Сколько стоит ваше сердце? (СИ) - Матуш Татьяна - Страница 41

— Господа, вода и теплые полотенца на ночь, — раздался звонкий голос брюнетки-цаххе.

— Зачем нам столько воды? — громко удивился Маркиз. — Мы не лошади, нам и ведра хватит.

За дверью, видимо, коротко посовещались и оттерли брюнетку в коридор.

— Именем Священного Кесара откройте!

— Здесь правит Его Императорское Величество, Рамер Девятый. Он прикажет — откроем мгновенно.

— Уже нет! Час назад Кайора приняла протекторат Фиоля. Открывайте немедленно и, может быть, останетесь живы.

— Как страшно-то, мамочка дорогая, — заблажил Маркиз, засовывая в сумку камзол Эшери и свои вещи, разбросанные по комнате.

Второй замок разделил судьбу первого. Решетка со скрипом вывалилась из пазов и от двух крепких толчков ухнула вниз, зазвенев о камни двора.

В дверь долбили уже всерьез.

— Может, еще прощальное письмо оставишь? — съехидничал Монтрез, — а то давай, времени у нас навалом. Можешь даже в стихах.

— Вдохновение меня покинуло, — огрызнулся Маркиз.

— Для такой ерунды вдохновение не нужно, нужна лишь ровная поверхность и уголь из камина. Смотри и учись, пока я жив.

Повинуясь его пассу, из камина вылетел черный, остывший уголек и начертал на белой стене несколько фиольских рун.

Утешайся ж, милый, с кокотками,

И не лезь с объятьями жаркими!

Я не верь в любовь с решетками,

Мне по вкусу любовь — с пожарами!

В полнейшем обалдении перевел Маркиз.

— А теперь мотаем отсюда к демонам, — подхватив друга за пояс, Эшери шагнул с подоконника. Падение почти мгновенно превратилось в плавный спуск и вот сапоги коснулись цветных плит двора.

К ним уже бежали слуги.

Плавное, невыносимо красивое движение тонкой кисти превратило двор в громадный костер. Пламя взметнулось, яростное и хищное, безошибочно выбирая живые цели и в его гудении Маркизу почудилось животное удовлетворение.

Словно голодный зверь пришел на зов любимого хозяина и сейчас с удовольствием трапезничал.

Короткие волосы сами, помимо воли, зашевелились на затылке мальчика. До него вдруг и сразу дошло, почему все нормальные, вменяемые люди до оторопи, мгновенной седины и заикания бояться прекрасного, как сильф и мягкого, как девушка герцога Монтреза.

Не смотря на страшный жар, парню сделалось холодно.

— За мной, — сказал Эшери, — я бросил на нас воздушный щит.

И шагнул прямо в пламя…

Стараясь ни о чем не задумываться, Маркиз ринулся за ним. И огонь, действительно, не тронул его, как верный пес никогда не тронет хозяина и того, про кого хозяин скажет: "Свой".

— Держись рядом. Щит растягивать нежелательно, будет брать бездну сил.

— А ты что, еще будешь… — Маркиз не договорил. Но Эшери понял.

— Буду. Буду жечь всякого, кто заступит нам дорогу. В любом другом городе я был бы милосерднее, но здешний народ слишком хорошо управляется с оружием. Тут закон простой — успей первым.

— Это война?

— Да. Началась оккупация Кайоры. Немного раньше, чем мы предвидели.

— И куда пробиваемся? К зеркалу?

— В горы, — коротко бросил Эшери и, обернувшись назад, щедро полил улицу рекой золотого, яростного огня. Вопли горящих заживо подданных Священного Кесара провожали из несколько кварталов, не смолкая.

Дом Алеты горел огромной бенгальской свечой.

Где-то рядом залаяли собаки — истерично и зло. Хлопнули ставни. Заскрипела калитка. Город просыпался и наполнялся звуками.

— Сюда, — скомандовал Эшери, переходя с бега на очень быстрый, широкий шаг.

— Но здесь квартал знати. Я думал — мы через доки…

— Здесь плотность населения ниже, — на ходу пояснил Эшери, — и детей меньше. А если и есть, то под Огненный шторм не сунутся, их просто не пустят.

— Понятно, — ошарашенно кивнул Маркиз.

Порт открылся внезапно, после забега через три забора и два чужих фруктовых сада, разумеется, с собаками…

Море лежало у ног, как кусок небрежно брошенного черного шелка и тихонько, ровно дышало.

Эшери, не сбавляя хода, перемахнул через хилое ограждение, цыкнул на пару тощих, плешивых дворняг и безошибочно вывел Маркиза к низкому деревянному причалу, где качались кое-как привязанные рыбацкие лодки.

— Ты — водник, тебе и карты в руки, — скомандовал он, — глянь, какая лохань хотя бы в ближайшую клепсидру не потонет.

Маркиз послушно пригляделся, сощурив глаза.

— Да они тут все ничего. Но вон та, светлая, на ходу полегче.

— Рыскать будет, — недовольно поморщился Эшери, — ну да нам на ней не в Фиоль идти. С рулем справишься? Я парус подниму.

— Ты и это умеешь, — Маркиз уже почти не удивлялся, было некогда.

— Я вырос у моря.

— Это, конечно, многое объясняет… — спрыгнув в лодку, Маркиз распинал ногами какие-то тряпки, тыквенные фляги, старый черпак для воды и освободил руль. Эшери, тем временем, резким движением порвал цепь, кинул обрывки в воду и, сев на весла, в несколько широких гребков отвел краденую лоханку от причала.

— Парус поставим уже в море…

— Так ветра нет.

— Будет, — пообещал Эшери. Его плечи ходили ровно и мощно, работая тяжелыми веслами. Сзади просыпалась Кайора, еще не знающая, что проснулась в другой стране. Имело ли это значение для людей, которые сейчас со всего города сбегались к горевшему дому? Хотелось бы верить, что да. Но могло быть все, что угодно.

Про себя Маркиз решил, что его верность отныне и навсегда принадлежит лишь одному человеку. Вот этому странному герцогу, который предпочел уходить кварталом знати, а не доками, потому что "плотность населения…"

Потому что жертв будет меньше. И ему было глубоко плевать, что среди жертв могут оказаться высокородные господа.

Таких герцогов Маркиз еще не встречал.

Когда Кайора осталась далеко позади, а над лодкой развернулось серое, латанное в трех местах, но плотное крыло паруса, Маркиз спросил, слегка робея:

— Ваша Светлость…

Эшери повернул голову. Зеленые глаза выражали умеренное удивление — чего это вдруг приятеля пробило на официоз?

— Вы примете личную вассальную клятву от человека в котором, возможно, нет ни капли благородной крови?

— А ты дашь ее человеку, который едва не сжег полгорода. И, возможно, еще сделает это? — странным голосом спросил Монтрез.

— Мой лорд, я счастлив служить вам в радости и бедах. Быть щитом, рукой и посохом в дороге. И умереть за вас по первому слову, — сказал, словно выдохнул Маркиз. И замер в ожидании.

— Руль на лево, — отрывисто приказал Эшери, — и больше не отвлекайся. Я принимаю твою клятву, Маркиз, и, в свою очередь, клянусь платить за службу — честью, за верность — верностью, а за измену — немедленной смертью.

В туманной ночи лодка двигалась… куда-то. Берег исчез, звезд и луны не было, горы сливались с черной водой. На мгновение Маркизу стало не по себе. Он представил, как лодка налетает на рифы и разбивается в щепки, а их тела подхватывает волна и бросает на камни с силой парочки взбесившихся коней.

— Ты хорошо видишь в темноте? — все же уточнил он, почти не сомневаясь в ответе.

— Почти совсем не вижу, — безмятежно отозвался Эшери, — и заклятие ночного зрения мне почему-то не дается. Слишком тонкое воздействие, трудно оперировать таким потоком. Разница — как между ломом и вышивальной иглой. Наставник сказал, что это — издержки большой силы.

— Тогда куда, бездна нас возьми, несется это корыто?

— Вдоль берега к Свияжу. Нам нужно быть там к утру.

— Ничего не понимаю, — признался Маркиз, — как ты ориентируешься в этой банке чернил, где с трудом можно разглядеть собственные руки. Я не вижу ничего и все время боюсь, что мы наскочим на камень.

— Не наскочим. Я их слышу. Вода рядом с рифом говорит по другому.

— Ты же огневик, у вас традиционно плохие отношения с водой.

— Да нет, они прекрасные, — мягко улыбнулся Эшери. Его улыбку Маркиз скорее услышал, чем увидел, — вода мне не подчиняется, это так — но я ей и не приказываю. Я просто внимательно слушаю. Огонь — мой вассал. А вода хорошая соседка. С которой можно ругаться до драки — но лучше дружить.