Охота на сокола (СИ) - Снежная Александра - Страница 68

— А за что любят? — внезапно вскинула голову девушка, вонзаясь в Хока пронзительным лиловым взглядом.

Хок рассеянно пожал плечами и, секунду помедлив, улыбнулся:

— Не знаю… Любят просто потому, что любят! За то, что в хмурую и дождливую погоду рядом с любимой становится светлее и теплей. За то, что одна её похвала заставляет чувствовать себя непобедимым и всесильным, а когда она плачет, почему-то хочется горько выть самому. За то, что одной её улыбки достаточно, чтобы излечить нанесённые кем-то душевные раны. За то, что с неё начинается день и ею заканчивается^ за счастье просыпаться по ночам, чувствуя тепло её дыхания на своей груди. Есть тысячи простых и на первый взгляд незначительных мелочей, Цветочек, из которых составляется такое важное и значимое слово «люблю»…

Какой-то тихий, на грани слышимости, звук привлёк его внимание, и, прервав свой монолог, Хок шумно вздохнул, заметив, как горькие слёзы, скатываясь по щекам Фло, капают в её тарелку с кашей.

— Цветочек, — потянулся к девушке он, отставляя еду и собираясь обнять.

— Не трогай меня, — смежив веки, словно дневной свет причинял ей боль, глухо выцедила Фло, поджав дрожащие губы. — Уйди, пожалуйста! За что мне это? Господи, и зачем я тебя только опять встретила?

Она рванулась из объятий Хока, в каком-то диком и безумном порыве вскакивая с кровати и бросаясь к душевой за оставленными там ботинками.

Поймав её на выходе в попытке задержать, он совершенно не понял, что с ней творится и почему его слова о любви вдруг разрушили атмосферу зарождающегося чуда, внезапно превратив Фло в куда-то несущуюся истеричку.

— Отпусти, — вырываясь и отбиваясь от Хока, шипела она. — Мне надо выйти отсюда! На воздух! Подальше от тебя!

— Да что с тобой такое? Никуда я тебя не отпущу в таком состоянии! — прорычал Хок, скручивая девушку достаточно крепко, но так, чтобы не причинить травму или боль.

Пытаясь уйти от захвата, она попробовала поднырнуть под его руки. И когда дёрнулась вниз, тонкая золотая цепочка на её шее в пылу борьбы зацепилась за пальцы Хока и разорвалась.

Что-то круглое, висевшее на ней под футболкой звонко ударилось об пол, несколько раз подскочило вверх, а затем поскакало вперёд.

Срикошетив от ножки стола, оно неожиданно покатилось в обратную сторону, и мгновенно среагировавший на происходящее Хок успел резко накрыть его ступнёй.

Фло выскользнула из его тисков, но вместо того, чтобы убежать, вдруг остановилась в шаге от Хока, с каким-то безысходным страхом наблюдая за тем, как мужчина медленно наклоняется и поднимает с пола упавшее кольцо.

На миг Хоку показалось, что золотой ободок с пятью сверкающими камешками, расположенными по кругу, прожёг ему ладонь до костей. Он узнал бы его из тысячи, даже если бы прошло еще несколько десятков лет! Не было никаких сомнений, что сейчас в руке у него лежало… обручальное кольцо его матери Элис Хоккинс — то самое, что он отдал своей Дохлятине перед тем, как потерять её навсегда.

— Откуда у тебя это? — прохрипел Хок, и тяжёлая волна накатывающей ярости внезапно обожгла позвоночник, словно хлыст. — Ты где это взяла? Отвечай!

Испуганно моргая, Фло замерла, тяжело дыша после недавней борьбы, и вдруг в лице её что-то поменялось, напитывая каждую чёрточку отчаянием и гневом.

— Ты сам мне его дал! Ты!!! — она пронзительно всхлипнула, жгучие слёзы градом покатились по её щекам, и сквозь накатывающую истерику девушка отчаянно закричала: — Ты не узнал меня! Ты клялся, что найдёшь меня даже в Тааре, а когда встретил — просто не узнал! Ты обещал, что вернёшься за мной, а сам бросил умирать в том подвале! Ты предатель, Бен! Предатель и обманщик! Ненавижу!

В голову словно выстрелили из крупнокалиберной винтовки, вынеся мозги, и Хок, остолбенев от шока, захлебнулся собственным вздохом.

О чём она говорит?! Мать её, что за хрень она несёт?!

— Ты лжёшь! Ты не можешь быть ею! У Лэнси карие глаза, она слепая как крот была, и очки носила, потому что ей нельзя было делать операцию!

— Это линзы, — рыдая, выкрикнула Фло. — Сиреневые нанолинзы! Я без них ничего не вижу, и у меня…

Хок словно оглох. Больше ничего не понимал и не слышал.

Временная асфиксия.

Как сердцем об асфальт!

Душа в хлам, мысли всмятку, и только шум оглушительно пульсирующей в висках крови.

— Сними! — жёстко хватая её за руку, прорычал Хок.

Лицо его исказилось в какой-то жуткой гримасе, и Фло стало страшно. Она отчаянно затрясла головой, а багровеющий от ярости мужчина заорал:

— Сними эти сраные линзы, я сказал! Немедленно!

Испуганно засунув руку в карман, она вытащила оттуда ту серебристую трубку, предназначения которой Хок не понял, когда рылся в её одежде, и поочерёдно поднесла её к глазам, нажимая маленькую кнопку на корпусе. Когда вспыхивающий на конце странного устройства мягкий белый свет погас, девушка подняла голову и посмотрела на Хока.

Радужки цвета сольвейта…

Близоруко щурящимися карими с янтарными прожилками внутри глазами Дохлятины на него смотрела тэйдор Дэверо.

Эти глаза Бену снились по ночам. Эти глаза были его вечной пыткой и единственным спасением. Эти глаза…

— Лэнси…

Хок сделал шаткий шаг вперёд, протягивая начинающую дрожать ладонь к девушке, глядящей на него с откровенным ужасом.

— Не надо, — отступая, замотала головой она.

В пронзительной бирюзе его глаз полыхнуло алчное нетерпение. Пальцы поймали ткань футболки Фло, разрывая её с чудовищно прозвучавшим в тишине треском, отдающим в мозг, словно разряд тока.

Цветочек вскрикнула, ещё плохо понимая, что происходит, а окончательно слетевший с тормозов Хок крутанул её, поворачивая спиной к себе, стягивая остатки изорванной одежды и лихорадочно сверкающим взглядом исследуя кожу спины.

Рохля Дохлятина шагу не могла сделать, чтобы не пораниться чем-то. Бен помнил все отметины на её теле: шрам под лопаткой, когда маленькая дурочка зацепилась за кусок арматуры; ожог на плече в виде сморщенной капли; тонкий след от глубокого пореза над локтём…

Зачарованно трогая каждый из них, Хок часто моргал, не веря ни в происходящее, ни собственным глазам.

— Чуть ниже коленки, — низко прохрипел он, обходя дрожащую и прикрывающую руками грудь Фло по кругу. — Там должен быть еще один! Тот, что я сам зашивал!

В этот миг он был похож на тронутого шизофреника, пугающего девушку до икоты.

Фло попятилась и, зацепившись о попавший под ноги ботинок, неуклюже рухнула на пол, отползая от медленно опускающегося перед ней на колени мужчины подальше.

Она отбивалась и кричала. Но Хок был сильнее. А еще словно одержим бесами, рвущими в клочья его израненную душу.

Сдирая с неё штаны, словно полоумный маньяк, он добрался трясущимися руками до ног, и когда увидел то, что искал, замер, тяжело дыша и сверкая полыхающими безумием глазами.

— Дохлятина… — опустив голову, Хок тяжело ткнулся ею в голые колени девушки, и вдруг, ласково погладив их ладонями, прижался горячими губами к белому рубцу собственноручно зашитого им кривого шрама. — Ты живая… Вселенная, ты живая! Господи, спасибо! — обдавая жарким шёпотом покрывшуюся мурашками кожу Фло, всхлипнул он.

Это было — как взрыв. Яркая вспышка. Обжигающей волной накатило острое удовольствие, и Фло судорожно сжала коленки, едва не теряя сознание от ощущения горячей пульсации внизу живота, а потом закричала, сотрясаясь в болезненно-сладких конвульсиях, рыдая и бессвязно что-то бормоча.

Никогда. Ни с кем. Вот так — просто от одного прикосновения.

— Ты что, кончила? — дыхание вылетало из горла Хока с протяжным свистом, и в лихорадочно сверкающих голубых глазах теперь читалось чистое безумие.

— Без меня? — гулко сглотнул он.

Фло жалко скривила мокрые от слёз губы, стыдливо пытаясь закрыться руками и отползти от него подальше.

— Куда? — голосом, как у прокуренного алкаша, прохрипел Хок, крепко удерживая девушку за ногу и подтягивая к себе.

Его жёсткое, горячее тело навалилось на её дрожащее словно глыба, соприкоснулось с обнажённой девичьей кожей, и каждую мышцу Хока будто разрядом тока пробило. Затрясло. Как конченого наркомана. Да он и был таким! Сидел на своей Дохлятине пожизненно, как на системе. Дня не было, чтобы не снилась, в мыслях не приходила, не мучила глазами своими беззащитными, не ранила воспоминаниями, а тут… Живая! Такая взрослая. Сладкая. Тёплая. Родная.