Боевой 1918 год-3 (СИ) - Конюшевский Владислав Николаевич - Страница 35

– Чур! Твою мать! У нас что – получилось? Не… твою мать! Не может быть! Поверю только когда это все это руками лично пощупаю. Но как? Как?! Как ты им так голову заморочил что эти два «фона» с тобой согласились?! Я ведь до последнего сомневался! Да и сейчас…

Глядя на перевозбужденного усача, лишь ухмыльнулся:

– Да фигня война. Просто я им сделал предложение, от которого они не смогли отказаться. Тут главное правильно подобрать время и аргументы. И ты такому научишься! Хотя, о чем я? Уже научился!

Это я вспомнил ответ Семена нервному полковнику. Фон Вебер тогда несколько удивился какому-то несколько нерусскому подходу при ведении переговоров. А идеологически испорченный мною Буденный, расправив усы, неожиданно пояснил, что скинутая народом царская «элита» несколько сот лет сдерживала порывы души граждан России. И что отныне никакого ложного «великодушия» за свой же собственный счет у нас не будет. То есть из поверженного противника станем вытряхивать все, вплоть до исподнего, полностью принимая истинно европейские понятия ведения войны. Будущий маршал говорил это совершенно искренне так как его казачья душа, взращенная на сказаниях о «дуванах», всем сердцем восприняла мой постулат, что война должна приносить прибыль.

Фрицы тогда впали в некоторое замешательство а я, для усиления эффекта, ощерился как можно похабнее. Оскал получился кривеньким, так как вспомнился мне один француз еще из той жизни, встретившийся в аэропорту Триполи. Он посчитал меня за испанца, поэтому болтали мы будто земляки. И что-то вдруг разговор коснулся русских. Лягушатник вскользь заметил, что к русским относится с презрением, считая их за полных лохов. А на мое удивление пояснил – дескать еще в восемьсот четырнадцатом году русские имели все возможности полностью разграбить Париж, но не сделали этого. Да и потом на протяжении всей истории только подтверждали свою лоховатость. Именно поэтому нормальные люди (сюда он относил всех европейцев и частично американцев) их презирают, держа за деревенских дурачков.

Ну а я для себя понял, что все эти благодарности «за освобождение» или «за спасение» щедро политые русской кровью и озвученные на самом высоком уровне, яйца выеденного не стоят. Уж очень превратно простые западные люди воспринимают постоянную халяву с нашей стороны. Но теперь все изменится. Благо Жилин придерживался тех же взглядов и можно с уверенностью сказать, что отныне за любое наше телодвижение будет браться полная плата. С лихвою. Что мы в общем-то сейчас и продемонстрировали.

А пока мы возвращались обратно, на фоне общего возбуждения, меня постоянно терзала мысль об упущенных возможностях. Я имею в виду что сейчас и конкретно на этой дивизии мы наваримся. Думенко и Пархоменко, действующие севернее, тоже своего не упустят. Но вот насчет остального добра, которое сейчас активно переправляется с Малоросии в Рейх… Вот как подумаю, аж кошелек сжимается! Но главное, что и помешать этому невозможно. Просто нельзя объять необъятное и если мы уйдем в глубокий рейд начав чихвостить фрицев в районе Киева (чтоб наверняка), то толком все равно ничего не получится. Во всяком случае трофеи не вывезешь. Там нас и немцы, и гайдамаки гонять начнут. Так что уж лучше синица в руках… Хотя, конечно, жаба душит. Но тут утешает одно – через совсем небольшое время все сторицей компенсируется. Когда репарации с поверженного врага станем получать. Конечно, кроме продуктов. Их германцы точно сожрать успеют. Но продукты мы можем и закупить, а вот трофейные заводы нам точно пригодятся…

После вполне удачного завершения первого раунда переговоров, когда я уже чуть не наяву грезил несметными дивизионными богатствами армии кайзера, немцы неожиданно повели себя как последние колхозные проститутки. Вернее, как – два дня была тишина. Ну это нормально. Наверняка «партнеры» взяли паузу для осознания моих хотелок и смирения с горечью потерь. Единственно что удивило и насторожило так это радио от штаба фронта, в котором говорилось о том, что наша разведка засекла вывод нескольких вражеских подразделений с линии соприкосновения куда-то в тыл. Я было напрягся – а ну как фрицев жаба заела, и они вместо сдачи имущества решились на обширные контрпартизанские мероприятия? Тем более что с их стороны снялось до двух батальонов. А это весьма серьезно. Но мои ребята никого не засекли поэтому все успокоились в ожидании дальнейших действий германцев. И эти действия последовали. На третий день к месту оговоренной встречи прибыл на бричке важный ефрейтор (и это после генералов да полковников!) и передав пакет дозорным, чинно упылил обратно.

Еще через два часа пакет был доставлен мне. Вскрыв конверт, я прочел послание и крякнул. Стоявший рядом Буденный нетерпеливо пихнул командира в бок:

– Ну что там? Не томи!

Пожав плечами, ответил:

– Если вкратце, то нас послали на хер.

Семен, выдав неопределенный артикль – «мля…» забрал у меня бумагу и сунув ее Бергу, затребовал:

– Читай. И сразу переводи!

Пока барон с выражением озвучивал написанное собравшимся вокруг краскомам я, молча закурив, пытался обдумать случившееся. Блин! Вот просто непонятно с чего это фрицы настолько оборзели? Ведь так хорошо все начиналось… Или они бессметными себя почувствовали? Опять-таки нас обозвали нехорошо. Вот прямо так и написали, что немецкое командование не ведет переговоров с бандитами. Интересно, а когда в первый раз говорили их ничего не тревожило? Или мы «бандитами» становимся в зависимости от настроения германского генералитета?

Реакция моих командиров тоже была недоуменно-матерной. И если комбаты ограничивались небольшими загибами, то Буденный, не сдерживаясь, выдал от всей души. Я же, не особо обращая внимание на поднявшийся гомон, пытаясь поймать какую-то ускользавшую мысль, уставился на зажатую в пальцах папироску и глядя на дым, озвучил:

– Чего же у них такого произошло, что они настолько осмелели?…

И тут умница Михайловский выдал:

– Может быть германцы нам просто не поверили? – а поймав мой взгляд продолжил – Они ведь не знают наших возможностей! Вот и не поверили в то что мы может осуществить свои угрозы. Тогда и снятые с фронта войска сюда хорошо вписываются. Из них немцы на всем пути отхода, в ключевых точках создадут швертпункты для контроля и в общем-то все…

Я, ободренный подсказкой, подхватил:

– Точно! Наверняка они считают, что мы можем контролировать километров тридцать-пятьдесят территории. И уйдя за это расстояние фрицы спокойно поедут дальше уже без всяких помех. И даже если мы подорвем все, о чем говорили, то это дистанция одного ну пусть двух пеших переходов. Так что сбитые ноги солдат, вполне хорошая компенсация сохраненным дивизионным запасам. Ну а дивизию на марше только самоубийца станет атаковать…

Комиссар осторожно вклинился в образовавшуюся паузу:

– И что?

Ухмыльнувшись ответил:

– Как что? Все нормально. Противник несколько недооценил наши силы. Если они думают, что взяв под усиленный контроль станции в Самохино, Дербеневке и Тихом Логу да пустив патрули вдоль железки, заживут хорошо, то они ошибаются. Мы ведь уже все что надо заминировали. И провода вывели так чтобы подрывники не попадали в зону действия контроля. С расстоянием немцы тоже ошиблись. Почему-то им не пришло в голову что мост за Елинками тоже легко взлетит на воздух.

Пташкин, на котором и висело все саперное дело возбудился:

– Что, там рвать прямо полным зарядом? Чтобы быки снесло?

Пришлось притормозить пироманьяка:

– Э-э-э… Нет! Он нам самим еще нужен будет. Бахнуть надо так чтобы ремонта было недели на две-три не больше. Можно так сделать? Или там сразу все сдетонирует?

Минер солидно кивнул:

– Можно. Мы же так сразу и обговаривали… Поэтому заряды с этим учетом и заложили.

Я кивнул:

– Ну вот и хорошо. Жалко, конечно, что фрицы кочевряжиться начали. Ну если они захотели действовать как в сказке про Аленький цветочек, то так тому и быть.