олимпиаде Александр велел отправить самые прекрасные ковры, золотые чаши и пурпурные одежды, найденные в поклаже персов. Ему хотелось пить, и пока солнце садилось в той стороне, где Троя, нескольких чаш вина не хватило, чтобы утолить его жажду.

В тот вечер Александру стало понятно, почему Филипп всегда столько пил после боя.

Глубоко в горах Фригии стоит город Гордион, названный так по имени Гордия, простого крестьянина, ставшего в стародавние времена знаменитым царем этой страны и отцом царя Мидаса.

Случилось так, что, когда Гордий пахал землю, на его упряжку сел орел; желая получить объяснение этому чуду, он отправился в город на своей повозке, влекомой парой быков, дышло которой соединяла с ярмом кизиловая кора, заплетенная узлом. Узел был таким сложным, так причудливо и многократно переплетенным, что его нельзя было ни распутать, ни даже отыскать его концы.

А незадолго перед этим оракул объявил фригийцам, что борьба и бедствия, в которых проливалась кровь их народа, окончатся, когда явится человек на колеснице и они изберут его царем. Они признали в Гордии посланца, на которого им указал Зевс, и этот пахарь, умевший так ловко запутать кору, оказался достаточно терпеливым, чтобы распутывать государственные интриги. Он сделал из Фригии процветающую страну.

• Предыдущая
• 33/77
• Следующая