Где ночуют призраки - Дубчак Анна Васильевна - Страница 17

• Предыдущая
• 17/29
• Следующая

— Ты к моей дочери? С ней что-то случилось? — теперь уже встревожился и Пузырев-отец. — Ну что ж, раз это так важно, а если бы было неважно, так ты бы и не пришел, пойдем к Маше…

И вся компания с Пузыревым-старшим во главе двинулась в сторону Машиной комнаты. «Ну все, Маша, тебе кранты», — с жалостью к сестре подумал Пузырек, не представляя себе, что же сейчас будет.

— Подождите, — вмешалась мама, — вы же испугаете девочку. Сейчас я зажгу лампу, а вы пока подождите за дверью. Я разбужу ее, подготовлю и приглашу вас.

Мама, включив свет, присела на постель к Маше и принюхалась, вдруг почуяв неладное. Осторожно тронула Машу за плечо и, когда Маша повернулась к ней, еще находясь в своих снах и выражая лицом глубокое страдание, ахнула. На лбу, носу и щеках Маши были густо замазанные йодом ссадины или даже небольшие раны. Она склонилась к спящей дочери, чтобы рассмотреть ее лицо, и услышала стон — это Маша инстинктивно оттолкнула того, кто сделал ей больно, надавив на разодранное колено и распухшую щиколотку.

Маша открыла глаза. Боль разбудила ее. Увидев перед собой мамино лицо, она облегченно вздохнула и, снова закрыв глаза, повернулась на другой бок, к стене.

— Маша, Машенька… — в голосе мамы зазвучали слезы. — Проснись на минуточку… Что с тобой случилось?

И тут уже Маша окончательно проснулась. Снова легла на спину и вздохнула. Затем, поморщившись от боли, села на постели и осмотрелась.

— Мам, не переживай, я просто упала с велосипеда. Все нормально. Я была в травмпункте, мне сделали снимок, — тараторила она. — Перелома нет, просто растяжение, но нужно делать теплые ванночки и туго бинтовать. Колено… Там содрана кожа, наложили швы, тоже все нормально. Никакого криминала.

— Хорошо, тогда скажи, ты сможешь сейчас ответить на некоторые вопросы, которые тебе хочет задать один человек?

Маша резко обернулась и увидела теснящихся в дверях Горностаевых, Никитку и отца. Их тревога передалась и ей. Взглянув на окно и сообразив, что ночь и что вряд ли ее стали бы будить, если бы не случилось ничего серьезного, она вопросительно посмотрела на маму.

Пузырев-старший подтолкнул Олега Васильевича Горностаева вперед, мол, задавайте свои вопросы.

— Маша, извини, что разбудили. Но у меня к тебе есть несколько вопросов. Да только задавать я должен тебе их с глазу на глаз.

Мама демонстративно вышла из комнаты, хлопнув дверью.

Маша с любопытством и страхом уставилась на ночного гостя. Это был отец Сереги — человек, имя которого наводило страх на многих в этом кишащем преступниками городе.

— Если вы про Атаева…

— Атаев? Кто это?

— Мой одноклассник. — Маша была уверена, что Горностаев-старший будет расспрашивать ее о том, что случилось сегодня днем и почему Машу привезли в Москву какие-то женщины. — Я была у него на даче, но родителям и брату ничего не сказала. Но ведь это же не преступление…

— И что случилось на даче? Там был Гамлет? Он о чем-то расспрашивал тебя?

— Какой еще Гамлет? Вы что?

— Как это — какой? Тот самый, что преследовал тебя! — тут уже и Олег Васильевич начал выходить из себя.

— А… — вспомнила Маша. — Так он из другой оперы.

— Какой еще оперы?

— Черный человек. Вы про того парня во всем черном, который преследовал меня?

— Ну конечно.

— Так его зовут Гамлетом? И что же вы про него знаете?

— То, что он связан с одной особой, служащей Московского Водоканала. Некоей Логиновой. — Олег Васильевич еще не понял, что Маша ничего не знает ни о Логиновой, ни о том, что ее преследователя зовут Гамлет.

— Я ничего не знаю про Логинову.

— Хорошо. Тогда взгляни сюда.

Он достал фотографию Логиновой, которую ему дали в Водоканале.

Маша взяла ее и долго рассматривала:

— Вы знаете, мне кажется, я ее где-то видела… Но вот где… Подождите…

И Маша, закрыв глаза, мысленно перенеслась на море, в Ялту, на пляж и даже услышала голоса… «Здесьсвободно?» «Да, — ответил мамин голос. — Вы такая беленькая… Что, недавно приехали?» Маша тогда еще поразилась, как это можно быть такой общительной, чтобы вступать в беседу с совершенно незнакомыми людьми.

— Я вспомнила. Эта женщина отдыхала с нами в Ялте. Мы разговаривали с ней на пляже. Мама с ней разговаривала.

— И о чем же? И это точно она?

— Можете спросить у нее самой.

— Тамара, можно вас на минутку! — позвал Олег Васильевич, и Тамара, словно только и ждала, когда ее позовут, впорхнула в комнату.

— Взгляните, пожалуйста, на эту фотографию. Вам знакома эта женщина?

— Конечно знакома! — воскликнула радостно мама. — Не знаю, правда, как ее зовут, но она лежала с нами рядом на пляже. Милая, симпатичная женщина.

— Она сказала вам, откуда она?

— Да, кажется, с Украины…

— Странно… Вообще-то она работает в Московском Водоканале. Некая Логинова Татьяна Николаевна.

— Понятия не имею. Это же обычное пляжное знакомство.

— Хорошо, спасибо. Можете быть свободны. А ты, — обратился он к Маше, когда они снова остались одни, — расскажи мне о том, что случилось с твоими ногами.

— Говорю же — упала с велосипеда! — упрямо стояла на своем Маша, не собираясь рассказывать, что случилось на самом деле, и не желая распространяться о причинах своего побега из «райского» сада Атаевых.

— Да я вовсе не о том! — всплеснул руками Горностаев. — У тебя, как мне сказал Сергей, сильно выросли ноги. Как ты это определила?

И тут Маша, совершенно сбитая с толку, уставилась на Горностаева, как на сумасшедшего: где это видано, чтобы человека разбудили посреди ночи только для того, чтобы выяснить, на сколько размеров выросли ее ноги?! Ну уж нет, это слишком. И это ее личное, можно даже сказать интимное, дело.

— Я целый месяц проплавала в море, да еще и в ластах, вот у меня ноги и выросли, — ответил кто-то внутри Маши, какая-то ответственная девочка, явно испытывающая уважение к старшим.

— Понятно. Но как ты это определила?

И тут Маша вспомнила, как совсем недавно примеряла мамины красные туфли. Ей захотелось покуражиться над этим чрезмерно серьезным и взрослым человеком, к тому же еще и занимающим такой ответственный пост, и она с улыбкой сказала:

— Ну что ж, я вам, пожалуй, все расскажу. Только попросите мою маму принести мне мои пляжные шлепанцы.

— Машенька, я сейчас все принесу, — послышалось из-за двери, и Маша прыснула в кулак: «Как не стыдно, она все подслушивала!»

Горностаев взял принесенные шлепанцы и уже более плотно прикрыл дверь.

Маша, между тем откинув одеяло и демонстрируя взрослому дяде свои страшно перебинтованные ноги, в некоторых местах даже со следами запекшейся крови, как партизан после пытки, взглянула на него — суровее некуда.

— Объясняю. Вот эти вот шлепанцы, в которых я приехала на море, в самом начале нашей поездки были мне чуть великоваты, а теперь, можете взглянуть сами, они мне жутко малы.

С этими словами Маша попыталась надеть на здоровую, не перебинтованную ногу один из шлепанцев. И Горностаев убедился, что она говорит правду. Но если так, то выходит, Машина нога выросла даже больше, чем на два размера.

Все еще продолжая веселиться над забавным и совершенно «тормозным» дядей, Маша вскочила с постели, допрыгала до шкафа, раскрыла его, но, вспомнив, что мамины туфли она вернула на место, попросила Горностаева, чтобы принесли их.

Надо было видеть выражение лица мамы, когда она появилась в комнате с коробкой.

«Валя, ты что-нибудь понимаешь?» — донеслось до Маши уже через закрытую дверь.

— Значит так, — она все еще находилась в кураже, и теперь ее было трудно остановить. — С одной стороны, как вы только что успели убедиться, нога моя выросла, причем здорово, так?

— Так. — Горностаев был более чем серьезен. Он, даже разговаривая с Машей, не отрывал глаз от шлепанцев. — А при чем здесь туфли? Ты тоже привезла их из Крыма?

— Нет, это мамины туфли, которые я время от времени примеряю, чтобы выяснить, скоро ли и мне можно будет носить обувь на таком высоком каблуке, — вынуждена была признаться она в своих чисто женских слабостях. — И что бы вы думали?

• Предыдущая
• 17/29
• Следующая