Рыцарь ночи и Луна (СИ) - Ром Полина - Страница 16

Воспоминания ронсы Верты, ронса Игвара, пережившей войну и нападение молчаливой Рейги, потерявшей всю семью еще в юном возрасте, навевали ужас. Вспоминали все это редко, как бы невольно, но даже те крохи, которые мне удалось услышать, объясняли, почему так благоговеют перед Черным рыцарем люди.

Черным его прозвали вовсе не за черные дела, а за цвет магических доспехов. Изготовлены доспехи были из лунного серебра и чернили их в крови нежити – это давало дополнительный слой защиты.

- Это еще отец его придумал, Луночка. Говорят, доспехи эти ажно четыре года ковали! Не для него, разумеется, это просто такой опыт сангир ставил. Я-то тогда молоденькая была, посудомойкой только устроилась на кухню. Это сейчас тут запустение эдакое, а раньше – кипела жизнь. Гостей много принимали, ученики были у сангира, так они здесь же, при замке жили. К рыцарю тогда друзья молодые приезжали часто, такие же шалопаи, как и он. – Тут ронса Верта добродушно усмехнулась. - Кроме того, санги Ольвия, мать-то Ольгерда, она подруг постоянно приглашала, и у нее под патронажем три девицы благородных было, из бедных. И школу магов она постоянно посещала – сама-то сильная была, так два раза в неделю ездила, детишек обучала колдовать.

Так я первый раз услышала имя рыцаря. Оль-герд… Так странно и певуче оно звучало, но в то же время была в нем и мужская сила и некоторая резкость. Красивое, мощное имя. В этот момент он стал для меня немного больше походить на человека, а не на легенду. А ронса Верта продолжала:

- И праздники часто были, да и купцы дорогу в замок хорошо знали. Эх, какие тогда в небе картины устраивали!

- В небе?!

- Вечером, как стемнеет, то бабочки огненные летали, то цветы распускались в пламени, то просто расходились из горящего шара круги разных цветов – белые, розовые, алые, бирюзовые, разные-разные! Этакой-то красоты нигде больше не увидеть было! В Саульто, говорят, в столице-то, и то не лучше наших были, вот как! Ну, а потом старший сангир с женой погибли, тут-то у младшего его дар-то и проснулся полностью… Помню я ту ночь, помню… Связь родителей-магов и ребенка – сильная штука! Знать никто не знал, что они в прорыв погибли, их ведь понесло зачем-то к порталу… Вот ведь, как бывает-то… А он, Ольгерд-то, здесь был, в замке… Отец ведь и не узнал, что доспехи-то эти колдовские сыну его же в пору пришлись! Уж не понимаю я магии, а сказывают – не доспехи эти – не выжил бы парень…

Она печально покивала головой, вздохнула и снова занялась тестом. В словах ронсы Верты чувствовалось, что вспоминать те времена ей приятно, но немного грустно. Думаю, если бы ее обижали, она бы не жмурила глаза от удовольствия, рассказывая про фейерверки и гостей. Похоже, его родители были славные люди.

Я по-прежнему не слишком понимала, чем магия сына отличалась от магии отца-огневика и спросить это было не у кого. В городе существовала школа магии, но туда брали магов посильнее, чем я. Видела я эту школу. Пустое трехэтажное здание, огромный мощеный двор, несколько качелей и клумб. Во дворе, под надзором трех человек в форме, вяло играли полтора десятка детей. И это все, все маги, на такой огромный город!

В середине лета отмечали Коронный день – это такой общекоролевский праздник, в этот день семьсот с лишним лет назад первую корону водрузили на голову легендарного сангира Ригора. Про него тоже много болтали за столом, но особой трепетности в рассказах я не заметила. Бытовало мнение, что этот самый сангир Ригор и был причастен к тому, что пришлось переселяться в другой мир.

Так что праздник был официальный, все с удовольствием пользовались лишним выходным, но трепета от события никто не испытывал. По такому случаю все получили небольшую денежную премию, даже мне выдали десять грон, и разных вкусняшек к столу на завтрак. Нам, например, ронса Верта приготовила пирог с малиной и со взбитыми сливками.

Часть людей ушла на ярмарку в город, часть просто отдыхала в свое удовольствие, а вечером был накрыт роскошный длинный стол, прямо во дворе замка. Так я первый раз увидела, что в самом замке служит больше пятидесяти человек. И вино, мерцающее золотистыми искрами розовое вино, которое там выставили, было вкусным, но коварным.

Я, понимая, что понятия не имею, сколько могу себе позволить выпить, ограничилась буквально двумя глотками и налегла на сладости, а вот не рассчитавшая свои силы Рейга выпила несколько бокалов. В результате, заметив, что она явно перебрала, я решила отвести ее спать – ни к чему портить праздник другим.

Сперва Рейга чуть повозмущалась, но, под строгим взглядом ронсы Верты, тяжело оперлась на мое плечо и согласилась идти к себе в комнату. Так что всю дорогу я слушала ее рассказ, сбивчивый, не всегда логичный, сумбурный…

Зато я поняла, почему у сорокалетней женщины голова просто белая, почему Рейга всегда носит платок и почему она так молчалива.

- …а я же тогда маленькая была еще, испугалась очень… а глаза у него горели, прямо вот зеленый такой огонек… А потом он взял за руки Ланку, и она сразу кричать перестала… А он ее по головке гладит и что-то напевает… а от песни этой у Ланки зеленоватый такой огонек в глазах, как у него… и все ярче и ярче… а кожа, наоборот, серая стала… и улыбается Ланка, а у нее зубы длиннее в два раза и острые… а я лежу под кроватью и думаю, что она сейчас на меня пальцем покажет… а она не показывает, только смотрит не на него, а мне в глаза прямо и улыбается… и страх мой пьет, вот как алкоголик вино! Пьет и пьет… я описалась тогда… а он песню допел и когтем по шее Ланке провел… а там не кровь, а серый такой пепел посыпался…

Рейга замолчала, а меня охватила жуть, навалилась тяжелой тушей, шевельнула невидимые волоски на руках, холодными мурашками пробежала по спине. Я просто не знала что делать, что сказать…

- Рейга, не нужно это вспоминать…

-… само оно… я бы рада, только оно само… А потом, когда горн затрубил, он в окно вылетел, а на полу кучка пепла… а мне все казалось, что эта кучка на меня смотрит… Потом-то, конечно, гнездо нашли и выжгли... Только деревни моей больше нет... И трава там плохо растет, где гнездо раньше было, прям голая земля и есть. Так что рыцарь-то нас не от смерти спас, когда портал закрыл, не-е-ет, не от смерти... Ежели бы не рыцарь, мы бы сейчас все были такие… с огоньком в глазах… храни его Сила…

Мы уже дошли до нашего дома и я уложила Рейгу спать. Посидела, дождавшись, когда она перестанет метаться по кровати и всхлипывать, принесла на всякий случай тазик и оставила дверь в ее комнату открытой. Мало ли что, вдруг помощь понадобиться.

Сейчас я гораздо более четко понимала, почему все так трепетно вспоминают подвиг Черного рыцаря.

Лето тянулось и тянулось, медлительное, ласковое и жаркое. Редко-редко где в кронах мелькал желтый листок. Я работала здесь уже полгода.

Черный замок все так же спал, слуг больше не набирали, работы велись не слишком торопливо, только участившиеся визиты лекаря разбивали сонную тишину. Иногда лекарь оставался ночевать, тогда поднимался переполох на кухне, к ронсу Ингару присылали горничную – срезать свежий букет в опочивальню.

Похоже, лекарь чувствовал себя очень важной персоной. Пару раз я наблюдала его приезд. Четверка отличных коней, два здоровенных лакея на запятках вычурной кареты, суматоха среди горничных и слуг.

Сам лекарь был невысоким, округлым мужчиной средних лет. Лицо его, какое-то детское, с расплывающимися чертами и носом-кнопкой, всегда вздернутым в верх, было не слишком симпатично. Визгливым голосом он приказывал лакеям и однажды замахнулся тростью на своего кучера.

Не знаю, чем провинился кучер, но смотреть, как пригибается высокий, статный мужик было неприятно. Я радовалась, что мне не придется с лекарем общаться. Обращались к нему – ронс Сафт. Он не был высокородным, но держал себя очень надменно. Не мне судить, сколь велико его лекарское искусство, но к такому врачу я бы обратилась в последнюю очередь.